Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Леонид Млечин

Из Афганистана в нашу страну пошли наркотики.

Полковник милиции Михаил Евгеньевич Байков руководил управ­лением внутренних дел № 185 — это было подразделение спецмилиции, охранявшей важнейшие объекты противовоздушной обороны страны. В 1983 году полковнику Байкову стало известно, что военные самолеты вывозят из Афганистана (см. книгу воспоминаний работников спецми­лиции «Спасибо за службу!», выпущенную в Москве в 2000 году) нар­котические средства для фармацевтических заводов. Один из этих самолетов должен был сесть в Душанбе и сдать там марихуану, спрес­сованную и упакованную в тюки, на местный фармацевтический завод.

Но военный самолет почему-то полетел в Москву и в половине первого ночи сел во Внукове. Его разгрузили, тюки с марихуаной по­местили в одном из боксов, выставив охрану. В четыре часа утра наркотики вновь погрузили в самолет, но не все — два тюка общим весом в двести пятьдесят килограммов оставили в аэропорту. Самолет ушел в Душанбе.

Спецмилиция доложила об этой странной истории в министер­ство. Документы забрали в главное управление уголовного розыска, и на этом все кончилось. Кто отдавал команды военному самолету, кто приказал четверть тонны наркотиков оставить в столице и кому они предназначались, так и осталось неизвестным...

Через месяц после ввода войск в Кабул прислали группу руко­водителей средств массовой информации. Заместитель председателя АПН Карен Арменович Хачатуров спросил советского посла о связях убитого Амина с ЦРУ.

— Амин — такой же агент ЦРУ, как Берия — агент британской разведки, — буркнул Фикрят Табеев.

В 1980 году Крючков приехал в Афганистан знакомиться с об­становкой. Он вернулся в полной уверенности, что дела идут непло­хо. По его тезисам готовился проект директив разведке. Главный те­зис начальника разведки был таков: «Весна и лето 1981 года станут решающими в окончательном и полном разгроме сил контрреволюции».

Когда полковник Морозов, к тому времени уже работавший в центральном аппарате, предложил своему начальству заменить этот тезис, он услышал:

— Если Владимир Александрович сделал такой вывод, значит, так и следует писать.

С помощью советских чекистов была создана новая Служба го­сударственной информации (переименованная позже в министерство го­сударственной безопасности), которую возглавил Наджибулла. Пока в Кабуле проповедовали марксизм, он просил называть его просто «то­варищ Наджиб». Когда пришли к выводу, что с исламом необходимо считаться, президент вновь стал Наджибуллой. Кадры афганской госбезопасности были подготовлены в Москве — больше тридцати тысяч оперативных работников.

На боевую работу в Афганистан отправили большую группу со­трудников комитета госбезопасности. В июле 1980 года постановлени­ем ЦК и Совета министров оформили создание отряда особого назначе­ния «Каскад» — специально для Афганистана. В него в конечном счете вошли около тысячи человек, слушателей Курсов усовершенствования оперативного состава, сотрудники управления нелегальной разведки и территориальных органов.

После убийства Амина руководители советской разведки поста­вили вопрос о создании оперативно-боевого подразделения, способно­го действовать за границей. Инициатором был руководитель нелегаль­ной разведки генерал-майор Юрий Иванович Дроздов. В его подчинении находился восьмой отдел управления «С», который подбирал объекты для диверсий на случай войны, но не имел собственных оперативных возможностей.

Андропов прислушался к предложению Дроздова. 19 августа 1981 года политбюро приняло решение создать отряд специального на­значения для проведения операций за пределами Советского Союза в «особый период». Отряд назвали так — Отдельный учебный центр КГБ СССР, в повседневном обиходе — «Вымпел». Структурно он входил в первое главное управление. Первым командиром отряда стал капитан первого ранга Эвальд Козлов, который принимал участие в уничтоже­нии президента Афганистана Амина. Учебную базу создали в Балашихе, где готовили диверсанта еще в военные времена.

ПОЛЬСКАЯ ИНТРИГА

К декабре 1981 года могла начаться еще одна война, на сей раз на западном направлении, в Польше, где к власти могла прийти «Солидарность». К тому времени Советский Союз уже дна года вел войну в Афганистане. В соседней Польше буквально на глазах рушился социалистический строй. Поляки поддержали профсоюз «Солидарность», поляки хотели нормальной жизни, и власти в Варшаве ничего не могли сделать.

