Профессор Криминале - Малькольм Брэдбери

«Итак, вам обо мне известно, — сказал я. — Может быть, теперь расскажете побольше о себе?» «С чего бы это?» — удивилась Козима. «Потому что я не понимаю, что же общего имеет дело Криминале с этими людьми из Берлеймона». «Прошу вас, друг мой, вы не знаете, какое отребье может слушать нас», — изрекла, оглядываясь, Козима. «Отребье?» — удивился я и тоже осмотрелся. Отребьем, на мой взгляд, не пахло. Тут были король бельгийцев, европейские министры иностранных дел (узнал я Геншера и Хэрда), арабские шейхи, заместитель председателя Еврокомиссии, уединившийся в укромном уголке. «Естественно», — сказала Козима. «По-моему, это отребье высшего разряда», — заметил я. «Многие из них — не те, кого они изображают из себя, — сказала Козима, — я вижу, вы и впрямь не понимаете, что представляет собой наша Новая Европа». «Может быть», — ответил я.

 «Если вы желаете ее понять, представьте-ка себе Швейцарию, — порекомендовала Козима. — Вы помните страну, где мы встречались в прошлый раз?» «Я никогда ее не позабуду, Козима», — ответил я. «Они имеют меж собою много общего, — сказала она. — Обе суть конфедерации со сложным управлением, обе богаты. Это позволяет вам сегодня есть омаров». «В подобные мгновения я всей душой за Новую Европу», — отозвался я. «И там, и там объединились разные культуры, много разных языков. В Европе девять официальных плюс еврояз». «А это что?» — спросил я. «В основном акронимы, к примеру, ЕМВК ЕВС ведет к ЭВС и ЕВЕ[5], — сказала Козима. — Еще и там, и там — чудесные места, не правда ли? В полях полно скота, зерна и виноградников; все субсидируется. Там и там — чудесные озера, горы. Я надеюсь, вам известны наши славные озера? Винные, Молочные и Масляные. Наши замечательные горы?» «Да, Пшеничная, Говяжья, Сливочная», — отвечал я.

«Вы действительно прекрасно знаете нашу страну — сказала восхищенно Козима. — Но понимаете ли вы, как сложно ею управлять? Триста миллионов человек, одна четвертая всех мировых ресурсов. Кто же этим занимается?» «Парламент», — предположил я. «Может, вам известно, где он? — вопросила Козима. — А то никто его найти не может. Собираются они всего четыре раза в месяц. Большей частью пропадают в поездах между Страсбуром и Брюсселем». «Ну тогда, наверно, главы европейских государств». «Шутите, — сказала Козима. — Они не могут ни о чем договориться, особенно теперь, когда вступили вы, британцы. Нет же, это делает Комиссия». «Ну да, да, Жак Делор», — сказал я, вспоминая с нежностью (в который раз уж) Илдико в обтягивающей майке. «Если б ему не хотелось стать для разнообразия президентом Франции, — сказала Козима. — Поэтому решающая роль принадлежит тому, кого я вам показывала, Жану-Люку Вильнёву. Но у Комиссии свои проблемы. Разросшаяся наша бюрократия свела б с ума и Франца Кафку».

«Честно говоря, я думал, что он и так был малость не в себе», — заметил я. «О нет, он жив и обитает в Берлеймоне, — отвечала Козима. — Вы знаете, что через считанные месяцы его снесут? Из-за того, что это здание не соответствует нормам содержания асбеста, придуманным людьми, которым хочется работать в нем». «Франц был бы восхищен», — признался я. «А тем, что пятьдесят чиновников в пятидесяти кабинетах разрабатывают идеальную евросвинью?» «И этим тоже», — согласился я. «Еще Европа наша доверху полна бумажных урожаев и бумажного скота, — сказала Козима. — Олив, что не растут нигде, но фермеры за счет их богатеют, невидимых коров, которые, преодолев границу, вмиг удваивают свою стоимость, бумажных свинок, залезающих в ирландские фургоны и прибывающих в Румынию с возмещением экспортной пошлины. Вы представляете систему, где люди день-деньской проводят, занимаясь обсуждением бюджетов и субсидий, а вечером, придя в такой вот ресторан, строят планы, как бы их забрать назад? Может, вам теперь ясней, в чем заключается моя работа?»

 «Да, — проронил я, когда лучшее шампанское сменил отменный совиньон. — В том, чтоб вечерами посещать такие дорогие рестораны, выясняя, как вашим коллегам удается обеспечивать себе возможность вечерами посещать такие дорогие рестораны». «Именно, — промолвила она, вдруг едва слышно прихихикнув — Видите ли, где большой бюджет, там обычно и большой мухлеж. Поэтому здесь все-таки не без отребья». «Все равно неясно, зачем вы приезжали в Бароло, что делали в Лозанне», — сказал я. «У нас имелись подозрения», — призналась Козима. «И почему вы наводили справки обо мне». «Естественно, мы наводили справки, так как думали, что вы в этом замешаны». «В чем?» — удивился я. «Пожалуйста!» — взмолилась Козима. «Нет, все-таки давайте все сначала, — попросил я. — Что же наводило вас на мысль, будто я замешан в том, в чем я, по-вашему, замешан?» «Ну а как же, — отвечала Козима, — если вы сопровождаете венгерского агента».

