Завтра война - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Служу России! – рявкнул я.
Все же дела не так плохи. Десять с половиной часов в обществе любимой – это совсем не то же самое, что девять. Живем!
Потом был космопорт – стерильный и суетливый. Имени Труда.
Да-да, его самого.
Видимо, народные герои и религиозные деятели как раз на втором хосровском космодроме окончились. Остался один только труд. Вот именем его и назвали.
Я сидел в зале ожидания, закинув ногу за ногу, и сверлил взглядом дверь, из которой должны были появиться пассажиры лайнера «Кандарес», совершившего посадку только что.
Пятнадцать минут, двадцать…
Таможню они там, что ли, проходят?
«Да, они проходят контроль, если хотите, нечто вроде таможни», – вежливо отвечала девушка из справочной, подарив мне смурную клонскую улыбочку, которую я бы назвал «русалочьей».
«А почему таможню, ведь моя невеста Исса Гор – гражданка Конкордии?» – допытывался я.
«Не имеет значения, – объяснила девушка, – гражданка или нет. Все проходят. Потому что Хосров – это особая территория».
Слова «особый», «специальный» и «закрытый» всегда всё объясняют. Я поплелся к своему креслу.
А время шло – наше с Иссой время. Минутки, которые мы могли бы провести, нежно держась за руки, целуясь или хотя бы поглощая плов с креветками в какой-нибудь забегаловке, исправно утекали в вечность. Полчаса. Сорок минут.
Ожидание становилось невыносимым, а из-за заветной двери по-прежнему не доносилось ни звука.
Впрочем, никто, кроме меня – а встречающих «Кандарес» собралась уже порядочная толпа, – не нервничал. Все воспринимали задержку как нечто само собой разумеющееся. И держались как английские лорды: без сантиментов и с достоинством. А может, это их врожденная клонская отмороженность сказывалась? Есть же в конце концов и в ней свои плюсы…
Я побрел к кофейному автомату и дрожащей рукой скормил ему мелкую конкордианскую денежку с чеканным портретом бородатого хлыща в архаическом скафандре (как оказалось впоследствии, так клоны представляли себе Гагарина). Автомат содрогнулся в конвульсиях, зафырчал и стих, мигом потушив все лампочки – судя по всему, стаканчик заклинило прямо в жерле как раз на мне.
– Твою мать, – вполголоса выругался я.
Я был зол на весь мир – на этот автомат, на девушку из справочной, на Федюнина, на себя и даже на устроителей концерта. Почему все так безобразно?
И в этот момент моего плеча коснулась легкая женская ладошка. В том, что ладошка женская, у меня сомнений не было – мужчины кладут руку на плечо совсем-совсем не так.
Я обернулся, ничего особенного не ожидая.
И ахнул…
Передо мной стояла… нет, не Исса, как мне (и вам?) хотелось бы.
Передо мной стояла Риши Ар.
На ее открытом лице сияла чуть застенчивая улыбка, а ее фигура, все изгибы которой старательно подчеркивала эластичная ткань армейского комбинезона (в районе груди он был явно мал на пару размеров), лучилась жизненной силой. Ее бравая выправка кричала: «Служу Конкордии!» И только глаза у нее были бездонными и грустными – как тогда в «Чахре», среди олеандров.
– Встань на путь солнца, Александр! – сказала Риши и первой протянула мне руку.
Но руку я отверг – совершенно стихийно, надо сказать. Тут словно бы какая-то сила толкнула меня вперед. И я… заключил Риши в крепкие объятия. В дружеские объятия, разумеется.
– Как я рад тебя видеть! Ужасно рад! – повторял я, скалясь во все тридцать два зуба. Я вовсе не кривил душой ради вежливости – эмоциональный подъем был налицо. – Вот уж не чаял тебя тут встретить! Какими судьбами?!
– Я тоже совсем не ожидала… Иначе… – Риши засмущалась и опустила глаза.
– Иначе что?
– Иначе я…. Я бы подождала, пока Исса пройдет контроль, – наконец нашлась она. – И только потом вышла… Ты не думай – я не стала бы испытывать твою вежливость, если б знала!
– При чем тут вежливость? – пожал плечами я. – Так что, выходит, Исса тебе не сказала, зачем летит в Хосров?
– Нет.
– Гм… Я думал, вы подруги…
– Были подруги. То есть мы и сейчас подруги. Но уже не такие близкие, – объяснила Риши. – В последнее время мне трудно дружить с Иссой, как раньше, понимаешь? И не потому, что она плохая, а я – хорошая… Здесь другие причины… Ты должен понять.
Тут уже пришла моя очередь опускать глаза.
Я не был готов вести такие откровенные разговоры о личном прямо перед встречей с невестой. И все же каким-то странным образом мне все это нравилось.
