Заговор по-венециански - Джон Трейс

Том усмехается собственной мысли. Все хорошо. Ишь ты! Осталось всего несколько часов, и Тома принесут в жертву, а так все хорошо. Свою необычную холодность Том списывает на остаточный эффект снотворного. Хоть какая-то от него польза.

Времени подумать было достаточно. Похоже, у Ларса Бэйла по всему миру нашлось немало последователей, готовых отметить казнь кумира вспышками насилия, так что Сатана запляшет от радости.

Прольются реки крови. Да такие обильные, что Бэйл после смерти обретет больше славы, чем при жизни. Его сделают темным святым.

В замке поворачивается ключ.

Время решать. Хватит ли сил? Есть ли время их еще подкопить? А есть ли выбор?

Дверь открывается. Вошедший тут же ее за собой закрывает. Подстраховался, зараза. Недолгая пауза.

Ключ снова входит в замочную скважину. Щелк-щелк, и дверь опять заперта.

Вошедший прокашливается, потом идет к Тому. Топ-топ, топ-топ. Топ-топ, топ-топ. Шагает один человек.

Сердце Тома бешено колотится. Время решать. Топ-топ, топ-топ, топ-топ, топ. Еще четыре шага.

Тюремщик остановился в двух шагах от Тома, и если Том верно запомнил, это один шаг вперед и еще один влево. Топ-топ.

Том чуть выжидает. Слышен звон стекла о металл.

Шприц с новой дозой снотворного опускается в металлическую посудину совсем рядом. Еще секунда — и Тома уколют. Не зря Том пятнадцать лет качал пресс по двести раз в день. Он садится на койке. И врезается головой во что-то твердое.

Впереди раздается приглушенный стон. Ха, въехал лбом в морду тюремщика.

Ориентируясь на звук, Том падает с койки. Одно колено ударяется о пол, другое приходится в пах тому, кто катается сбоку.

Мышцы как резиновые, а руки все еще связаны. Том снова бьет тюремщика лбом. Промах. Удар приходится на грудину. В висок бьет кулак, и в кровь выплескивается порция адреналина.

То, что нужно. Адреналин нейтрализует снотворное. В пальцах начинает покалывать, обостряются чувства.

Удар в ухо. Том не смеет убрать колено — тогда противник уползет и сбежит. Он наугад бьет связанными руками, стараясь попасть противнику между ног.

Есть! Противник резко выдыхает от боли.

Том беспощадно бьет снова и снова, выплескивая дикую энергию, пока наконец тюремщик не сгибается пополам, задыхаясь. Все, обездвижен. Но скоро оправится.

В голове звучит голос:

Убей, Том. Убей его. Так надо.

Сам знаешь, так надо.

Ты сам того хочешь.

Логично, убей, или тебя убьют самого. Однако демоны всегда говорят логично, иначе как им соблазнять души?

Тюремщик под Томом начинает шевелиться. Вот-вот закричит, зовя на помощь.

Том машинально, ориентируясь на звук, опускает правое предплечье на горло противника. Все, теперь не заорет — дергается и брыкается, как дикий зверь, но Том знай себе давит. Сто восемьдесят фунтов — вес нешуточный.

Наконец противник затихает.

Убрав руку, Том перекатывается и ударяется головой обо что-то. К черту боль, потом отдышимся. Просунув большие пальцы под повязки на глазах, Том начинает их стягивать. Как же трудно! Повязки рвутся у рта, цепляются за нос, но вот наконец Том их содрал, будто кожуру с лука.

Ничего не видно.

Белый свет слепит, и боль в глазах сильнее, чем от удара. Отвернувшись, Том переводит взгляд на пол.

Так-то лучше.

И вовсе он не ослеп, просто глаза пока слишком чувствительны к свету.

Комната — без окон. С потолка свисает единственная лампочка. Она высоко, даже не слышно, как гудит ток.

Чтобы сориентироваться, Тому требуется не больше секунды.

Повсюду голый кирпич. Пол каменный, плитка растрескалась. Дверь одна: тяжелая, без окошек и снабжена единственным замком.

Похоже, Тома прячут в палате древнего госпиталя.

Помещение невелико и грязно. Тут сыро, и ближе к полу на стенах растет плесень. От влажности штукатурка и краска облупились.

Зрение постепенно возвращается.

Тюремщик тем временем очнулся. Он кашляет и начинает шевелиться.

Не гигант, но скроен ладно. Вполне способен справиться с Томом в одиночку, если надо вколоть снотворное.

Кстати, снотворное…

Том хватает из металлической посудины заправленный шприц и всаживает иглу в шею тюремщика. Давит на поршень, закачивая парню в кровь целую дозу.

Все, можно расслабиться.