«Довольно вам навешивать на Илдико этот ярлык, — сказал я нервно. — Просто милая издательница из Будапешта, которая питает, к сожалению, слабость к роскоши». «Вы так считаете? — спросила Козима. — Я думала, что вы прекрасно ее знаете». «Я тоже думал, но приходится признать, что знать ее прекрасно очень трудно. У нее... ну, в общем, очень уж она венгерка по натуре». «Значит, вы ее как следует не знали?» — уточнила Козима. «Да в общем нет», — ответил я. «Однако же когда вы так стремительно покинули Лозанну, то, как выяснили мы, вселились в тот отель-бордель с означенным агентом», «Мы с ней жили в разных номерах», — ответил я. «Потом мы обнаружили, что получила деньги Криминале в «Бругер Цугербанке» именно она», — сказала Козима, сверля меня глазами. «Времени вы даром не теряли», — отозвался я и глотнул с тревожным чувством совиньона.

«Значит, вы не знали этого?» — спросила Козима. «Я просто думал, что она еще денек решила вволю походить по магазинам», — объяснил я. «Вы ее потом не видели?» «Ни разу после этого», — признался я. «И что случилось, вы не представляете?» «Нет, — молвил я младенчески невинным тоном. — А вы?» «Подруга ваша провела в Лозанне напряженный день, — сказала Козима, — поскольку «Бругер Цугербанк» был не единственным, где ей захотелось побывать. Посетила она также «Креди Сюис», «Банк кантональ», «Креди Водуа», «Цюрхер фольксхандлунг», «Гамбургер коммерцфи-нанцгезелыпафт», «Бедуин траст ов Абу-Даби», «Ямамото бэнк ов Джэпэн» и «Хельсинки панкки». Я перестал пить и в изумлении уставился на Брукнер. «Куча банков, — сказал я. — И во всех у Криминале были счета?» «Во всех», — ответила Козима Брукнер. «Да-а, это книжек надобно продать до черта», — протянул я. «Вы и правда думаете, что на книгах так недурно зарабатывают?» — удивилась Козима.

«Значит, Илдико наведалась во все эти места и выгребла все подчистую?» «Отовсюду», — отвечала Козима. «Должно быть, денег получила гору». «Уж наверно, — согласилась Козима. — Вы что, удивлены?» «Само собой, — ответил я, — ведь я же ничего не знал. И это вовсе не похоже на нее. Вообще-то она очень славная». «Не сомневаюсь, просто душка, — отвечала Козима. — А знаете вы, что произошло потом, когда она проделала все это?» «Ее взяли?» — нервно выговорил я. «Да нет», — сказала Козима. «Она пошла да и очистила все магазинчики города Лозанны?» — предположил я. «Нет, в тот день уже не оставалось времени для магазинов, — отвечала Брукнер. — Ранним вечером ваша подруга покинула страну через австрийскую границу и была доставлена на полной скорости обратно в Венгрию». «А вы уверены?» — спросил я. «Ну конечно, есть свидетельство, — сказала Козима. — Момент ее отъезда точно зафиксирован. К несчастью, ни одна из стран ее не задержала, а они сейчас под юрисдикцию Еврокомиссии не подпадают». «А, так, значит, она все же ускользнула», — проронил я, видимо, со слишком явным облегчением, поскольку Брукнер посмотрела на меня внимательно.

«Вы же, — продолжала она, — отбыли на следующий день. Полуденным рейсом из Женевы в Лондон». «Как я вижу, это тоже было зафиксировано точно?» «Криминале вылетел в тот самый вечер в Индию, теперь он в Калифорнии», — сказала Брукнер. «Разве? — произнес я. — Ну, все равно, программа-то накрылась, так что...» «Вы тоже перед расставанием с Женевой, похоже, побывали в банке», — сказала она. «Не припомню». «Вам напомнить?» — предложила Козима, ныряя в сумку и выныривая с фотографией. Насчет того, что за парнишка выходил с вещами из «Креди мовэ», сомнений не было. «Я, наверное, ходил менять валюту», — объяснил я. «Не хотите ли еще? — спросила Козима, протягивая фотографии. — Вот, например, на пароходе вы беседуете с Криминале». «Почему бы нет?» — ответил я. «Заметьте, на карточке у вас чужое имя, «Проф. Игнатьев», — продолжала Козима. — А вот в Шильонском замке в подземелье вы в компании венгерского агента, обсуждаете план действий». «А, — сказал я, — Ханс де Граф из Гента. Ваш человек». «Ведь я уже сказала вам в Лозанне, имена произносить не обязательно», — оборвала меня она.

Перед нами появилось замечательное кушанье «террин» из мяса, птицы и, бесспорно, лучшей дичи Суаньского леса, но я едва его коснулся. «Значит, вы считаете, что я в этом замешан», — произнес я. «В чем?» — спросила Козима. «Откуда же мне знать? — ответил я. — Я думал, вы мне скажете. Туда я ездил, чтобы сделать фильм о Басло Криминале». «Но вы встречались там со странными людьми, — сказала Брукнер. — Мы надеялись, что вы поможете нам найти настоящего сообщника». «Какого настоящего сообщника?» «Я говорила, кажется, что ее быстро вывезли, — сказала Брукнер. — На бульваре Эдуарда Гиббона ее поджидал молодой человек на красной «БМВ». Может, вы его узнаете на этих фотографиях?» — она вновь заглянула в сумку. «Не трудитесь, — сказал я, поскольку многое тотчас же стало на свои места. — Это Шандор Холло, Холло Шандор. Венгерский устроитель».