Более того, я чувствовал, что если б не Исса, я с удовольствием провел бы с Риши несколько часов в хорошем ресторанчике, посасывая «Заратуштру» и обсуждая всякую ерунду. Не знаю уж что, но было в Риши что-то располагающее, проникновенное. И это «что-то» никак не было связано со «сперматоксикозом» и «женитьбой». Скорее, все это имело отношение к душе – вечной и нетленной, к той самой, про которую писали великие поэты.
– Я слышала, вы подали заявление в Комитет по Делам Личности? – спросила Риши. Ее голос предательски дрогнул на слове «заявление».
– Подали, – кивнул я. – Даже не знаю… Все это произошло так быстро. Я просто не успел опомниться!
– Иногда хватает нескольких секунд для того, чтобы узнать свою любовь, – серьезно сказала Риши и посмотрела мне прямо в глаза.
Получилось ужасно двусмысленно.
С одной стороны, она наверняка всего лишь хотела вежливо ободрить меня. Мол, быстро – это не беда, в делах амурных скорости другие. Но мне в словах Риши вдруг послышался совершенно другой смысл. Мне явственно вспомнилось то утро в «Чахре». И ее нежданное признание, сделанное при полном и бесповоротном отсутствии взаимности с моей стороны. Признание, которое больно укололо меня в самое чувствительное место моей души. Пусть на секунду, но укололо.
Видимо, я слишком долго молчал. Риши враз поймала мою мыслительную волну и застеснялась еще больше. Выходило, что ее слова можно расценивать как низкую женскую провокацию: вот, я по-прежнему тебя люблю, а ты такой бездушный. Но ведь Риши Ар – офицер Конкордии. Разве офицеры занимаются низкими женскими провокациями?
– Знаешь, – вдруг сказала она, и я имел удовольствие наблюдать, как ее смуглые щеки затапливает румянец. – Пользуясь случаем, я хотела извиниться перед тобой за тот… инцидент… на море.
– Почему извиниться? Ведь ты не сделала мне ничего плохого! За что же извиняться? – мягко возразил я. – Это прозвучит, наверное, не очень красиво, даже эгоистично как-то прозвучит… Но мне было лестно… приятно…
– Все равно прости, – замотала головой Риши. – Это было так некстати! Я много думала об этом. И мне было стыдно…
– Да брось, Иришка, брось! Мы же друзья. Помнишь, ты говорила, что мы – друзья? – сказал я и ободряюще потрепал ее по плечу.
– Это ты говорил. Ты…
Риши закусила губу и уставилась в белый мраморный пол зала ожидания – разводы на мраморе считала?
Я с ужасом осознал, что, кажется, переборщил со своим показным оптимизмом. И со своим дружеским участием. Какой из меня психолог? Из робота-уборщика и то вышел бы лучший – при соответствующей коррекции программного обеспечения.
Вот разревется сейчас Риши в три ручья и объясняйся потом перед Иссой, которая может в любой момент к нашему обществу присоединиться. Враки всякие придумывай, чтобы для ревности и всяких вопросов с подковырками повода не давать…
В общем, требовалось экстренное вмешательство. Но какое?
Если бы мой стаканчик не заклинило в автомате, можно было бы предложить Риши растворимого кофе. Если бы в зале ожидания можно было курить – я галантно поднес бы ей пачку сигарет и призывно хрустнул зажигалкой. А когда она сказала бы, что не курит и мне не советует, я поругал бы себя за рассеянность. В любом случае это было бы что-то. А так все мои мысли – и все ее мысли – крутились вокруг той прощальной «сцены у фонтана».
И тут меня осенило.
– А знаешь, Иришка, ведь Коля Самохвальский тоже приехал со мной! Представляешь?
– Николай? – наморщила свой высокий лоб Риши, словно что-то припоминая. – Николай здесь?
– Ну да. Мы приехали сюда в составе делегации от нашей Северной Военно-Космической Академии.
– Вот это да! Какая новость! – вяло обрадовалась Риши. – Коля такой образованный…
– Думаю, он будет ужасно рад тебя видеть! Хочешь, я дам тебе его телефон в гостинице «Эстеглаль»?
– Ну… Давай. А впрочем, у меня едва ли будет время, я ведь всего на сутки… – пробормотала Риши и снова скисла.
Я занервничал. Ну что делать, что? Покосился на заветные двери – к счастью, они по-прежнему были закрыты. Господи, ведь с такими делами я могу запросто проморгать Иссу. Вот это будет номер!
Впрочем, как я ни тщился, а выпроводить Риши и вернуться на свой наблюдательный пункт я никак не мог. Просто не мог. И дело тут было не в вежливости и не в сострадании к несчастно влюбившимся. А в чем-то совсем другом. В чем? Нет, на этот вопрос я ни тогда, ни сейчас не ответил бы.