Хроники мертвых - Гленн Купер

Лестер потер виски.

— Я прекрасно понимаю, что вы говорите и почему вы так говорите. Но ведь вы и сами не хотите, чтобы это дело стало известно широкой общественности.

Пайпер поставил стакан. На столе появился кружок от запотевшего дна.

— Вы правы. Если бы я хотел, то сразу отправил бы флешку в газету. На самом деле не мне решать, должны ли люди узнать этот секрет. Кто я такой, в конце концов?! Думаете, мне это надо? Думаете, я рад, что прочитал? У меня не было времени все хорошо обдумать… Но похоже, грядут изменения… Во всем. — Он вдруг рассмеялся.

— Что смешного? — спросил Лестер.

— Для простого парня по имени Уилл Пайпер очень важен вопрос о свободе воли! — Он снова заговорил серьезно. — По правде, теперь я даже не знаю, есть ли свобода воли. Выходит, все заранее предрешено, так? Ничего не изменить, если уж рядом с твоим именем стоит Mors.

— Вы все правильно поняли и сделали, — с горечью подтвердил Фрейзер. — Иначе сейчас бы летели вниз головой с высоты три тысячи футов!

Пайпер сделал вид, будто не заметил злости, сквозившей в каждом слове.

— Вам секрет известен давным-давно. Это как-то повлияло на вашу жизнь?

— Конечно, — кивнул Лестер. — Знание секрета — тяжкое бремя… У меня есть сын, агент Пайпер. Ему сейчас двадцать два года. У него… у моего младшего сына кистозный фиброз. Мы все знаем, что долго он не проживет. И можно сказать, смирились с этим. Но думаете, я хочу увидеть точную дату его смерти?! Или хочу, чтобы он узнал? Конечно же, нет.

У Фрейзера было другое мнение, от которого у Пайпера мурашки побежали по коже.

— А по мне, так все даже проще. Я знал, что Керри Хайтауэр и Нельсон Элдер должны были умереть в тот день. Поэтому, не задумываясь, спустил курок и спал спокойно.

Пайпер залпом опустошил стакан.

— В это-то вся и проблема… Во что превратится мир, если все начнут думать, как вы?

Повисла гробовая тишина. Слышен был только жалобный вой мотора, пока не заговорил Лестер:

— Поэтому мы предпринимаем подобные меры. — Теперь он рассуждал, как хладнокровный политик. — Тайну библиотеки решено сохранить. Данные используются сугубо в геополитических целях и ради национальной безопасности. Мы не собираемся выискивать информацию о конкретных людях, кроме как в случае крайней необходимости. Лично я и такие преданные делу люди, как Фрейзер, — всего лишь смотрители чудесного ресурса. В прошлом случались инциденты — попытки разглашения конфиденциальной информации, но незначительные. Их разрешили хирургическим способом. Дело Шеклтона — первое катастрофическое нарушение закона за всю историю «Зоны-51». Надеюсь, вы меня понимаете.

Пайпер кивнул и наклонился поближе к министру.

— Я вас прекрасно понимаю. Однако и вы поймите меня. Если вы доберетесь до копии базы данных, то обязательно засунете меня в такую глубокую могилу, какую только сумеете вырыть. А для пущей уверенности отправите туда же всех моих близких. Мне просто нужно защитить себя. Я не теолог и не философ. На самом деле меня нисколько не волнуют высоконравственные вопросы. Я не стремился попасть в ваш мир. Но так уж случилось. И все потому, что тридцать лет назад меня волей случая поселили в одну комнату с Марком Шеклтоном. Единственное, чего мне хочется, — чтобы меня оставили в покое. Я выйду на пенсию и худо-бедно протяну по меньшей мере до 2027 года. Ваш противник — всего лишь начинающий пенсионер, который любит порыбачить… — Пайпер наклонил голову, заглянув в холодные безразличные глаза Лестера. — Ну что, ребята, кто плеснет мне виски?

В Вашингтоне Пайпера с его согласия два дня допрашивала группа милых людей из разведывательного управления министерства обороны, по сравнению с которыми Фрейзер казался просто добряком. Они хотели досконально знать, что ему известно по делу. Обсуждалось все, кроме местонахождения флешки.

После допроса Пайпер согласился подписать договор о неразглашении тайны, который подписывают все сотрудники «Зоны-51». И его отпустили. Прямо в руки родного ФБР.

Начальник бюро приказал не требовать от Пайпера отчета о последних днях расследования дела «Судного дня» и не допрашивать его. Сью Санчес, толком ничего не понимая, подписала Пайперу оплачиваемый отпуск до дня выхода на пенсию. Он с улыбкой принял условия сделки, а когда Сью выходила из кабинета, слегка шлепнул ее по попке. Надо было видеть, как Сью на него взглянула!

Все собрались за ужином. Болтали обо всем и ни о чем. Наконец-то холостяцкая квартира Пайпера наполнилась семейным уютом — чем-то традиционным, старомодным, от чего жизнь показалась упорядоченной и гармоничной. Пайпер не помнил, чтобы в детстве родители часто устраивали семейные ужины. Не было такого и с матерью Лоры.

