Стрим - Иван Валерьевич Шипнигов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сразу стал знакомый, прежний: жалкий, трогательный, любимый, дебильный. Даже, скорее, дурацкий. И я наконец-то расслабился. Говорю: допивай, Алексей, свое пепси без сахара. А с коньячеллой я тебе помогу. Леша плачет и смеется: с коньячеллой – откуда, говорит, такие слова знаете, Владимир Георгиевич. А можно, говорит, еще коньяка? У вас же, наверное, есть запасы. Леша, говорю: можно Машку за ляжку! Смеется и плачет. Запасы-то, говорю, у меня есть, только у меня коньяк безалкогольный. Как твое пепси без сахара. «Без, без», – плачет. – Без сахара, без алкоголя, без ничего» – смеется. И опять плачет. Давай, говорю, этот допьем, а дальше спросим. Допил. Проплакался. Уснул.
Только я его в своей комнате уложил, Наташа пришла. Я, говорит, на работу устроилась, Владимир Георгиевич. Пока еще не скажу, чтоб не сглазить. Сюрприз! Но скоро, когда получу зарплату, сниму комнату и перестану вас бесить. Да не бесишь ты меня, говорю… Живи сколько хочешь, главное, без драмы. И без сюрпризов. Холодильник закрывай, стиралку открывай, и все нормально будет. И пальцы складываю соответствующе. Наташа смеется голосом, а глаза грустные и взрослые. Как у Элеоноры на фотографии в вотсапе. Показывает мне в телефоне: сегодня очень красивый снег, Владимир Георгиевич. Я для сторис сняла.
И у нее там такой тоже кружочек. Она его нажимает, и появляется картинка: площадка детская у нас во дворе, фонарь, и снег под ним. Картинка неподвижная, а снег под ним как бы идет. И сверху картинки рожица с сердечками вместо глаз. И вся эта штучка куда-то убегает.
Как я Наташу из клиники забрал, видел в ней только ребенка, который сам себя чуть не убил. А тут посмотрел на ее палец на этой убегающей штучке, розовый, детский – и вспомнил, что она девушка. Женщина. Баба, если совсем без соплей. И подумал: так, друзья. Действительно, хватит с меня драмы. Приходите в себя, налаживайте дела свои, и до свидания. Взрослые люди же, что ж вы с собой делаете?!
Перед сном Элеонора прислала в вотсапе ссылку. Там была такая же убегающая штучка, как у Наташи. Но на ней сама Элеонора, в сером таком, с отливом, платье, в коротком, тоже сером, но потемнее, пальто, тоже на фоне снега. Хорошо, думаю: приснится, так хотя бы во сне сниму с нее это платье. Каждую ночь же снятся вот эти молодые, душистые, картавые. С ними у меня много и вообще без сантиментов.
Приснилась. Не получилось. Никогда такого не было.
И она меня в этом сне успокаивает: без драмы. Расслабленно.
61
«Всегда хотела быть прекрасной и тонкой девушкой-„принцессой“. Девушкой, которая не стесняется ставить на обложку в фейсбуке свою же фотку. Где лица не видно, но понятно, что это она, прекрасная. А на аватарку она ставит чб-шное фото, где уже блистает целиком, тонкая. Всегда в платьях на тонких бретельках. На тонких ключицах. Всегда в туфлях на тонком каблуке. На босую и опять же тонкую ножку. И внешне она очень тонкая, эта прекрасная 30-летняя „девушка“-принцесса. И внутри она тоже тонкая. Но наполненная. Она не стесняется своего внутреннего ребенка. Никогда никого не обесценивает. Но и себя не даст обесценить.
Я всегда стремилась быть такой девушкой-принцессой. И наконец-то поняла, что я уже давно не девушка. И никогда не была принцессой. И вообще не тонкая и не прекрасная».
Пишу эссе для поступления в онлайн-школу писательского творчества. Немножко смущает тавтологическое определение. Но, как ни странно, оно хоть как-то выделяет эту школу среди других многочисленных школ всяческого «творчества» и «мастерства». Мне эта школа понравилась сразу.
Недавно сидела вечером, как обычно, в прострации и фрустрации. После того, как расстались с Лешей. Листала механически ленту, увидела ссылку на открытый зум-семинар критика Евгении (феминитив «критикесса» уж очень уродлив). Она тоже филолог, пишет о современной литературе и автофикшне. Раньше я бы на такой семинар не пошла, из зависти к бывшим коллегам. «Коллеги» – так у нас на филфаке с чувством называли растерянных первокурсников дяденьки-профессора. Раньше я завидовала коллегам, которым, в отличие от меня, филология была по-настоящему интересна, и они продолжили ею заниматься. А сейчас уже не завидую. Сейчас у меня многие чувства отшибло. Отморозило. Даже зависть.
Хотя что значит «она тоже филолог». Она-то как раз настоящий филолог. А я непонятно кто. Была немножко редактором. Чуть-чуть копирайтером. Мне когда-то давно пришла в голову пафосная фраза, ни к селу ни к городу: «Я художник, а не копирайтер на фрилансе». Это я тогда писала свои туристические текстики и представляла, что когда-нибудь стану «настоящей» писательницей. Вот мне, допустим, закажут рассказ на определенную тему. А я, например, вот так гордо отвечу.
Господи, это было еще так недавно, а как же все изменилось. Дело даже не в том, что нет больше никакого туризма. И не в том, что я теперь безработная одинокая баба. Говорят, что меняются обстоятельства, а люди нет. Мир изменился. А я?
Пробовала вести инстаграм про косметику и белье – куда мне! Как говорил Леша, прочитав по моей программе «Мертвые души»: с кувшинным рылом в чужой монастырь. Вот я с этой работой так выглядела. Для нее нужна женственность уровня «Наташа». А интеллекта достаточно тоже такого же уровня. И опять я на шее у мамы с папой. Раньше я называла это «финансовой прозой». Хотя, не так уж и на шее. Квартира ведь есть. Хотя квартира от мамы с папой и есть. А на жизнь, по крайней мере, на еду, мне нужно совсем немного. С тех пор, как живу одна, без Леши, практически не ем ничего. И не живу, в общем. Мир изменился, а ты? Унылая, пора!
В этом зуме на обсуждении все потихоньку начали рассказывать о себе. Женя полушутя предложила так сходу практиковаться в жанре автофикшн. Такие все молодые, симпатичные, умненькие парни и девушки были в этом зуме. Хотят быть или писателями, или сценаристами, или вообще ютуберами. Или всеми сразу и понемногу. В том числе стендап-комиками.
Я поправила одну девушку, объяснила, что сценарист – тоже писатель, он пишет сценарии. Парню одному сказала, что ютубер или комик, если выступает со своим текстом – тоже писатель. Автор. А они под писателем имеют в виду прозаика, просто подвид писателя. Такая уж у нас почтенная литературная традиция, живая даже в этих не очень начитанных, но бесконечно обаятельных молодых
