Янтарь чужих воспоминаний - Марина Суржевская

Не в силах поверить, что иду на поводу у девчонки, я вышел на террасу, где она сидела.

— Лили, я был не прав, — сквозь зубы выдавил я.

Она подняла голову, наморщила носик, показывая, что думает о таком извинении.

— Я не собираюсь тут ползать на коленях, вымаливая твое прощение! — снова обозлился я. Цветочек пожала плечами.

— Лили, не выводи меня! — мрак, я уже ору, как ненормальный. А эта синеволосая пигалица только смотрит мне в лицо и молчит!

И желание свернуть ей шею становится просто невыносимым. Развернулся и с размаха вогнал кулак в толстое стекло на двери террасы. Осколки посыпались мне на ноги и вонзились в руку, вспаривая кожу. Кровь из разрезанного запястья сразу залила мои брюки и белую рубашку.

— Кай! Да что же ты… да как ты… Подожди, подожди, я сейчас… Надо промыть!

Я старался не усмехаться, пока она носилась вокруг меня, вытаскивая осколки из кожи и промывая порезы дезинфектором. И не прекращая меня успокаивать, что-то говорить, целовать… Мне хотелось рассмеяться, но я лишь болезненно морщился. Все же малышка не глупа, и мне не стоит выходить из образа.

— Рубашка испорчена, — с жалостью прошептала Лили, целуя мою забинтованную ладонь. — Дай сниму, осторожно… А это была твоя любимая…

— Плевать, — я жадно прижимаю ее к себе, с наслаждением впиваюсь в губы девчонки. Мельком глянул, не попали ли на нее осколки, хоть и был уверен, что не долетят. Она отвечает на поцелуй с радостью, и я снова улыбаюсь.

Маленькая синевласка… Так или иначе, все равно будет, как я хочу. Но так ты не будешь чувствовать себя проигравшей… И я слишком давно играю в игры, чтобы позволить тебе выиграть.

Лето заканчивается…

В какой момент я ощутил это? Может, когда Лили вскрикнула от моего поцелуя-укуса. Я прижался к ее коже губами, тяжело дыша. Она попыталась отстраниться, почувствовав перемену во мне, но я хотел обладать и присваивать, клеймить кровью и спермой, своим запахом и болью.

— Кай? — она дернулась из моих рук, поняв, что я ласкаю ее вторую маленькую дырочку, в то время как первая уже занята мною. — Ты что? Я не хочу… туда!

— Не бойся, — я провел языком по ее губам, — я осторожно.

— Кай? Я не уверена…

Она попыталась освободиться, и я сжал ей запястья, лишая движения. Возбуждение резко усилилось, заставив меня застонать и сжать ей руки еще сильнее. Я чувствовал ее легкий страх и боль в запястьях. Почти неощутимую, но меня она заводила.

— Детка… мне нужно немного больше… Чуть-чуть.

— Но… Я не хочу.

— Я хочу, Лили. Я.

Одна мысль о том, что я возьму ее таким, не предусмотренным природой способом, заставляла меня двигаться все резче, почти выходя из ее тела, а потом резко вбиваясь на все глубину. Перехватил ее ладони одной рукой, а вторую опустил вниз, размазывая смазку между ее ягодиц. Лили затихла, не мешая мне, но и не отвечая. Я погладил ее ягодицы и уткнулся между ними, ощущая туго сжатые мышцы. Хотелось перевернуть, надавить ей на спину, заставив прогнуться. Хотелось войти рывком. Хотелось сделать больно и застонать от наслаждения… «Как быстро ты захочешь ее боли, Кай?» — насмешливый голос прозвучал в голове, заставив меня остановиться.

Я замер, тяжело дыша и тряся головой, чтобы очнуться. Понимание ударило больно, словно кулаком в центр груди. Отпихнул непонимающую синевласку почти с яростью и вышел, хлопнув дверью. Девчонка, конечно, пришла следом и застыла на пороге, нервно перебирая ногами и испуганно меня рассматривая.

— Кай, что случилось? Что с тобой? Я просто сказала, что не уверена… Я слышала, это больно… в первый раз.

Она густо покраснела, а я чуть ли не взвыл.

— Ты обиделся, что я испугалась? — она шагнула ко мне.

— Обиделся? — вот проклятые боги! Чтоб вы там все сдохли на своих небесах! — Ты что, не поняла? Да я хочу твоей боли, понимаешь? — Я склонил голову, в упор глядя в медовые глаза, затянутые недоумением. — Хочу! — заорал я, взбесившись. — Мне до одури надоели эти нежности, и я хочу жесткого и больного траха, ясно тебе?

Она чуть попятилась от меня, и я вздохнул. Отлично. А теперь испугайся и уйди, маленькая синевласка. Сбеги от меня как можно дальше. Я даже тебя отпущу.

Лили вскинула голову и прищурила свои кошачьи глаза.

— Хорошо. Но только прежде расскажи мне, чего ты хочешь. Подробно. Я подумаю.

Она села на стул и чинно сложила на коленях руки. Если учесть, что синевласка была голая и все еще возбужденная, выглядело это занятно.

Впридачу к моей больной голове, боги почему-то наделили меня чувством юмора. Так что я хмыкнул, не удержавшись. А потом просто расхохотался. Лили смотрела непонимающе. Мрак, мне ее даже жалко было. Разобраться в моих реакциях иногда не удается даже мне, куда уж нежному цветочку.

— Прости, — я встал на колени перед креслом, в котором она сидела. — Прости, маленькая, — прижался лицом к ее животу, царапая нежную кожу утренней щетиной и оставляя на ней красные полоски. Болезненные. Еще только раз, и все. Отстранился. Снова прижался, но теперь только губами, провел языком от пупка к краю светлых волос. И ниже. Никакой боли. Только чувственная ласка и одурманивающая страсть.

— Кай… — она шепчет это проклятое имя, и я улыбаюсь. Мне почти хорошо…

…Перед уходом чмокнул ее в лоб.

— Лили, я сегодня задержусь. Не переживай, ложись спать.

Она смотрела испуганно, и я улыбнулся, поцеловал снова, незаметно влияя на ее эмоции. Слегка. Просто чтобы не переживала, ей вредно.

И ушел.

Не могу сказать, что вечера я ждал как-то по-особенному. Для меня и это уже обыденность. Я лишь раздумывал, чего именно хочу: секса или убийства. Вечером вышел из Хранилища, натянул на лицо маску и пошел вдоль реки, все еще раздумывая. И почему-то вспоминая синевласку. То, как она смотрела на меня, сидя голышом на бежевом бархате кресла. Что было бы, если бы я сказал, чего хочу на самом деле? Поведал о своих милых увлечениях? Милинда уже попыталась просветить девочку на мой счет, но Лили не поверила и решила просто избить врунью.

Сказать, что Милинда не врала? И все даже хуже, чем она говорила?

Нет. Нет.

Ни за что.

Наверное, Лили смирилась бы. Нет, не наверное, а точно. Смирилась бы, попыталась принять мои… странности, и даже терпела бы, если бы я начал… практиковать с ней. Скрывая под маской удовольствия боль и отвращение. Или еще хуже — начала бы получать от боли удовольствие. Это странно, но наш разум довольно быстро стирает границу между болью и удовольствием, одно перерастает в другое, чтобы сохранить сознание. Да и мне с моей эмпатией нетрудно приучить ее к этому. Я уже проделывал это с другими, иногда осознанно, иногда — нет. Заставлял любить и желать моих забав. А с синевлаской это еще проще. Но я не хочу. Только не Лили с ее медовыми глазами, острыми коленками и всепоглощающей любовью во взгляде.