Грустная дама червей - Татьяна Александровна Бочарова

Хорошо, что все получилось в соответствии с Карининым планом — сегодня тридцатое марта. Первого апреля она переедет к Верке, как и собиралась…

Карина вдруг подумала, что прошел ровно год, с того момента как Олег и Леля приехали в ее дом. Как раз в один из таких вот солнечных, ясных дней на исходе прошлого марта она увидела возле подъезда старенький, обшарпанный грузовичок.

Господи, могла ли Карина тогда подумать, что он привезет ей такое блаженство и такое страдание!

Внезапно на нее накатила бешеная тоска по Олегу и столь же неудержимая нежность к нему. Что она делает? Бежит от самого прекрасного, самого главного в своей жизни! Мало ли что Олег собирался сказать ей по приезде домой? Почему, откуда она взяла, что он сделал выбор в пользу Лели? Проклятый, вечный страх! Страх потерять Олега, оказаться покинутой, нежеланной — он измотал Карину, отравил ее любовь, испортил последние дни перед разлукой. А ведь все могло бы быть иначе! И Верка совершенно права — у нее, Карины, есть право на счастье, не меньшее, чем у кого-либо другого, чем у той же Лели!

…Раскрасневшаяся, с блестящими, блуждающими глазами, она поднялась на свой последний этаж и машинально нажала кнопку звонка.

Леля не открывала.

«Снова за йогуртом побежала», — решила Карина и достала ключи от соседской квартиры, которые с момента Олегова отлета носила у себя в сумочке.

Она отомкнула дверь, намереваясь выложить две упаковки дорогих витаминов для беременных, которыми снабдила ее Верка, и уйти к себе.

Лелино пальто висело на вешалке, там же, внизу, стояли её сапоги.

Значит, она дома, никуда не ушла. Спит.

Карина аккуратно поставила коробочки на комод в углу и заглянула в спальню. Там было пусто. На цыпочках она подошла к гостиной.

Леля лежала посреди комнаты на полу, на левом боку, широко откинув в сторону одну руку и прижимая к животу другую. Вокруг нее на светлом ковре растекалось огромное бурое пятно. Глаза ее были закрыты, лицо мраморно-белое.

В висках у Карины гулко застучало, ноги ее задрожали и ослабли, и она, тяжело дыша, опустилась на ковер. Широко хлебнула воздуха, точно рыба, вытащенная из воды, и на четвереньках подползла к Леле.

Подол Лелиного халата был весь в крови, и кровь все текла, текла, впитываясь в намокший ковер. Много крови, так много, что не верилось, будто вся она вытекла из худенькой Лели. Карине захотелось закричать от ужаса. Даже не закричать, а завизжать что есть мочи, так, как она визжала в клубе, когда мордастый занес урну нал головой Олега. А потом закрыть глаза, заткнуть уши и убежать.

Из последних сил, преодолевая себя, она искоса взглянула на Лелю и вдруг увидела, как на шее у той пульсирует маленькая синяя жилка. Карина приложила к ней дрожащую руку и почувствовала, как бьется оставшаяся Лелина кровь.

Она тяжело поднялась на ноги. По спине градом струился пот. Карина с остервенением рванула «молнию» на пальто, раздался угрожающий треск. Она скинула пальто на пол и, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы отделаться от надвигающейся дурноты, бросилась к телефону.

Трясущиеся пальцы соскальзывали с кнопок. Она не помнила, что кричала в телефонную трубку. Кажется, ей диктовали другой номер по перевозке рожениц, кажется, она звонила по нему, что-то объясняла, говорила адрес.

Вдруг навалилась дикая усталость, апатия и черная, смертельная тоска. Карина повесила трубку, вернулась к Леле, села рядом с ней на ковер. Синяя жилка билась, но слабо. А бурое пятно, засохшее по краям, снова алело в середине.

«Это расплата, — обреченно думала Карина, тупо глядя в потолок, на сверкающую всеми гранями хрустальную люстру. — Самая страшная расплата, которую можно было придумать за украденное счастье».

Раздался звонок. Быстро вошли трое — мужчина средних лет, высокий, светловолосый, по виду — врач, молодой парень-шофер с носилками и худенькая курносая девчушка, фельдшер или медсестра. Лица у всех были серьезные. Мужчина с порога заглянул в комнату, коротко присвистнул.

Затем подбежал к Леле, потрогал пульс, вынул трубку, приставил к её выпуклому животу.

— Что? — еле слышно прошептала Карина, надеясь, что, может, все не так страшно и для врачей эта ситуация проста, понятна и разрешима.

— Плохо, — сказал врач, убирая трубку. — Очень. Берите ее документы, и быстро едем.

Карина кинулась шарить по ящикам, судорожно выдвигая и захлопывая их — от страха она совершенно забыла, где лежит Лелин паспорт и карточка беременной.

Бригада не обращала на нее внимания, лишь перебрасывалась между собой короткими фразами. Лелю подняли, уложили на носилки, понесли к двери.

Карина наконец вспомнила. Открыла бар в стенке, достала приготовленный еще две недели назад пакет. Нагнулась, подхватила с пола пальто, судорожными движениями вдела руки в рукава. Попробовала застегнуть — «молния» разъехалась по всей длине.

Карина кинулась к себе в квартиру, стащила с вешалки первое, что попалось на глаза — дубленку, накинула на плечи и выбежала во двор.

Шофер уже завел двигатель, «скорая» фыркала и чихала. Худенькая сестричка в нетерпении топталась рядом.

— Быстрее, — поторопила она Карину, — залезайте.

Дверь захлопнулась, машина резко рванулась с места, и Карина услышала протяжный, стонущий звук. Она вздрогнула и поняла, что это сирена.

51

В больничном коридоре приторно пахло чем-то едким, было пустынно и тихо.

Карина сидела на лавочке, обитой полопавшимся синим дерматином, глядя в окно. Напротив нее на посту, склонив в свете лампы утомленное лицо, также безмолвно и неподвижно сидела дежурная — немолодая, некрасивая женщина. Со стороны казалось, что она замерла или заснула. Однако время от времени дежурная что-то помечала в лежавших на столе бумагах, и тогда становилось ясно, что она не спит, а работает.

Карина не могла определить, который час. Лелю увезли на второй этаж в операционную. С того момента, как ее погрузили в лифт, время словно остановилось, и Карина не понимала, прошло ли сорок минут или два часа.

Большое окно, занавешенное короткой белой больничной шторкой, на глазах потемнело, и по отделению поползли сумерки. Откуда-то появилась санитарка, щелкнула выключателем. Загудели лампы дневного света, вспыхнули и засияли кафельные стены. Карина вздрогнула и очнулась.

И тотчас с визгом распахнулись двери лифта. Вышла пожилая женщина в очках и марлевой повязке и, оглядев пустое приемное отделение, направилась к Карине:

— Вы приехали с Ляшко Еленой Николаевной?

— Я. — Карина встала, чувствуя все ту же ватную слабость в ногах. — Как она?

— Ее прооперировали. Ребенок дышал при рождении. Но шансов у него