Физик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поднял небольшой кусок камня и с силой запустил его в ближайшее дерево, чем сразу же приковал к себе внимание со стороны ближайших часовых. «На одной чаше весом моя мама, а на другой сотни тысяч безвестных бойцов и командиров… Проклятье… Где-то рядом загибаются подольские курсанты. Пацанам чуть больше девятнадцати лет, а они с радостью умирают за каждый метр Подмосковья. В паре десятков километров отсюда стоят насмерть бойцы знаменитой Панфиловской дивизии. А сколько еще тех, чье имя мне неизвестно? Сколько из них, ляжет в землю безвестными и не отпетыми? Боже, я ведь нахожусь в том самом времени и том самом месте, о которых мечтал едва ли не каждый советский мальчишка!». Он прекрасно помнил, как ребенком бегал с палкой и представлял себя героем-панфиловцем или подольским курсантом. Тщательно сдерживая рыдания, он со своими друзьями смотрел фильм о страшной гибели молодой девушки Зои Космодемьянской, с мужеством вытерпевшей все пытки зверей в людском обличие. Не выдерживая накала, они пытались стрелять в фашистов на экране из рогаток…
Чувство вины, словно многотонная плита, давила на его плечи, не давая вздохнуть, как следует грудью. Он с горечью понимал, что ему придется сделать выбор между двумя дорогами. Выбор был не просто броском игральных костей и подсчетом выпавших чисел. Это было экзистенциональное решение, которое должно было определить или его личную судьбу или судьбу целой страны. «Нужно выбрать… Черт, нужно выбрать между одним и вторым… А если не выбирать⁈ Неужели я не успею сделать и то, и другое. Здесь ударить со всей силы так, чтобы сопли и зубы в сторону полетели. После сразу же рвануть на Запад… Только удар должен быть жестким, страшным, чтобы с ног валил, в землю вбивал, заставлял кровью харкать и орать от дикого ужаса!».
Будучи настоящим ребенком страшного XX века, видевшим ужасы многочисленных войн и утилитарный цинизм постсоциализма, Теслин прекрасно понимал, что страшное зло, каким является нацистская Германия, можно победить лишь еще большим злом. Здесь нельзя разводить церемонии и сопли, раздавать реверансы союзникам направо и налево. Нужно, собрав все силы в кулак, бить со всей доступной мощью в одну точку. Нельзя никого и ничего жалеть, как это делали в прошлой истории. «Нужно ударить так, чтобы они напугались до чертиков в душе…».
— Подъем! Сигнал к отправлению! — неожиданно для всех ученый вскочил с места и закричал. — Приготовиться к бою!
* * *
Здесь на восточной окраине Юхнова еще держались остатки сводного отряда командиров и курсантов Подольских пехотного и артиллерийского училищ. Из полка в три с половиной тысячи штыком, занявших оборону в Ильинском укрепрайоне и тем самым закрывших путь на Москву, за неполные семь дней боев осталось лишь триста девятнадцать человек. Севернее их из последних сил держались десантники из тридцать первой дивизии, с которыми уже сутки не было связи.
— Э-э, кто здесь? — командир с окровавленной повязкой на глазах, заботливо укрытый шинелью, нервно дернул головой. Среди развалин каменного дома кто-то шел. Рука с перебитыми пальцами стала царапать кобуру, в попутке достать пистолет. — Эй? Отзовись, а то гранату кину! — не было у него никакой гранаты. Последнюю еще сутки назад использовал, подорвав немецкий броневик. Рука вцепилась в кусок кирпича. — Чего уже выдернул…
— Товарищ старший лейтенант, это я! — из-за полуразрушенной стены дома вылез худой красноармеец и, пригнувшись, пошел к командиру. Зябко ежась, он хлопал себя по бокам в попытках согреться. Понятно теперь чья это была шинель. — Курсант Леонов! Витя… Виктор Леонов из третьей роты! Воды раздобыл. Вам же попить нужно.
Повернув в ту сторону голову, командир кивнул. Явно узнал голос.
— Вот, товарищ старший лейтенант, — Виктор осторожно поднес к губам раненного фляжку, к которой тот сразу же и припал. Пил жадно, долго. Видно было, что давно уже от жажды страдал. — А это парни из второй роты передали. Давайте, чуть отхлебните. Согреетесь немного.
В руках курсанта появилась вторая фляжка, от которой остро потянуло спиртом.
— Согреться — это хорошо, — пробурчал лейтенант, стуча зубами. От потери крови все никак согреться не мог. — А сам? — он схватил курсанта за рукав и с силой дернул. — Чего шинель снял? Простудишься…
Леонов в ответ тяжело вздохнул. Какая теперь разница? Скоро им всем немец так прикурить даст, что жарко станет. Сейчас поди обедают, а после опять попрут: пехота, танки.
— Ничего, тепло еще, товарищ старший лейтенант, — преувеличено бодро ответил курсант, радуясь, что ротный ничего не видит: ни его бледного лица, ни посиневших губ, ни дрожащих от холода рук. — Как к вечеру дело пойдет, одену.
— Леонов… Витя? — лейтенант снова схватил его за рукав. — Что там Комаров? Думаешь, дошел?
Курсант, скривившись, опять вздохнул. Чего ему ответить? Его товарища Саньку Комарова еще утром гонцом отправили за помощью. До позиций десантников из тридцать первой дивизии было не больше пяти километров. Гонец давно уже должен был добраться, если только его немцы не перехватили.
— Конечно, дошел, товарищ старший лейтенант, — Леонов старался, как мог, что его голос звучал увереннее. — Саня ведь мой закадычный друг, наши койки в казарме рядом стояли. Боевой парень! Везде первый: и в учебе, и в поле! Даже медаль имеет за спасение утопающих. Он обязательно пройдет там, где другие не смогут.
Слушая его, лейтенант криво улыбался. Непонятно было, то ли верил, то ли нет. Хотя дальше стало ясно, ни единому слову он не верил.
— Вы лежите, товарищ старший лейтенант, отдыхайте, — услышав хлесткие выстрелы, быстро заговорил курсант. Похоже, еще одна атака началась. Может и последняя для них. Он подтянул ближе винтовку, проверил подсумок на поясе, где осталось с десяток патрон. — Я на позицию пойду. Сейчас немцу прикурить дадим и снова к вам вернусь. Полежите немного. А вечером костерок разожжем, похлебку сварим, поедим.
Он уже развернулся, но лейтенант в его рукав вцепился.
— Леонов… Слышишь, Виктор? Спасибо тебе, парень,
