Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Замостьянов Арсений Александрович

Рыков на трибуне Мавзолея. 1924 год [РГАКФД. Б-390]

Финансовый кризис начался в России еще до революции, в годы Первой мировой. После 1917 года на территории России, а позже — и Советского Союза ходили самые разнообразные платежные средства, не вызывавшие уважения.

Можно долго вспоминать разнообразные казусы, связанные с этой «финансовой ветошью». В Якутии вместо денег принимали винные этикетки: мадера служила эталоном одного рубля, водка — трех, а коньяк — двадцати пяти рублей. В ходу были «царские», «думские», «керенки» и многотысячные «совзнаки». Только декретом ЦИК СССР от 5 февраля 1924 года был объявлен выпуск в обращение казначейских билетов. Тут уж пришлось отбросить революционную догматику с ее брезгливым отношением к деньгам. Этого требовала экономика — и вопрос стоял о сохранении независимого советского государства.

Наркомат финансов с 1921 года курировал Рыков. Именно он поручил наркому Григорию Сокольникову незамедлительно подобрать группу грамотных старых специалистов, которые еще не эмигрировали, и подготовить меры по оздоровлению финансов. И действительно, правой рукой и начальником валютного управления Наркомфина стал профессор Леонид Наумович Юровский, сын купца 1-й гильдии, а одним из основателей Госбанка — Николай Николаевич Кутлер, соратник Сергея Витте и главноуправляющий Министерства земледелия и землеустройства в 1905–1906 годах. В итоге была введена новая денежная единица — червонец с содержанием чистого золота 7,74234 грамма, и приравнивался он к десятирублевой дореволюционной золотой монете. Советский денежный знак стал твердой конвертируемой валютой, признанной во всем мире.

Григорий Сокольников. 1927 год [РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 100]

Частным лицам разрешили свободную продажу и покупку золота и иностранной валюты. После революционной аскезы это казалось вершиной свободы. Устойчивая валюта не могла продержаться долго. Курс на ускоренное развитие промышленности, принятый на XI съезде, потребовал эмиссии, а значит, и инфляции. И все-таки советский рубль устоял. Все нюансы финансовой политики обсуждались не только на заседаниях Совнаркома, но и в Политбюро. В те годы для крупных политиков мелочей не существовало.

Отношения Рыкова с Сокольниковым не стоит идеализировать. Конечно, предсовнаркома понимал, насколько важна крепкая (хотя бы относительно крепкая) валюта для НЭПа, для кооперативов и частных предприятий. Появление твердой советской валюты стало фундаментом нэпманского расцвета. Перед правительством поставили амбициозную цель: превратить аграрную страну в индустриальную. Но сначала нужно было преодолеть продовольственный кризис, достичь устойчивости в сельском хозяйстве — и с помощью аграрного экспорта создать фундамент новой промышленности. Другой стратегии, по большому счету, не было, спор — нескончаемый — шел только о темпах, о цене индустриализации и о приоритетах в промышленности. В 1924-м многое зависело от урожая, по сути — от погоды. А год — первый рыковский год — как известно, выдался голодным.

Позже любой советский гражданин мог заключить договор с банком и получить ссуду на проведение сельхозработ под 6 % годовых с максимальной рассрочкой на 8 лет. Род занятий предлагался весьма обширный: землеустройство, обводнение, садоводство, выращивание племенного скота… Ссуда по кредиту предусматривала приобретение тракторов, плугов и другой техники. Поощрялось применение электричества. 12 января 1926 года Совнарком распределил в виде кредитов на местное строительство электростанций и сельскохозяйственную электрификацию 9 850 000 рублей.

