Безвременье и временщики. Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-е — 1760-е годы) - Евгений Анисимов

Дмитрий скончался малолетен. После его родилась дочь Матрена, которая воспитана была у свойственницы нашей Матрены Петровны, бывшей прежде в замужестве за Афанасием Денисовичем Даниловым; у оной вдовы несколько и я жил и грамоте учился, о которой впредь упомяну пространнее. Матрена Петровна сестру мою Матрену выдала в замужество ландмилицких полков за капитана Пятова. Она, жив с ним несколько лет, скончалась, будучи с ним при полку на Украинской линии[110], оставила после себя двух дочерей, которые после ее смерти в разные времена скончались девицами. Муж ее, по смерти жены своей, женился вскоре на третьей жене и, пожив несколько лет, умер; оставил он после себя наследником первой своей жены сына, который за разные бездельства и преступления, воровство и обман, сослан в ссылку.

Брат мой Егор воспитан по большей части и выучен грамоте от отца своего. Он отдан был для обучения читать и писать российской грамоте в Туле к дьячку; а по выучении грамоте взял его к себе тульский помещик, отцу нашему свойственник, Иван Александрович Нестеров, у которого он жил до совершенного возраста. Потом Егор записался служить в первый Московский полк и в 1735 году с полком пошел в Турецкий поход, где находился до окончания той войны, который мир заключен 1738[111] году. Будучи он в оной службе, пожалован был через несколько лет сержантом и взят на ординарцы к князю Никите Юрьевичу Трубецкому, который в показанном Турецком походе был генерал-крицкомиссар; он определил Егора Васильевича от себя курьером, посылал его часто в Москву и Петербург, по тогдашнему обыкновению верхом. Почитали оную верховую езду за солдатскую исправку и крепость, дабы скакать день и ночь, суток десять не спать, отчего слабые люди не могли такой чрезъестественной тягости понести; получа чахотку, лишались вовсе своего здоровья и даже жизни; а которые находили в себе больше других сил противиться сей непомерной трудности, в подкрепление своего труда от бессонницы прибегали они к винной помочи, отчего нечувствительно привлекали на себя привычку пить вина без времени более обыкновенного. Так и брат наш Егор Васильевич навлек на себя оную страсть, которая едва ль не прекратила и жизнь его прежде времени. По нынешнему учреждению курьеры ездят в кибитках и поспевают из Волохии[112] в Петербург в девятый день, чего верхом учинить никак невозможно.

Брат мой Егор, дослужась в первом Московском полку до поручиков, переведен был из оного в Смоленский полк, и, быв в 1740 году в шведском походе[113], оставлен капитаном в 1756 году. В Москве он женился на неизвестной персоне, потом, приехав с женою в Петербург, определился к полиции и был при оной должности в Москве. Была у него от супружества его одна дочь, которая, немного пожив, скончалась малолетна, а он, время от времени ослабевая в своем здоровье, пришел до такого расслабления, что в 1761 году скончался от рождения на сорок пятом году. Исключая его страсть и привычку к вину, он был весьма доброй души человек, незлоблив, добросердечен, набожен; хотя был и недостаточен, будучи в полках кроме жалованья доходу ниоткуда не имел, но чистотою в платье и всею опрятностью многих превосходил, кои достаточнее его были. По смерти его и жена его скончалась вскоре.

Брат мой Василий, изучась несколько грамоте в доме отца нашего, потом, живучи у сродственника, который отцу нашему был внучатый брат, Ивана Васильевича Афросимова, докончал учение российской грамоте читать и писать; а как оный Афросимов от пяти лет своего рождения был слеп и ничего не видел, то брат мой, живучи у него, был его глазами, смотря за всем дяди своего домом и имением, и дядя великую во всем делал брату моему доверенность. Дядя наш был притом богомолец: у него всякий день была в доме его служба, поутру, ввечеру и в ночи, подобно как в монастыре, только кроме обедни. Отправляли оную службу его домашние люди, да и сам он Афросимов, затвердя наслышкою из Псалтыри несколько псалмов наизусть, читал оные твердо и пел с людьми вместе; он, по лишении глаз, не мог видеть красоту сего земного света, за тем находил себе удовольствие большое награждать свой слух пением и молитвами.

