Янтарь чужих воспоминаний - Марина Суржевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она говорила гадости, — лицо Лили снова приняло замкнутое и упрямое выражение. Я взял ее ладони, приложил к губам. Для девочки — жест заботы и ласки, мне же через прикосновение удобнее слушать ее чувства.
— Какие? — голос спокойный и ничем не выдает моей злости.
— Я не хочу об этом говорить, — насупилась синевласка.
— Она тебя оскорбила?
— Нет… я не хочу об этом!
Я сжал ее ладонь, не позволяя отстраниться и внимательно разбирая эмоции и образы ее сознания. Люди думают, что эмпаты читают мысли, но это не совсем так. И далеко не так просто, как многие считают. Сознание — это не книга с текстом, который можно читать. Это огромный чан с мешаниной всего подряд, как если бы в котел вылили сразу все, что осталось после банкета, размешали и залили чернилами. Образы, воспоминания, чувства, настоящие и прошлые, картинки того, что человек видит в данный момент и с чем ассоциирует, снова куски воспоминаний на эти ассоциации… Вот в этих помоях и вертятся нужные образы, относящиеся к интересующему эмпата событию. Вылавливать их — то же самое, что искать в таком котле косточку от вишенки. К тому же любой разум сопротивляется вторжению. Сильный дар янтаря, такой, как у меня, позволяет проникнуть в сознание почти любого человека и даже обойти ментальную защиту. Всегда есть лазейка, наш разум слишком сложный, чтобы защитить его полностью. И первая из лазеек — эмоции. По сути, человек сам открывает эмпату вход, потому что слишком сильно переживает, выдает выброс больший, чем может сдержать сфероэкран. Надо всего лишь заставить человека нервничать или злиться…
А у моей синевласки и защиты-то толковой не было. Кстати, надо заняться этим. Но сейчас меня больше интересовали ее образы и эмоциональный фон. Я нахмурился, разбирая его. Сложный, многоступенчатый, словно веревка, свитая из множества нитей. Каждая что-то означает. Женщин всегда разбирать труднее: слишком много чувств, чуждых мужскому восприятию. Вот и сейчас я легко отделил стеснение, злость, обиду, дальше… желание защиты. Нет… желание защитить. Сильное, оно заковывало веревку образов в непроницаемый панцирь, не давая мне подобраться. Кого она защищает? Что прячет от меня?
Усилил давление, и синевласка вскрикнула, выдернула ладонь, а я отпрянул, тряся головой.
Меня. Она хотела защитить меня. От злых слов Милинды, от той грязи, которой обливала меня сестричка. Сцена действительно была паскудной, и в выражениях Милинда не стеснялась. Синевласка хотела это скрыть, чтобы не сделать мне больно.
Она сидела на стуле, ссутулившись и поджав под себя длинные ноги с острыми коленками, низко опустив голову. Я неловко погладил ее по синей макушке, и Лили отстранилась. Резко вскинула на меня свои медовые глаза.
— Ты читаешь мои мысли, Кай. Я просила тебя этого не делать. Но тебе плевать на мои просьбы, да? Я не могу от тебя защититься, но я ведь попросила!
— Цветочек…
— Не хочу с тобой разговаривать, — она оттолкнула мои руки и встала. — Не буду разговаривать. Зачем? Раз ты лезешь ко мне в голову, не буду больше сотрясать воздух.
Она выпрямила узкую спину, фыркнула и ушла в душ. Я усмехнулся, глядя ей вслед. Ну-ну…
* * *Лили не разговаривает со мной уже неделю. Первый день я ушел в хранилище и просто забыл об этом, выкинул из головы, как инцидент, не стоящий внимания. А вечером не сразу понял, почему на мои вопросы синевласка молчит и смотрит в потолок.
— А, вспомнил, — усмехнулся я, — ты со мной не разговариваешь. Вот повезло. Никакой болтовни, лишь приятное времяпровождение. Мечта любого мужчины!
Лили насупилась, а я, рассмеявшись, ушел в душ.
— Жду тебя через несколько минут, детка.
Уже стоя под тугими струями воды, услышал скрип половицы и уловил движение отъезжающей стеклянной дверцы. Улыбнулся, не поворачиваясь. Значит, обида распространяется только на разговоры. Забавная синевласка. Я быстро заставлю ее открыть рот…
Рот Лили открыла. И звуки тоже издавала. Некоторые. Такие, от которых я в некоторых местах дымиться начинал. Но слов не было, как я ни старался. Да уж… упрямства цветочку не занимать.
Но это было только начало. Через три дня ее молчание забавлять меня перестало и начало злить. Утром, как обычно, прошел на кухню, делая вид, что ничего не происходит.
— Ты выпила лекарства?
Нахмуренный лоб. Поставил перед ней стакан воды, отсчитал таблетки и пилюли. Проследил, чтобы все выпила.
— Омлет будешь? — спросил синевласку. Она мотнула головой.
— А что тогда? — задал провокационный вопрос. Лили демонстративно постучала пальцем по своему лбу.
— М-м-м… плохо слышно что-то. Кашу? Нет? Котлеты? Тоже нет? Огурцы с медом? Думай громче, синевласка, у тебя в голове дрянь какая-то!
Девчонка пожала плечами. Я взбесился, открыл банку с кошачьим кормом и швырнул на стол.
— Завтрак подан!
Она посмотрела мне в лицо своими медовыми глазами, взяла вилку и принялась есть. Судя по эмоциям, ей даже было вкусно, только стыдно перед Мраком. Я отобрал банку и кинул в раковину. Синевласка лишь молча облизала вилку.
— Ты что, меня дрессировать решила? — бросил я, стараясь не орать. Лили посмотрела мне в лицо и качнула головой.
— Вряд ли получится, детка. Я уже слишком большой мальчик, знаешь ли!
Она пожала плечами.
— Лили, прекращай. По-хорошему. Пока я не разозлился.
Девчонка посмотрела невозмутимо и откусила кусочек хлеба. Принялась молча жевать.
— Я тебя выпорю. Ремнем, — пообещал я. Синевласка снова пожала плечами, чем взбесила меня окончательно. Но не пороть же ее на самом деле? — Ну и молчи, — швырнул на стол мешочек с кофейными зернами, так что они разлетелись по всей кухне. И ушел одеваться. Когда вернулся, на столе стояла чашка ароматного напитка, как я люблю, все зерна убраны, а сама Лили ушла в сад и сидела там, копаясь в земле. Я посмотрел в окно на ее узкую спину, покосился на кофе.
— Вот же зараза, — пробормотал я Мраку. Кот промолчал. — Выкину. Обоих.
* * *Еще через два дня я стал ловить себя на том, что прислушиваюсь к разговору Лили с котом. Сижу в гостиной и делаю вид, что мне плевать, а сам подползаю ближе, чтобы лучше слышать. С этим противным облезлым зверюгой синевласка общается и даже смеется, но стоит зайти мне — замолкает. И мне хочется ее за это прибить. Раздражает жутко. Конечно, я могу ее заставить разговаривать, и даже говорить то, что мне хочется услышать. Но какой в этом смысл? Мне не нужна говорящая кукла, повторяющая мои собственные мысли. Меня забавляли ее… но открывать рот синевласка отказывается категорически. И в ее эмоциях столько упрямства, что молчать она будет до следующей весны!