В Москве были крайне встревожены.

20 августа 1980 года вновь началось тотальное глушение западных радиостанций, вещавших на Советский Союз, чтобы перекрыть каналы информации о происходящем и Польше. Из киосков «Союзпечати» постепенно исчезли все польские газеты и журналы. Сократился поток туристов, посещавших братскую Польшу.

На заседаниях политбюро говорилось, что «нам нельзя терять Польшу» и придется идти на введение «чрезвычайного положения для спасения революционных завоеваний». Председатель КГБ Андропов был настроен агрессивно: пора вводить в Польше военное положение и «не надо поиться кровопролития».

Я в течение двух лет практически находился там, — расска­зывал мне маршал Виктор Георгиевич Куликов, в те годы главноко­мандующий объединенными вооруженными силами государств — участни­ков Варшавского договора. — В двенадцать часов встречались с поль­скими руководителями и до трех часов вели откровенный разговор. После этого я обязан был доложить министру обороны Устинову Усти­нов потом говорил: ты доложи Юрию Владимировичу, а после разговора с ним перезвони мне.

В том, что народные выступления в Польше должны быть подав­лены, в советском политбюро никто не сомневался. Не могли решить, кто это сделает? Польские власти справятся или же придется, как в Чехословакии, вводить войска Варшавского договора?

В чем состояла разница между положением в Чехословакии в 1968 году и в Польше в 1981-м? Польское руководство — в отличие от чехословацкого — не раскололось. Прямых просьб: введите войска и спасите нас — из Варшавы не поступало.

Польские руководители не знали, что делать. Они боялись, что «Солидарность» сметет их, но побаивались и ввода войск Варшав­ского договора. Они понимали, что, как это произошло в Чехослова­кии, они быстро лишатся своих должностей. Кроме того, поляки назо­вут их предателями национальных интересов, которые вызвали себе на помощь чужие войска. Из двенадцати миллионов работающих поляков десять миллионов состояли в «Солидарности». Сменивший Эдварда Терека на посту первого секретаря ЦК ПОРП Станислав Каня фактиче­ски не препятствовал вступлению коммунистов в «Солидарность».

Генерал-лейтенант Виталий Павлов, профессиональный развед­чик, в решающие для Польши годы, с 1973-го по 1984-й, возглавлял представительство КГБ СССР в Варшаве. Принимая его перед отъездом в Польшу, Юрий Владимирович Андропов сказал:

— Вы должны знать все, что происходит в Польше, во всех сферах жизни и во всех эшелонах власти.

«Когда я прибыл в Варшаву, — вспоминал генерал Павлов, — мне открылось то, о чем до этого имел весьма смутное представление по скудным материалам, имевшимся в центре: внутренние интриги, борьба за первое место. Многие из известных мне деятелей социали­стической Польши поражали своей ограниченностью, убожеством, узо­стью кругозора, отсутствием способностей, избытком амбиции и при­тязаний».

Павлов доложил Андропову, что на одном из заседаний поль­ского руководства кто-то заметил;

— Если мы не решимся пресечь действия распоясавшихся экс­тремистов, то кончится тем, что нас всех эти экстремисты повесят на телеграфных столбах.

И тут секретарь ЦК Стефан Ольшевский, считавшийся мо­сковским ставленником, бросил реплику:

— Или в Польшу придут советские войска, и мы опять-I.IM1 окажемся на тех же столбах.

Осенью 1981 года Польшу возглавил генерал Войцех Ярузель­ский. Он пользовался уважением в стране как профессиональный воен­ный, и к нему хорошо относились в Советском Союзе. В годы Второй мировой войны он сражался вместе с Красной армией против немцев. За несколько месяцев до этого, в разгар кризиса, в феврале 1981 года, Ярузельский согласился возглавить правительство. В октябре он стал еще и первым секретарем ЦК, сохранив в своих руках посты премьера и министра обороны.

После его избрания и Устинов, и Андропов на политбюро с об­легчением сказали, что вводить войска не придется: Ной цех Ярузельский все сделает сам. Но если бы «Солидарность» взяла верх в Польше, тоже бы не вмешались?

— Тоже бы не вмешались, — твердо говорит Леонид Митрофано­вич Замятин, руководивший тогда отделом внешнеполитической пропа­ганды ЦК. — Первый, кто не допустил бы этого, — Ярузельский. Не­смотря на его близость к Советскому Союзу, это польский национа­лист.