Усыпленный охранник — настоящий клад для Тома. Что тут у нас? Ага, ремень, швейцарский нож армейского образца и — вот это сокровище! — сотовый телефон.

Открыв нож, Том режет пластиковые ремни на запястьях. Пару раз чуть не задевает вены. Наконец путы сняты, и Том, размяв руки, хватает сотовый. Набирает номер Валентины… Сигнала нет! Проклятье! Придется самому выбираться. И как можно скорее.

Том успевает опоясаться ремнем тюремщика и только после замечает, во что одет парень. На нем подобие накидки. Длинной. Безрукавной. Черной. Мантия, что ли?

Точно.

Церемониальный наряд. Ведь сегодня, да, сегодня Тома должны принести в жертву.

Глава 74

Стены в диспетчерской по соседству с кабинетом Вито Карвальо завешены копиями последней работы Ларса Бэйла. Распечатки всех размеров: от больших, величиной с постер мальчиковой группы, до маленьких — с почтовую открытку. Каждый участник мозгового штурма то и дело оглядывается на них, надеясь в порыве вдохновения уловить тайный смысл, послание, угрозу…

Притащили и стенды с чистыми листами ватмана, на которых при желании можно самому изобразить рогатого демона, нетсвиса или пару любовников и их дитя. Над всеми стендами повешено по листу с огромной надписью «ВЕНЕЦИЯ» и ее шифрованным аналогом.

В качестве опоры Вито использует самые лучшие догадки по картине Бэйла. Значит, кубические фигуры — это титаны промышленности, которые строят город. Хорошо, усилим охрану банков и прочих финансовых учреждений. Импрессионистский водопад из крови заставил разослать водные патрули по каналам Венеции. Целиком и в общем Вито задействовал практически все резервы карабинеров.

Однако версии могут оказаться неверными, и боязнь ошибиться не отступает ни на секунду. Она так сильна, что Вито отрядил команду офицеров рыскать в Сети на предмет графических работ — и старых, и современных, — в которых могли бы найтись ключи к загадке Бэйла.

Прямо сейчас Вито и Валентина сидят в дальнем углу диспетчерской; перед ними — кипы бумаг и бутылок воды, а за спинами — уйма ошибочных шагов и надежд.

— Мы знаем, что сегодня тот самый день и что по Венеции будет нанесен удар, — говорит майор.

— Еще мы наверняка знаем, что в деле участвуют Мера Тэль и Анчелотти, — добавляет Валентина.

— И Том.

— И Том, — вздрогнув, соглашается Валентина.

— Если теракт местного значения, то база террористов на одном из отдаленных островов. Может быть, даже под землей или просто замаскирована.

— Какой-нибудь старинный особняк?

— Тут мы снова возвращаемся к дому Фабианелли. — Вито указывает на снимок особняка миллиардера. — Правда, мы его уже и перетряхивали, и переворачивали, как повар — блин на сковороде.

Подходит Франческа Тотти. Вид у нее изможденный.

— Вы, небось, думали, что только «под прикрытием» работают до потери пульса? — говорит Вито. — Добро пожаловать на галеры убойного отдела.

Франческа искренне пытается улыбнуться. В руках у нее распечатка.

— Вам сообщение, из ФБР. Для лейтенанта Морасси: в тюрьме Сан-Квентин проверили записи всех посещений Бэйла. Внешность одной из посетительниц совпадает с внешностью Меры Тэль. Правда, она прошла в тюрьму под вымышленным именем.

— Каким же? — возбужденно спрашивает Валентина.

— Лурдес ди Анатас. — Франческа убирает со лба длинную прядь сальных волос. Да, горячий душ не помешал бы. — Тэль прошла в тюрьму с поддельными водительскими правами, в которых был указан несуществующий адрес. Всего она приходила к Бэйлу три раза. Первый визит — примерно пять лет назад.

— Ди Анатас? Похоже на испанское имя, — вслух размышляет Валентина. — Тэль, наверное, посчитала, что в системе полно латиносов и ее не заметят.

— Ах ты, расистка, — упрекает подчиненную Вито. — Никакое это не испанское имя. Лурдес — намек на Господа, на Деву Марию, Богоматерь и на местечко во Франции, известное благодаря частому явлению призраков. Что до Анатас, так это Сатана, только наоборот. Гм, Мера, ушлая девка. Умеет повеселиться за чужой счет.

Валентина встает из-за стола и принимается расхаживать взад-вперед.

— Игра, сплошная игра! Бредовые загадки не людей, а настоящих животных. — В гневе она дергает себя за волосы. — Я свихнусь скоро!

— Понимаю, — говорит Вито, не вставая из кресла. — Будь у меня волосы, я бы тоже за них себя дергал.

Валентина против воли смеется. Смеется и Франческа.