Роза и лилия - Жеральд Мессадье

Посетители, зашедшие после обеда освежиться стаканом вина и попробовать новое изобретение Гийоме — пирожки с клубникой, — рассказали последние новости: отец Шармуа скончался в больнице.

Франсуа пришел вечером. На верхней губе у него красовалась примочка. Жанна была встревожена. Что же все-таки произошло?

Франсуа рассказал, что после полудня вышел подышать свежим воздухом в компании знакомого священника по имени Жиль и некой девушки по имени Изабо. Мимо них шли двое знакомых, отец Шармуа и Жан Ле Марди. Увидев Франсуа, отец Шармуа без всякой причины набросился на него с оскорблениями. Удивленный Франсуа встал и потребовал объяснений, но так ничего и не добился. Вдруг Шармуа вытащил кинжал и попытался ударить его в лицо, но только поранил губу. Брызнула кровь. Тогда Франсуа тоже схватился за оружие и нанес сопернику удар кинжалом. Потом он побежал прочь, ища укрытия в храме Сен-Бенуа-ле-Бетурне. Но хоть и раненный, Шармуа бросился вдогонку вместе с Ле Марди. Испугавшись драки с двумя соперниками сразу, Франсуа схватил с земли камень и швырнул в них. Камень попал в голову Шармуа, и тот рухнул на землю.

Жанна слушала, не дыша. Франсуа продолжал: он кинулся к ближайшему цирюльнику, чтобы остановить кровь. Цирюльник, как и предписывал закон, спросил его имя. Боясь открыться ему, Франсуа назвал имя некоего Мишеля Мутона, сидевшего в ту пору в тюрьме.[31]

— Но ведь отец Шармуа скончался! — воскликнула Жанна.

— Откуда ты знаешь? — спросил Франсуа.

— Об этом говорили мои покупатели.

Новость, казалось, погрузила Франсуа в тягостные размышления.

— Тогда мне придется укрыться где-нибудь подальше от Парижа, — сказал он.

— Но у кого?

— Подумаю.

— Твое бегство сочтут за признание вины. Или лжи. Чего же хотел от тебя Шармуа?

— Он полагал, что я навредил ему.

По уклончивости Франсуа Жанна поняла, что дело было темное и Франсуа не расскажет ей о причинах ссоры.

— Зачем бежать, когда два свидетеля видели, как Шармуа первым на тебя напал? Ты должен просто назвать их имена.

— Они сразу ушли.

— А этот Ле Марди?

— Он встанет на защиту Шармуа.

Жанна не поняла, отчего он должен так поступить, если Шармуа и вправду без всякой причины напал на Франсуа. И почему его свидетели скрылись, а не попытались удержать нападавшего.

— Нет, поверь мне, Жанна, мне будет куда безопасней уехать подальше. Ты можешь ссудить мне немного денег на первое время?

— Сколько тебе нужно?

— Даже не знаю… ливров пятьдесят.

Едва сдерживаясь, Жанна достала кошель, где хранила деньги для расчетов с поставщиками, и высыпала содержимое на стол. Сорок три ливра.

— Мне хватит, — сказал Франсуа.

Жанна снова положила деньги в кошель и подала его Франсуа. Тот взял кошель, поцеловал Жанну и вышел.

Жанна осталась одна. Она никак не могла привести мысли в порядок. Франсуа не сказал правды ни о мотивах мстительности Шармуа, ни о самом столкновении. Он просто лгал. А может, так было всегда? Почему? Возможно, он и сам не знал. Он опасался окружающих его людей и упреков, которыми мог быть осыпан. Из-за какого тайного греха?

Его исчезновение, сказала себе Жанна, это не начало нового ожидания. На этот раз Франсуа де Монкорбье ушел из ее жизни. Один из двух фениксов сгинул в пламени.

Человеческий ум всегда хочет проникнуть в тайны, не дающие покоя душе. Жанна отправилась на улицу Галанд, чтобы узнать, о чем все-таки говорили в Корнуэльском коллеже по поводу смерти Шармуа. Выяснилось, что ни один гнусный порок не был забыт:

— убийца соблазнил племянницу Шармуа.

— убийца украл у Шармуа деньги.

— он соблазнил одну из любимых воспитанниц Шармуа.

— он не отдал Шармуа карточный долг.

Единственное, что было общим во всех разговорах, это личность негодяя — Франсуа Вийон.

Ему грозила смертная казнь.

Господи, как все на свете непостоянно, подумала Жанна. Никто из тех, с кем она сблизилась, не был возле нее долго: Исаак всего одну ночь, Матье три месяца, Бартелеми чуть больше года, а Франсуа и вовсе то появлялся, то пропадал с самого начала. Чтобы успокоиться, Жанна поднялась к сыну. Ему было уже четыре года. Я сделаю из него непохожего на них человека, сказала себе Жанна, усаживая малыша на колени под ласковым взглядом Марго, из кормилицы превратившейся в няню.

Почти месяц спустя, 7 июля в три часа дня, по повелению архиепископа во всем Париже зазвонили в колокола. В то же время в Руане члены комиссии по пересмотру процесса Жанны д'Арк, собравшиеся в архиепископской резиденции, заявили, что все двенадцать пунктов, на которых строилось обвинение, были ложью и наветом. Они приказали исключить эти пункты из процесса и признать юридически несостоятельными. И наконец, заключив, что сам процесс и оба приговора строились на лжи и подлоге, они аннулировали его результат. Решение должно было вступить в силу незамедлительно и сообщено народу на площади Сент-Уан, а на другой день после торжественного шествия зачитано на Старом рынке, где сожгли Орлеанскую деву.

Доброе имя ее было восстановлено.

При этом опровержении Церковью самой себя присутствовали Жан и Пьер д'Арк, мать Жанны, Пьер Можье, семейный адвокат, друзья детства и боевые товарищи Жанны.

Торжество правосудия омрачалось лишь тем, что по совету архиепископа комиссия отказалась осудить епископа Пьера Кошона, который председательствовал на процессе и нес ответственность за преступление. Казуистика и дипломатические выверты на латыни позволили Церкви сохранить лицо. Протокол пересмотра процесса почти не содержал упоминаний о Кошоне, который после вполне безмятежной жизни отправился на тот свет восемь лет назад. Кошон, как говорил один из свидетелей, был «и так ненавидим народом», что уж бередить старые раны. Нет сомнения, что советник короля и епископ Нарбоннский, Луи д'Аркур, и кардинал д'Эстутвиль в один голос убеждали короля не бросать тень на представителя Церкви. Лучше поостеречься и не тревожить призраки Великого раскола.[32]

Чуть ли не все жители Руана ждали решения комиссии на дворцовой площади. Они никогда не питали особого уважения к епископам, архиепископам и кардиналам, которых считали известными стяжателями, мало заботящимися о нуждах простого народа. У клириков были земли, и все их «Ave», покаянные молитвы, отпущения грехов и проповедь презрения к земным благам не мешали им исправно требовать десятину с крестьян. Они не стеснялись иметь наложников и наложниц, потворствовать кумовству и оставлять после себя внушительное потомство. Выходит, служители Духа Святого тоже похотливы. Упоминался Кошон в протоколе или нет, для жителей Руана оправдание Жанны было пощечиной всей Церкви. Это была победа народа и той смутно осознаваемой общности, которую еще не называли «нация».