Медленно жуя бифштекс, он прислушивался к дружеской словесной перестрелке. С недавних пор квартира превратилась в свалку коробок с вещами, чемоданов, женской одежды, новой мебели и безделушек.

Лора хотела долить отцу вина, но тот закрыл бокал ладонью.

— Пап, ты ли это? С тобой все нормально? — пошутила она.

— Я себя контролирую, — с подчеркнутой серьезностью ответил Пайпер.

— Он молодец. Заметно меньше пьет последнее время, — вставила Нэнси.

— Придется вам теперь привыкать ко мне заново. Я вроде тот же, но с меньшим содержанием алкоголя в крови.

— И как ощущения? — поинтересовался Грег.

— Не для газеты?

— Конечно, сэр!

— Намного лучше. Лора, что там у тебя с книгой?

— Жду, когда будут готовы гранки, и морально готовлюсь к жизни богатой и знаменитой писательницы!

— Ну, если ты счастлива, то я тоже. Что бы тебя ни ждало в будущем. Точнее, вас.

Грег опустил взгляд. Журналистская натура не давала ему покоя. Чем же закончилось дело «Судного дня»? Он тренировался на Лоре, репетировал, как и какие лучше задать вопросы, если все-таки получится разговорить Пайпера. Однако эта тема была под запретом. Вряд ли когда-нибудь он услышит правду, даже если станет зятем Пайпера.

Почему его отстранили от расследования? Почему объявили в розыск? Почему вдруг прекратились публичные обсуждения дела, хотя не было ни арестов, ни судебных решений? Почему Пайпера реабилитировали, а потом ненавязчиво отправили на пенсию раньше срока?

— А что же ждет вас, Уилл, в будущем? — спросил Грег, хотя мучили его совсем другие вопросы. — Неужели все время посвятите рыбалке?

— Ни в коем случае! — воскликнула Нэнси. — Раз уж я переехала, мы с Уиллом будем ходить по музеям, театрам, галереям, хорошим ресторанам и так далее.

— Пап, я думала, ты ненавидишь Нью-Йорк…

— Ну, все меняется. Можно хотя бы попробовать. Пенсионеры не должны останавливаться в самосовершенствовании. Есть разные способы. Пусть ограблениями банков занимаются те, кто помоложе.

Вскоре Лора с Грегом засобирались домой. Пайпер приобнял дочь в дверях и шепнул на ухо:

— Мне нравится твой парень. Вот… Хотел, чтобы ты знала. Держись его.

Кстати, Пайпер проверил: Грег тоже ВД.

Лежа на кровати, Пайпер разглядывал, как Нэнси преобразила спальню. В комнате появились фотографии, шкатулка с драгоценностями, плюшевый медвежонок.

— Ты ведь не против? — спросила Нэнси.

— Нет, очень мило.

— Я имела в виду, ты ведь не против, что мы живем вместе? Уверен, что мы поступили правильно?

— Думаю, да. — Пайпер похлопал по матрасу. — По-моему, прежде чем украшать спальню, нужно было проверить, хороша ли кровать!

— Я уже спала на ней! — рассмеявшись, воскликнула Нэнси.

— Сейчас совсем по-другому. Теперь это наша общая собственность.

— В таком случае я выбираю сторону ближе к окну.

— Знаешь, ты мне идеально подходишь.

— В смысле?

— Своевольная, сексуальная, сообразительная. Заметь, все на «эс».

Нэнси подползла ближе к Пайперу и свернулась калачиком. Как хорошо, что он рассказал ей о библиотеке! Пайпер обнял Нэнси обеими руками. Ему нужно было поделиться секретом хоть с одним человеком. И это сблизило их еще больше.

— Знаешь, я кое-что еще посмотрел в базе Шеклтона.

— Думаешь, мне нужно это знать?

— Двенадцатого мая 2010 года родится ребенок — Филип Уэстон Пайпер. До этого дня как раз девять месяцев. Это запись о нашем сыне.

Нэнси нежно поцеловала его.

— Что-то подсказывает мне, что все у нас будет хорошо, — сказал Пайпер.

9 ЯНВАРЯ 1297 ГОДА

Остров Уайт

Подол белого облачения пропитался кровью и становился краснее с каждым разом, когда аббат наклонялся, чтобы дотронуться до холодного лба или перекрестить лежащее навзничь тело.

Настоятель Феликс ни на шаг не отставал от Болдуина, придерживая его за руку, чтобы аббат не поскользнулся. Они обошли весь зал, останавливаясь перед каждым рыжеволосым писцом в надежде найти живых, но единственным живым в Зале писцов, кроме Феликса с Болдуином, был Варфоломей. Горестно повесив голову, он обходил комнату с другого конца. Сестру Сабелину отправили наверх. Ее истерический плач никто не мог вынести.