Государство не могло обойтись и без займов на внутреннем рынке. В 1923 году некоторые из них собирались в натуральной форме: хлебом и сахаром. В рыковские времена устраивались только денежные займы. В первый год правления нового предсовнаркома государство выпустило два специальных крестьянских займа. Как экономных хлебопашцев привлекали к экономической подпитке государства? В постановлении «О выпуске крестьянского выигрышного займа», которое Рыков подготовил вскоре после смерти Ленина, говорилось: «В целях облегчения крестьянскому населению уплаты единого сельскохозяйственного налога, а также предоставления возможности удобного и выгодного помещения крестьянством своих сбережений, выпустить государственный заем на сумму 50 млн руб. золотом, сроком с 1 апреля 1924 г. до 31 декабря 1926 г. включительно. По облигациям займа производятся тиражи выигрышей, всего 8 тиражей. Число выигрышей определяется в 177,2 тыс. на сумму в 2 млн руб.».

В будущем Совнарком организует еще три займа индустриализации, которые размещались среди рабочих по коллективной подписке (нередко в «добровольно-принудительном» порядке). В конце 1920-х в свободную продажу пустили более выгодные для людей облигации. Всего во время НЭПа на размещении займов советское государство получило наличными примерно 450 миллионов рублей. Эти средства в основном использовались для «затыкания дыр». Меньше половины миллиарда за 7 лет — сумма невеликая. Так, годовой бюджет СССР в 1926/27 (с октября по ноябрь) составил 5,9 миллиарда. По расчетам экономистов, это около 90 % довоенного бюджета России. Рыков не сомневался, что без НЭПа, без материальной заинтересованности, достичь этого было бы невозможно.

4. Темпы роста и перекосов

В 1927 году сельское хозяйство СССР удалось восстановить и по производству валовой продукции оно приблизилось к довоенному (и, соответственно, дореволюционному) уровню. К пресловутому 1913 году, с которым, как правило, сравнивали все параметры экономики — даже в средней школе. Последствия Первой мировой и Гражданской сказывались уже не так остро. Но на всех совещаниях в Политбюро Совнарком постоянно подгоняли, критиковали — в то время еще по-товарищески. Да Рыков и сам в кругу соратников по партийной верхушке постоянно пропесочивал работу правительства — как член Политбюро, нередко проводивший его заседания. Такая «самокритика» не считалась зазорной. При этом в первый год работы во главе правительства он подчас старался перенести ответственность на ВСНХ, на каменевский Совет труда и обороны.

Темпы роста впечатляли, но это был рост с крайне низких позиций — и все это понимали. В 1926 году 40 % пахотных орудий по-прежнему составляли деревянные сохи, а треть хозяйств не имела даже лошадей, поэтому уровень урожайности был одним из самых низких в Европе. Брали, как и в прежние годы, количеством. Поэтому триумфальные ноты в отчетных докладах Рыкова звучали редко и только по необходимости — когда нужно было подчеркнуть благотворность Октября. В том же 1926 году более четверти кадров в народном хозяйстве составили женщины, «работницы». Это слово в Союзе становилось все более популярным — и исполнительная власть старалась способствовать трудовой активности женщин, пропагандируя освобождение от «семейного рабства»: ясли, детские сады, заведения общепита. Правда, всего этого не хватало, речь шла только о робко зарождавшейся тенденции. На каждом своем выступлении Рыков скрупулезно рассказывал о промышленном росте, но неизменно оговаривался, что перед страной стоят куда более масштабные задачи, что мы пока еще делаем робкие шаги вперед. Такие объяснения с каждым годом звучали все менее убедительно.

Рыков так и остался в истории «нэповским» председателем Совнаркома. С кризисом новой экономической политики пошатнулась и его власть. Ему приходилось отвечать и за «буржуазные перекосы», которые, как правило, называли «мещанством». В 1928 году и Владимир Маяковский, уважавший Рыкова, в одном из стихотворений превратил его в своеобразную «икону» негодяев, тянущих нас в «проклятое прошлое». Стихотворение — весьма актуальное для 1928 года — так и называлось — «Лицо классового врага». Сначала — городского: