Соперник (ЛП) - Пенелопа Дуглас

– Думаешь, наши дети нас ненавидят? – спросила женщина. Я резко остановился.

Жестом указал Фэллон не шуметь, приложив палец к губам. Мы вдвоем прильнули к приоткрытой двери, прислушиваясь.

– Не знаю, – ответил мой отец обреченным тоном. – Думаю, я не стал бы винить Мэдока, если он меня возненавидит. Джаред любит тебя?

Кэтрин Трент. Вот, с кем он разговаривал.

– Думаю, да, – тихо произнесла она. – И, если вдруг он завтра женится, я буду чертовски беспокоиться. Однако у меня не возникнет сомнений, что он следует зову сердца. То есть, посмотри на нас, Джейсон. Кто скажет, что у них ничего не получится в восемнадцать, если мы наломали дров в более позднем возрасте? Разве мы эксперты?

Проклятье. Невидимые руки скрутили мои внутренности, словно тряпку. Папа знал о свадьбе.

Послышались тяжелые шаги.

– Дело не в этом, а в приоритетах, Кэтрин. Моему сыну нужно окончить колледж. Он должен познать жизнь. Ему достались дары привилегий и возможностей. А теперь у него появился отвлекающий фактор.

Взяв Фэллон за руку, посмотрел ей в глаза.

Из офиса донесся шорох, потом шум колесиков кресла, вздох отца. Должно быть, он сел. Прищурившись, попытался определить, злился он или расстроился. Я не мог разобраться. Затем услышал стон и надрывный вздох, прям как при гипервентиляции легких. Но нет.

– Я все испортил, – сдавленно проговорил отец. Он плакал.

– Шшш, Джейсон. Не надо. – Кэтрин тоже заплакала.

"Мой отец", – подумал я. Мой отец плачет. На грудь опустился тяжкий груз. Посмотрев вниз, заметил, как Фэллон поглаживала большим пальцем мою руку. Когда поднял взгляд, ее подбородок задрожал.

– Мой дом пуст, Кэтрин. – Его голос звучал так печально. – Я хочу, чтобы он вернулся.

– Мы были плохими родителями, – прошептала она, всхлипнув. – Дети поплатились за наш образ жизни, теперь нам пора расплачиваться за их. Он нашел девушку, от которой не может держаться в стороне. Они сделали это не для того, чтобы причинить тебе боль, Джейсон. Они влюблены. – После ее слов я улыбнулся. – Если хочешь вернуть сына, – продолжила Кэтрин, – открой объятия шире.

Крепче сжав ладонь Фэллон, прошептал:

– Мне нужно несколько минут с ним наедине.

Ее глаза блестели от скопившихся в них слез. Она понимающе кивнула. Пройдя мимо меня, Фэллон направилась в кухню.

Распахнув дверь, увидел отца. Он сидел в кресле, опершись на локти и подпирая голову руками. Кэтрин – на коленях перед ним. Явно утешала, как я предположил.

– Мисс Трент? – обратился к ней, засунув руки в карманы куртки. – Могу я поговорить с папой наедине, пожалуйста?

Они синхронно вскинули головы. Кэтрин поднялась.

Она выглядела красиво в бежевом домашнем платье в красный горошек а-ля 40-е. Ее шоколадного цвета волосы – такого же оттенка, как и у Джареда – спадали по плечам крупными локонами, но некоторые пряди были собраны заколками у висков.

Отец же выглядел кошмарно. Волосы растрепаны – скорее всего, то и дело теребил их пальцами; рубашка помятая, голубой шелковый галстук распущен. И он точно плакал.

Папа сидел, не шевелясь. Кажется, он вообще немного меня побаивался.

Кэтрин прочистила горло.

– Конечно.

Я отступил от двери, пропуская ее. Только когда она проходила мимо, схватил за руку, чтобы остановить. Поцеловав Кэтрин в щеку, признательно улыбнулся.

– Спасибо, – прошептал.  

Прежде чем выйти за дверь, она кивнула. Ее глаза сияли от слез.

Отец не встал с кресла. Я окинул кабинет взглядом, вспоминая, как в детстве мне сюда запрещалось заходить. Он ничего не прятал. Не тут, по крайней мере. Однако однажды сказал, что в этой комнате сосредоточена "вся его жизнь", и здесь не место детям.

Думаю, именно тогда я впервые осознал, что не являюсь для папы главным приоритетом. Существовали вещи, которые он любил больше меня.

Но глядя на него сейчас… В глазах усталость, тело напряжено. Судя по повисшему молчанию, отец не знал, что сказать. Все это подталкивало к обратному заключению.

Может, ему не все равно.

Глубоко вздохнув, сделал шаг в его сторону.

– Ты мне никогда не нравился, пап, – медленно произнес я. – Ты слишком много работал, никогда не приходил, даже если обещал. Из-за тебя мама плакала. Тебе казалось, что деньги все исправят. Самое худшее – ты ведь не глуп. Ты знал, чего лишал свою семью, но все равно это делал.

Я прищурился, бросая ему вызов. Пусть отвечает. Хоть как-то объяснит свои поступки.   

Однако при первых моих словах он опустил взгляд и ни разу не оторвал его от стола.

Поэтому я продолжил, расправив плечи:

– Я люблю Фэллон. И этот дом люблю. Я хочу, чтобы ты присутствовал в моей жизни, но, если будешь командовать и важничать, тогда можешь валить ко всем чертям. – Сделав паузу, подошел к столу. – Ты нам не нужен. Но я люблю тебя, папа.

Я сжал челюсти; моргнул, избавляясь от чувства жжения.

Он поднял глаза. Такого выражения я в них еще не видел. Они блестели от слез, но его взгляд был полон решимости. Отец собирался бороться. Он беспокоился о моем образовании, о том, найдем ли мы с Фэллон работу, как будем справляться с семейной жизнью, когда нам еще взрослеть и взрослеть, только один момент он упустил.

Я перестал взрослеть после отъезда Фэллон.

И снова начал, когда она вернулась домой.

Нужно найти то, что любишь. То, за что готов сражаться, чтобы жизнь была целью, а не работой. Фэллон не станет преградой моему будущему. Отец стал.

Сохраняя зрительный контакт, ждал ответа, однако он сам должен понимать. Если не поддержит нас, мы справимся без него.

Наконец-то встав, папа провел руками по волосам, затянул галстук туже. Я проследил, как он прошел к сейфу, набрал комбинацию, достал какие-то бумаги. После чего вернулся к столу, подписал документ и протянул мне через стол.

Я замешкался. Вероятно, это его новое завещание, в котором он оставляет меня без единого цента, или прочая подобная хрень.

– Оставшиеся две трети твоего трастового фонда пока останутся у меня и будут поделены по первоначальному плану, – пояснил папа. – А это подарок на свадьбу… если нам удастся его сохранить.

Сбитый с толку, снова развернул бумаги. На моих губах промелькнула тень улыбки.

– Дом? – удивленно спросил я.

Он передал мне права собственности на дом, но там значилось не мое имя. Радость и непонимание закружились в моей затуманенной голове.

Хотел ли я получить дом?

Да.

На веки вечные?

Черт, да!