Больно укушенная - Хлоя Нейл

Я кивнула, и Джефф побежал к своей машине, которая стояла нетронутой в конце дороги.

Я огляделась вокруг, отказываясь смотреть на дом, не готовая встать перед фактом разрушения и потери места, где я провела так много времени, будучи ребенком. Места, где я выросла.

И что же я обнаружила своими прищуренными глазами? Перед другой машиной скорой помощи сидел подросток, не старше двадцати, одетый в футболку, на которой было написано ОЧИСТИМ ЧИКАГО.

Ярость пробежала через меня.

Я подняла свой меч, рукоятка была мокрая после снега, и шагнула к нему.

— Кто тебя сюда послал?

Он посмотрел на меня и с отвращением фыркнул. — Никто.

— Кто тебя сюда послал? — Я надавила, помещая конец меча напротив его бьющейся сонной артерии. Она просто пульсировала под кожей, крошечное эхо пульса, которое намекнуло на пресыщение моего голода, и удовлетворение моей внезапной жаждой насилия.

Это был другой вид жажды крови.

Я облизнула губы и посмотрела на него, испытывая жажду насилия, которую никогда раньше не испытывала. Конечно, я нуждалась в крови. Я была вампиром. Но мне не для этого хотелось крови. Я хотела сожрать его, контролировать его, сублимировать[57] его.

Я хотела прикончить его.

У меня появилось внезапное, новое сочувствие к пристрастию Мэллори черной магией, сводящим с ума сверхъестественным желанием, которое она, должно быть, испытала. Люди не были чужды к пристрастиям, но это казалось более мощным, когда пристрастие было навязано не просто наркотиком, а живым, дышащим существом.

— Мерит, — сказал Джефф, — Убери меч.

— Нет, Джефф. Это последний раз, когда они причиняют нам боль. Это должен быть последний раз. Мы ничего не делали слишком долго, и позволяли им сойти это с рук. На хер их, на хер это маленькое дерьмо. Что может произойти еще хуже?

— Возмездие, — сказал он, более спокойно, чем я могла бы. — Насилие, военное положение, судебный процесс. Я знаю, ты любишь своего дедушку, Мерит. Я не сомневаюсь в этом, и никогда не буду. Но мы должны рассматривать то, что поможет... и что причинит вред.

Я была женщиной, Стражем, вампиром. Монстром. Но в основном... я была собой. Независимо от того, кем еще я могла быть, я была собой. Я была внучкой своего дедушки. Я была послушником Кадогана, из благородного Дома. И я не могла опозорить ни своего дедушку, ни мой Дом хладнокровным убийством.

Укусить это одно. Больно укусить это другое.

Я отвела взгляд, в ярости от того, что Джефф не собирался позволять мне идти своим путем, путем насилия. Я была вампиром, черт возьми. Я хотела действовать. Я хотела избавиться от своей ослепляющей ярости, позволить ей найти свое место где-нибудь еще, вне меня, где бы она больше не могла меня терзать.

Я ушла и бросила через двор свой меч, потом свалилась в снег.

Там, на коленях, посреди двора моего дедушки, я посмотрела на то, что произошло с домом, который он делил с моей бабушкой. Дом был практически уничтожен. Огонь распространился с передней части к задней, что было единственной причиной, почему мы смогли выбраться без худших травм. Стены в задней части все еще стояли, но передняя часть осела, оставляя зияющую пропасть обгорелого дерева и мебели.

И строение не было единственной потерянной вещью. Фотографии и сувениры сгорели. Имущество моего дедушки было уничтожено. Даже компьютер Джеффа, вероятно, сейчас превратился в тлеющий пластиковый тост.

Потеря, страх и горе накатились на меня, и я начала рыдать. Я плакала до тех пор, пока мои колени не занемели и не зажгло глаза. Я плакала после того, как пожарный укрыл меня серебряным одеялом, чтобы не замерзла, до тех пор, пока я не сомневалась в том, что не осталось слез.

Я открыла глаза и снова оглядела двор. Придется начать работу: реконструкция, найти жилье моему дедушке, найти место для работы Омбудсменов.

Работа.

Я поняла, что в спешке попасть внутрь, я растерялась. Шприц. Я выбросила пластиковый мешок в снег. Он был нужен нам, это было единственным вещественным доказательством, которое у нас было.

Отчаянно, я поползла вперед, распихивая куски льда и снега своими руками, сквозь камни, пока я искала пластиковый мешок — не легкая задача в темноте.

— Мерит?

Вздрогнув от звука своего имени, я осмотрелась.

Этан стоял позади меня.

— Я потеряла шприц, Этан. Я не могу его найти.

Его взгляд смягчился. — Не беспокойся об этом сейчас, Мерит. Мы найдем его.

— Нет, нам нужен шприц. Это наши доказательства. Он нам нужен, Этан.

— Хорошо, — сказал он, осторожно поднимая меня на ноги. — Я поищу шприц, хорошо?

Я кивнула, мой разум все еще судорожно соображал, мое сердце все еще участвовало в гонках. — Это наши доказательства, — повторила я.

Этан положил руки на мое лицо и отыскал мои глаза. — Мерит. Дыши.

Я покачала головой. Однажды я уже была потрясена. Я больше не хочу быть потрясенной. Я просто хотела разъяснения.

— Я так боялась, — сказала я. — Я думала, что потеряла дедушку.

Этан улыбнулся. — Ты не потеряла его. Ты спасла его, Мерит. Ты бросилась в горящее здание, чтобы спасти его, и я никогда не был так горд, или так зол. Ты могла убить себя.

— Я в порядке, — сказала я. — Я должна была пойти туда. Я не могла не пойти туда.

— Я знаю, — сказал он, убирая челку с моего лица. — И это единственная причина, почему я прямо сейчас не душу тебя.

— Дом обкидали зажигательными бомбами. Там были мятежники. Один из них прямо... там, — сказала я, указывая на вторую машину скорой, но мятежника уже не было.

— Джефф поймал его, — сказал Этан. — Он в машине ЧДП.

Я обернулась, чтобы проверить это. Конечно же, надутый мятежник сидел в полицейской машине. Я не могла услышать его слова, но он, казалось, кричал во всю глотку о несправедливости его ареста и правосудии в руках вампиров... после того, как он обкидал зажигательными бомбами дом моего дедушки.

— Дома моего дедушки больше нет, — сказала я.

— Но твой дедушка цел, — указал Этан. Он жестко поцеловал меня, напоминая мне, что у меня есть собственная жизнь, за которую я должна быть благодарна, затем обернул вокруг меня руки и крепко обнял. У меня снова выступили слезы.

— Я здесь, — сказал он. — Успокойся.

***

Полчаса и одним найденным доказательством спустя, мы сидели в приемной больницы в южной части Чикаго. Дедушка был в хирургии, и мы ждали новостей.

Стулья с розовыми твидовыми[58] подушками были расставлены вместе для семьи и друзей, в углу спокойно работал телевизор, транслируя канал 24-часовых новостей. Там был небольшой уголок для игры детей, с топорной кучкой книг и пластмассовых игрушек, с наклейками и потертой краской.