Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева

Хозяева спешно, но заботливо выпускали из дворов скотину, которую нельзя было увезти или утащить, чтобы не сгорела, не задохнулась, пусть уж лучше одичает… отвязывали собак. Никто не плакал, не жаловался, брели молча и обреченно. И от этой обреченности было особенно страшно. Немногие вернутся к своим прежним местам, даже если останутся живы, люди потеряли веру в то, что князь может защитить, что снова не пожгут поганые, не сгонят.

Князь Андрей смог собрать под свое знамя три тысячи человек, у Неврюя было много больше. Татары наголову разбили русское войско, правда, самому Андрею удалось бежать. Князь отправился прямиком в Новгород, потому что ему уже принесли известие, что Устинья с сынишкой уже уехали из Ростова туда. А Неврюй подошел к Владимиру.

Татары второй раз стояли перед красавцем городом, многие уже видели эти купола церквей, Золотые ворота, даже помнили, как проломили стену рядом с ними, и теперь дивились тому, как быстро вырос заново посад, хотя, конечно, не так, как было в прошлый раз, но все равно красиво. Сам полководец тоже остановился, разглядывая раскинувшийся на берегах Клязьмы и Лыбеди город. Но времени на любование не было, Неврюй пришел карать и торопился сделать это. Его задачей было нанести как можно больший урон Владимиро-Суздальскому княжеству, чтобы его князь понял, что с Батыем шутки плохи. И не только он сам понял, но и все остальные. Хотя полководец сомневался, что князю Андрею позволят вернуться в свой город, не для того гнали. И так странно, что нет приказа найти любой ценой и убить, наоборот, хан распорядился позволить уйти, если сможет, а царевич Сартак этот приказ подтвердил. Видно, действительно решили только поучить.

Но не ходить же зря, татары учили от души, ни одной деревни, ни единого поля, ни единого деревянного здания не оставалось целым на их пути. Выжечь, забрать в полон, разграбить и убить, убить, убить. Любого сопротивляющегося, любого даже глянувшего косо. Всех способных дойти до рынка рабов увести со связанными руками, красивых женщин и девочек забрать, ремесленников тоже, а мужчин лишить жизни.

Жгли с каким-то особенным удовольствием, татары не знали искусной резьбы, для нее нужно дерево, а главное, жизнь на одном месте, что для кочевника пытка. К чему строить красивый дом, украшать его любовно вырезанным деревянным кружевом, если завтра уйдешь со своими табунами и стадами на новое место? А когда вернешься к этому красивому дому, неизвестно. Чужие, пусть и красивые, диковинные, но ненужные вещи вызывали желание уничтожить их.

Татарин подносил факел к резьбе на окошке и дожидался, пока она не займется, или бросал горящую головешку на соломенную или тесовую крышу и любовался, как расползается огонь по всему дому. Русские деревни и города горели хорошо, факелами становились не отдельные дома, а целые посады. В самих городах оставались закопченные стены каменных соборов, их татары жечь опасались, все же Дома Бога, а чужих богов надо пусть не почитать, но хотя бы уважать, это завет Великого Потрясателя вселенной.

Владимирская земля снова узнала беду сполна…

То, что это наказание, стало ясно, когда рать ограничилась землями Владимирского княжества, не пойдя на Новгород.

Андрей с семьей смог бежать не только в Новгород, но и дальше через Ревель к… Биргеру!

ТРУДНЫЕ НОВОСТИ

У Даниила Романовича что ни день, то весть такая, от которой голова идет кругом!

Миндовг крестился в Новогородке с помощью… Андрея фон Стирланда!

Кто мог поверить в крещение Миндовга? Но за деньги поверили. Хуже всего то, что на его сторону переметнулся фон Стирланд! Даниил Романович ругал ливонца на чем свет стоит:

– Вот собака продажная! Деньги взял и тут же предал!

Василько смеялся:

– Перекупили.

Смех получался невеселый, выходит, никому из них верить нельзя? Сегодня поклянутся, а завтра кто-нибудь больше заплатит – продадут?

Миндовг крестился после того, как Товтивил вместе со жмудью и ятвягами долго и бесполезно осаждал его в Риге. Потом так же рьяно и бесполезно осаждали Новогородок сами Романовичи. Жмуди надоело, и они объявили об уходе. Следом потянулись и ятвяги, но Миндовг, видно, понял нерастраченную силу Волыни и решил лучше договориться. Что так повлияло на воинственного князя, не крещение же, потому как рассказывали, что он продолжал и молиться своим богам, и в приметы твердо верить, и даже жертвы, правда, уже не людские, приносить. Скорее другое – понял, что на всякого перекупщика свой купец найдется, а денег больше для ордена не было.

Понимая, что еще одной объединенной атаки он не выдержит, Миндовг запросил мир с Волынью. Выкинт со своей жмудью окончательно обиделся.

