Мириад островов - Татьяна Мудрая

— Вот как. В любом случае я хочу такое подтверждение дать. Чтобы впредь ей не было никакого укора. Доверить Орихалхо монастырское сокровище в официальном письме.

— Каким образом из трёх возможных? В виде опекаемого имущества, или дара без ручательств, или в раздельное пользование?

— Поясните невежде разницу.

— Если мэс`Орихалхо — надзирает за некими принадлежащими вам ценностями, вы имеете право потребовать отчёта. И в той же мере имеют это право те официальные лица, которые хранят закон помимо вас обоих. В случае, когда не требуется никаких ручательств, даритель навсегда отрекается от своего добра. Раздельное пользование предусматривает, что до известных пределов и на известных условиях нажитое одной стороной добро можно считать совместным.

— Последнее мне подходит.

Юрист покачал своим белейшим головным обмотом:

— Не спешите. Разве вам не намекнули? Именно так скрепляется в нашей стране договор о супружестве. Ибо стержень брака — то вено, которое муж отчуждает от себя и передаёт жене в залог. Или, иначе, — оговаривает её долю при совместном владении.

— Тогда остановимся на среднем. За свои вещички я не держусь.

— Благородное решение. Однако в подобном случае к документу о дарении должна быть приложена подробная опись, сделанная официальными лицами. Вы можете задержаться в столице ради такого?

— Не хотела бы. Представляю, какая это канитель.

— Да?

— В смысле, что длится до бесконечности. Как спутанная лента… или молочная тянучка.

— А. Вас не устраивает вкус… — он тонко улыбнулся.

— Вертдомского бумагомарательства. Того, что в Рутене именуют бюрократизмом. Нельзя ли обойтись меньшими усилиями?

— Первый вариант. Опекунство по обоюдному согласию.

— Обуза и цепи для нас обеих.

— Тогда заключайте союз — такое возможно и без согласия противной стороны, тем более что мэс`Орихалхо действует перед скондскими негоциантами, прикрываясь именно вашим с ней негласным браком. Объём разводной неустойки определит честь ваших знакомых бернардинок, а это самая твёрдая монета в Верте.

— Вы можете составить договор прямо сейчас? Я заплачу.

— Не сомневаюсь в этом, — подтвердил кади со странной интонацией. — Заплатите. Так в качестве кого записать вас — супруга или супруги?

— Послушайте. Вы согласились беседовать, понимая мои непростые обстоятельства…

— И никоим образом не собираюсь как-то вас уязвить. Видите ли, вено, или махр, даёт супруг. Хотя бы формально: если женщина берёт за себя неимущего или неимущих, она может одолжить ему или им небольшую сумму с оговорённым возвратом. Но вам ведь нужно противоположное. Также числить вас — не мэс`Орихалхо — в мужчинах противно разуму. Но вот идея. Возможен иной выход — перевернуть ситуацию. Счесть находящееся в сундуках уже принадлежащим мэс`Орихалхо по праву брачного займа: тем паче проценты, идущие вам, уплачиваются из жалованья старшего командира. Тогда пользование сундуками приобретёт статус вполне законного, а вы сможете вернуть своё либо после развода — каковая процедура в Сконде несложна, — либо по первому требованию уплатить вам долг.

— Уф. Мало что поняла, кроме главного. Что всё это возможно.

— Тогда один из моих писцов составит договор никаха, я как лицо официальное подпишу за Орихалхо, вы — за себя саму. Одна бумага пойдёт вам, другая останется у меня. В конце концов, это значительно поднимет репутацию обоих: как ба-инхсана, так и рутенки.

— Погодите. Если ей не понравится?

— Я говорил уже, что развод очень просто совершить. Один из вас должен на словах трижды подтвердить свободу другого.

— И всё?

— Именно, — он кивнул. — Но должен предупредить, что ваша связь с другим мужчиной, если она совершается с согласия мэс`Орри, может быть сочтена любодеянием, что порицаемо, но не наказуемо. Связь же без подтверждённого согласия другой стороны есть прелюбодеяние к смерти.

— Я и не подумаю выходить из её воли, пока длится брачный союз, — сухо ответила Галина.

«К смерти? То есть смертный грех всех религий? Наверное, так».

— Тогда я зову помощника.

— Сколько я должна судье консультацию и работу? — сказала девушка, принимая готовый документ и одновременно вставая с места.

— Господин наш Амир Амиров платит нам щедрое жалование, — ответил кади. — Пошлины собирают его служители, стоящие на въезде и на выезде из столицы, но не я. Вы с мэс`Орри ничего мне не должны: помимо своего благоразумия, разумеется. Которое вы должны теперь в полной мере выказать. Так вы не желаете разделить с нами полуденную трапезу?

По его тону Галина поняла, что хотя гостеприимство он предлагает от всей души, чем-то в официальной части, которую оно призвано увенчать, судья недоволен. И лишь оттого ни на чём не настаивает.

Перед лицом здешних Ганнибалов Вард-ад-Дунья держала себя истинной Капуей, роскошной и разнеживающей. Поэтому здесь было множество крошечных заведений по распитию чая, окрашенного во все цвета радуги, кроме разве синего. Пурпурно-фиолетовый достигался с помощью сока гибискуса или ежевики, оранжевый и жёлтый — шафрана, коричневато-зелёные и буро-красные тона были присущи напитку от природы. Галина села на подушку, заказала себе большой чайник и глубокое блюдце с кусочками тягуче-сладких заедок. Налила чай в широкую чашку — остудить. И развернула свиток на колене.

Вроде как все имена и родственные связи отражены правильно. Про себя она сообщила лишь то, что знал любой из вертдомцев, не желающий сильно углубляться в иноземные родословия, насчёт Орри судья с помощником каким-то образом знали больше неё самой. Буквенные извивы и юридические хитросплетения, и те, и другие — выдержанные в лучших скондских традициях, в общем, сводились к тому же, на что намекал сам кади.

«Всё в порядке, — подумала Галина, — теперь вот только бы этим питьём не залить. А то получится, как у Милорада Павича: пейзаж, нарисованный чаем. Юридической силы, возможно, и не потеряет, да неловко».

И скатала рулон обратно, стянув старой резинкой от волос. Ничего подобного в Верте до сего дня не придумали — все документы атласными лентами обматывают.

В караван-сарае она хотела сразу просветить Орри насчёт их супружества, но та заскочила лишь на короткий миг, только и успев промолвить:

— Берём нового человека в порожнее седло. Мы тут все, не исключая меня самой, ученики, Армени — половина ученика, а Рауди ибн-Яхья воспитывался в Твердынях Чистоты с самого младенчества.

— Но ты же сама говорила, что он хвастун и фанфарон!