Афросимов получил после родственников своих по наследству немалое число деревень. Имея по себе ближних двоюродных племянниц, коим по закону следовало быть после него во всем наследницами, однако не сделал он так, ибо слепые ушами более натурального слышат: вознегодовал неусыпный богомолец на своих племянниц, якобы в непочтении к нему, и избрал по себе наследником себе без родства однофамильца Афанасия Левонтьевича Афросимова ж, утвердил ему все имение по духовной. Когда слепой ослабевал в болезни и приходил к концу жизни, тогда отдавал свою духовную наследнику в руки, а когда получал от болезни малое облегчение, тогда возвращал свою духовную от наследника к себе, почему дознаться нетрудно, что он был не без сумнения в избранном наследнике поручить ему свое имение при жизни.

В 1735 году публиковано было указом, дабы все недоросли дворянские дети явились в Герольдию, при Сенате, на смотр; а по рассмотрению Сената, по желанию каждого недоросля, отсылали записываться в школы или в службу, куда кто пожелает. Тогда и брат мой Василий, в 1736 году, записался в Артиллерийскую школу. Оная школа была еще учреждена вновь на полковом артиллерийском дворе, и было в оную прислано из Герольдии дворянских детей, бедных и знатных, по желанию, семь сот человек. А как в новой школе не было ни порядка, ни учреждения, ни смотрения, то через четыре года разошлось оное большое собрание, без позволения школьного начальства, по разным местам, в настоящую службу, куда кто хотел записались, а осталось только некоторая часть дворянских детей, кои прилежали охотно и хотели учиться.

Но великий тогда недостаток в оной школе состоял в учителях. С начала вступления учеников было для показания одной арифметики из пушкарских детей два подмастерья; потом определили, по пословице «волка овец пасти», штык-юнкера Алабушева. Алабушев тогда содержался в смертном убийстве третий раз под арестом, был человек хотя несколько знающий, разбирал Магницкого печатной арифметики[114] и часть геометрических фигур показывал ученикам, почему и выдавал себя в тогдашнее время ученым человеком, однако был вздорный, пьяный и весьма неприличный быть учителем благородному юношеству, где учитель должен своим добрым нравом, поведением и хорошими поступками во всем учении образцом быть; а он редкий день приходил в школу непьяный. Видно, что тогда был великий недостаток ученых людей в артиллерии, когда принуждены были взять и определить в школу учителем колодника и смертоубийцу.

Напоследок, для поправления в школе порядка, еще определен был, сверх штык-юнкера Алабушева, капитан Гринков, у которого не было левой руки по локоть. Человек был как прилежный, так и копотливый, и был великий заика, однако завел в школе порядок получше Алабушева. Он вперял в учеников охоту учиться, с обещанием чести, и довел до того, что его старанием несколько человек из учеников пожалованы были в артиллерию сержантами и унтер-офицерами[115], из них ныне есть при артиллерии полковники и генералы.

В 1737 году брат мой Василий записал меня в Артиллерийскую ж школу, где я с ним вместе обучался года с три. Потом брат мой, с прочими по выбору и по науке учениками, взят был указом Канцелярии главной артиллерии из Московской в Петербургскую школу, а из Петербургской школы в 1740 году, с прочими ж учениками, выпущен сержантом в полевую артиллерию. В то время была между Россией и Швецией война; брат мой (сержантом) командирован, в 1741 в июле месяце с князем Гессен-Гомбургским, бывшим тогда фельдцейхмейстером. Князь охранял, с корпусом полков армейских и артиллерией, морской берег при Березовых островах, дабы шведы не пристали, по способности того места, с флотом и не сделали десант.

Брат мой, возвратясь от Березовых островов благополучно в Петербург, командирован был в Москву, пожалован штык-юнкером и послан из Москвы в Киев, где был при генерал-майоре артиллерийском Беренсе за адъютанта; а из Киева командирован по Украинской линии свидетельствовать и комплектовать все крепости городовой артиллерии, и был в Запорожской Сечи. В 1749 году пожалован поручиком, происходя по артиллерии чинами по порядку, был в 1757 году капитаном в походе против прусского короля на Гросс-Егерсдорфской баталии[116]. Армией тогда командовал фельдмаршал Степан Федорович Апраксин. Потом брат мой пожалован был майором, а в 1760 году отставлен коллежским советником, будучи во Твери воеводою, в 1764 году женился полковника Ивана Ивановича Чагина на дочери, девице Марье Ивановне, с коей прижил детей: сыновей Ивана, Василия, Павла, Петра; в 1773 году определен от Сената в Серпуховскую провинциальную межевую контору первым членом, а в 1775 году, переехав с конторой в Переяславль Рязанской, апреля 7 числа скончался от припадка.