Только замирились с давним противником Миндовгом, как новое известие, на сей раз об Устинье.

Весть принес не гонец, а просто отправленный через Дебрянск бывший дружинник князя Андрея. Даниил слушал, держась за левый бок, и пытался понять невероятное: Батый отправил на Владимирско-Суздальское княжество Неврюя с огромной ратью! Земли снова разорены, все сожжено, люди уведены в плен. Но Даниила интересовала прежде всего судьба княжеской семьи. Он требовал повторить еще и еще раз:

– Ты сам видел? Ничего не путаешь? Сам?

– Видел, видел. Князь Андрей Ярославич с княгиней Устиньей Даниловной и сыном бежали сначала в Новгород, потом оттуда в Ревель. Теперь князь к шведам, сказывали, к Биргеру, утек, а княгиня там вестей ждать осталась.

Надо ли говорить, что на следующий день в Ревель спешно отправились Данииловы люди, чтобы забрать Устинью домой в Холм.

Еще один гонец помчался к фон Стирланду с просьбой к ливонцам о содействии. Теперь Даниил Романович уже не ругал ливонца продажной собакой, а мысленно умолял помочь вернуться дочери.

Второй гонец приехал от митрополита, привез весьма потрепанную в трудной дороге грамотку. Даниил Романович грамотку просто выхватил, Андрею кивнул, чтоб обиходил гонца, а сам бросился читать. Кирилл сообщал то же, только подробней.

С его слов выходило, что князь Андрей решился на непослушание Батыю, дань не отправил, по зову не поехал. Всюду твердил, что татарам отпор давать пора, а не подарками баловать. Батый отправил Неврюя с большим войском проучить Ярославича.

– Где Александр был в это время?! Их же водой не разлить!

Митрополит многое передал с гонцом на словах, нельзя рисковать, все на пергамент записывая, гонца могли перехватить. Потому приехавший парень не стал долго в молодецкой рассиживаться, снова пришел к князю с разговором. От баньки и отдыха пока отказался:

– Я все обскажу, а потом уж и отдыхать… Не то, если прилягу, так дня три просплю, никакими силами не разбудите.

– Ну, говори, – согласился Даниил.

Викула оказался парнем толковым, а может, просто научен был митрополитом, он объяснил, что князья сразу после свадьбы поссорились. Александр вроде мешать стал Андрею править, тот и сказал открыто, что пора бы и честь знать, свои города ждут, езжай-ка, братец, в Новгород, а то и в Киев, который без хозяина столько времени стоит, Куремса тебе рад будет. Невский и впрямь обиделся и уехал, но, конечно, не в Киев.

– А больше Александр Ярославич обиделся на несдержанность брата, на то, что не хочет потерпеть, лишний раз поклониться, чтобы только Батыгу не обидеть.

По тому, как говорил присланный, было понятно, что лично он князя Александра не одобряет и вполне согласен с Андреем Ярославичем. Но он повторял то, что велено митрополитом.

– Князь Андрей дань не выдал, по вызову в Сарай не поехал, насмехался. Вообще-то Александр Ярославич тоже долго не ездил к Батыге, но ему с рук сошло, а вот Андрею Ярославичу нет.

– Где Невский был, когда Неврюй пошел?

Этот вопрос занимал Даниила Галицкого сильно.

– У царевича Сартака.

– Сартака? Что он там делал? – Спросил невольно, откуда парню знать, что делал князь у своего названого брата?

– Так их обоих к Батыге вызвали, Невский поехал, а Андрей Ярославич нет…

– Неврюй на Новгород не ходил?

– Нет, он только Владимирское княжество огнем и мечом прошел да те, что по пути попались…

– Та-ак… ладно, иди, отдыхай, после еще поговорим, как проснешься через три дня.

Конечно, гонец не три дня спал, а всего день, но храпел так, что стены тряслись! Любопытные дворовые девки бегали на такое чудо поглядеть. Две такие заглянули, а Викула как раз примолк, они чуть дальше в дверь сунулись, снова тихо, еще чуть… Вторая напирала на первую, тоже хотелось увидеть. И тут у Викулы вырвался особенно сильный храп. От неожиданности девки завизжали на весь двор и бросились наутек.

Перепуганная старуха-знахарка, что жила еще со времен княгини Анны, на которую они налетели, заорала в свою очередь. Возник знатный переполох. Когда разобрались, в чем дело, долго смеялись. Виновницы сгорали от стыда, а Викула продолжал храпеть как ни в чем не бывало.

Даниил Романович снова не спал ночь, снова давило под левой грудью, сжимало, мельтешили мушки перед глазами, и кружилась голова. Но он не звал лечца, понимал, что все это от переживаний за любимую дочь. Дочь с мужем и маленьким сынишкой где-то вдали в опале и беде, а он помочь не может.