Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весьма показательно, что в 1710‐х гг. Преображенский приказ сохранил не только прежнюю компетенцию, но и особый формально-иерархический статус, заключавшийся в подчинении непосредственно монарху. Как установила еще Н. Б. Голикова, ведомство из села Преображенского упорно отказывалось предоставлять какую-либо информацию и выдавать дела даже по запросам Правительствующего сената[915]. Неудивительно, что Преображенский приказ далеко не сразу сумел отладить взаимодействие и с органами правосудия, созданными в ходе проведения судебной реформы 1717–1723 гг.
Исстари привыкший к особому статусу приказ игнорировал поначалу саму учрежденную в декабре 1717 г. Юстиц-коллегию. 16 июля 1719 г. коллегия оказалась вынуждена направить царю доклад с жалобой на принявшие массовый характер самоуправные действия Преображенского приказа. 5 сентября 1719 г. президент Юстиц-коллегии А. А. Матвеев (уже единолично) обратился к Петру I с повторным докладом на эту тему, выдвинув предложение издать специальный указ, в котором разграничивалась бы компетенция Преображенского приказа и Юстиц-коллегии в делах, не касавшихся составов государственных преступлений[916].
Однако ни в 1719 г., ни в 1720 г., ни в 1721 г. предлагавшийся Андреем Матвеевым указ не появился (хотя возможно, что какие-то указания на этот счет были даны монархом руководству Преображенского приказа в устной форме)[917]. Но в начале 1722 г. Петр I собственноручно записал для памяти: «Определить, каким делам быть в Преображенском приказе»[918]. Реализация означенного высочайшего замысла не затянулась.
Уже 29 апреля 1722 г. Петр I подписал закон, в котором впервые детально регламентировался круг ведения приказа в судебной сфере[919]. В ст. 1 и 2 названного закона (не рассматривавшегося до сих пор ни в исторической, ни в историко-правовой литературе[920]) подтверждались как традиционные полномочия Преображенского приказа по разбирательству дел по государственным преступлениям, так и аналогично традиционные полномочия по рассмотрению судебных дел, касавшихся военнослужащих гвардии. При этом в ст. 2 указа оговаривалось, что дела по искам самих гвардейцев должны были рассматриваться теми судебными органами, под юрисдикцией которых находились ответчики.
Согласно ст. 3 закона от 29 апреля 1722 г., к ведению Преображенского приказа были дополнительно отнесены дела о «великих убийствах» и «городских разбоях», совершенных в Москве и Санкт-Петербурге во время пребывания там императора[921]. Завершало ст. 3 категорическое предписание никаких дел иного характера в судебное производство приказа более не принимать, чтобы «тем конфузии не зделать положенному регламенту» (то есть не нарушать функционирование реформированной судебной системы).
Издание закона от 29 апреля 1722 г., казалось, незыблемо упрочило положение Преображенского приказа в государственном механизме Российской империи. Однако вскоре грянули события, едва не оказавшиеся для приказа роковыми. В начале 1723 г., впервые за историю могущественного ведомства из села Преображенского, оба многолетних руководителя его аппарата — дьяки Я. В. Былинский и В. Н. Нестеров[922] — попали под суд по обвинению в преступлениях против интересов службы и против правосудия.
Еще не привлекавшее внимания исследователей уголовное дело по обвинению преображенских дьяков завязалось в первых числах февраля 1723 г. Уже 12 февраля 1723 г. Петр I указал, чтобы канцелярские и технические служащие Преображенского приказа объявили, что им известно о криминальных деяниях своих начальников («какие ведают [за ними]… противные указом дела, обиды и народное грабление и взятки»)[923]. 15 февраля 1723 г. император поручил разбирательство дела «дьяков преображенских» Вышнему суду (непосредственно расследованием названного дела занялась Розыскная контора суда)[924]. Не позднее середины февраля Якова Былинского и Василия Нестерова взяли под стражу.
В ходе следствия было вскрыто множество эпизодов преступной деятельности дьяков (особенно по фальсификации уголовных дел). Достаточно сказать, что, согласно доношению Вышнего суда Петру I от 8 марта 1723 г., к тому времени поступила информация уже о 47 уголовных делах, при разбирательстве которых Я. В. Былинский и В. Н. Нестеров допустили нарушения законности. При этом в доношении констатировалось, что в связи с делом дьяков «еще приходят челобитчики и доносители непрестанно…»[925].
Стоит заметить, что следствие по делу преображенских дьяков встречало подчас прямое сопротивление со стороны И. Ф. Ромодановского. Так, в сентябре 1723 г. глава Розыскной конторы Е. И. Пашков направил Вышнему суду доношение касательно бывшего подьячего Преображенского приказа В. Малгина, который «показал того ж приказу преступление указов дьяков». Зачисленный в штат Розыскной конторы Василий Малгин был, однако, неожиданно «взят в Преображенской приказ за караул»[926].
Впрочем, с организационно-правовой стороны 1723 г. особенных перемен в положение ведомства из села Преображенского не принес. В этом отношении показательна реакция Петра I на доклад Главного магистрата от сентября 1723 г., в котором содержалось, в частности, предложение изъять из подсудности Преображенского приказа городское население. 27 сентября 1723 г. в качестве высочайшей резолюции на этот пункт доклада была приведена копия закона от 29 апреля 1722 г.[927]
Примечательно, что в том же 1723 г. находившийся с особыми поручениями Петра I на Урале генерал-майор В. И. Геннин предложил учредить представительство Преображенского приказа в Сибирской губернии. В письме императору от 22 октября 1723 г. Вилим Геннин высказал просьбу, чтобы для разбирательства дел по государственным преступлениям прислать «ис Преображенска афицера… кому изволишь верить», который «в Сибири бы жил»[928]. В направленном два дня спустя письме к И. Ф. Ромодановскому генерал-майор изложил соображения на этот счет более подробно.
По мысли В. И. Геннина, командированный в Тобольск уполномоченный Преображенского приказа производил бы (совместно с губернатором или вице-губернатором) разбирательство дел по «слову и делу», возбуждавшимся на территории Сибири. При этом по «малым делам» проектируемое сибирское представительство приказа осуществляло бы судопроизводство в полном объеме, а в остальных случаях — ограничивалось бы досудебным рассмотрением дела, результаты которого докладывались затем в Преображенский приказ[929]. Однако, несмотря на серьезную обоснованность, данное предложение Вилима Геннина не нашло поддержки ни у И. Ф. Ромодановского, ни у Петра I[930].
Что бы там ни было, разоблачение Я. В. Былинского и В. Н. Нестерова явилось для императора очевидным поводом задуматься о дальнейшей судьбе Преображенского приказа, тем более что старинное ведомство совершенно
