Инферно - Дэн Браун

Маурицио гордо показал на одну из гондол, когда они прошли мимо нее.

— Вы видели металлическую конструкцию спереди? — обратился он через плечо, показывая на резной элемент, выступающий на носу. — Это единственная металлическая деталь на гондоле — называется ferro di prua — носовое железо. Это визитная карточка Венеции!

Маурицио объяснил, что серповидное украшение, выступающее на носу каждой гондолы, имеет символический смысл. Изогнутая форма этого «ферро» символизирует Гранд-канал, его шесть зубьев обозначают шесть районов Венеции — «сестьери», а вытянутое лезвие стилизовано под головной убор дожа Венеции.

Опять этот дож, подумал Лэнгдон, и мысли его вернулись к стоящей перед ним задаче. Ищи в Венеции предательского дожа, что головы рубил коням… и кости вырывал слепым.

Лэнгдон бросил взгляд на береговую линию впереди, где небольшая рощица примыкала к краю воды. Над деревьями на фоне безоблачного неба возвышалась кирпичная башня колокольни собора Св. Марка, на вершине которой с головокружительной стометровой высоты взирал вниз золотой Архангел Гавриил.

В городе, где нет высотных зданий по причине тенденции к погружению, возвышающаяся колокольня собора Св. Марка служила навигационным ориентиром для всех решившихся двинуться по лабиринту венецианских каналов и переходов; заблудившийся путешественник мог всего одним взглядом вверх найти обратный путь к площади Св. Марка. Лэнгдон и сейчас считал невероятным, что в 1902 году эта башня рухнула, оставив на площади Св. Марка груду обломков. Примечательно, что единственной жертвой той катастрофы стала кошка.

Посетители Венеции могут ощутить атмосферу многих захватывающих достопримечательностей, и всё же, излюбленным местом Лэнгдона всегда была набережная Скьявони. Широкий каменный тротуар вдоль края воды был выложен в IX веке из осадочных пород и тянулся от старого Арсенала до самой площади Св. Марка.

Обрамлённая изящными кафе, элегантными отелями и строениями, среди которых даже домашняя церковь Вивальди, эта набережная начинала свой путь у Арсенала — старинных верфей Венеции — где воздух наполнял сосновый запах от кипящей древесной смолы, когда строители лодок густо смазывали свои бесшумные судёнышки, заделывая щели. Возможно, именно посещение этих верфей вдохновило Данте Алигьери ввести в свой Ад реки с кипящей смолой в качестве орудия истязаний.

Взгляд Лэнгдона сместился влево, окидывая набережную Скьявони вдоль кромки воды и остановившись на впечатляющем завершении этого пешеходного пути. На протяжении эпохи расцвета Венеции этот резкий переход гордо именовался «передовым краем цивилизации».

Ныне стометровая протяженность границы площади Св. Марка с морем была очерчена, как и всегда, не менее, чем сотней чёрных гондол, покачивающихся на привязи, их серповидные украшения поднимались и опускались на фоне мраморных построек вокруг площади.

Лэнгдону и сейчас казалось непостижимым, как этот крохотный город — размерами всего с два Центральных парка в Нью-Йорке — когда-то поднялся из моря и стал крупнейшей и богатейшей на западе империей.

Когда Маурицио подогнал лодку ближе, Лэнгдону стало видно, что главная городская площадь переполнена людьми. Наполеон когда-то окрестил площадь Св. Марка «европейской гостиной», и судя по всему, в этой «гостиной» шло мероприятие для слишком большого числа гостей. Вся площадь выглядела так, будто ещё немного, и она потонет от груза восхищённых посетителей.

— Боже мой, — прошептала Сиенна, глядя на толпы людей.

Лэнгдон точно не знал, почему это у неё вырвалось, то ли из страха, что Зобрист мог выбрать столь густонаселённое место для распространения чумы, то ли оттого, что она осознала весомость аргументов Зобриста об опасности перенаселения.

Венеция ежегодно принимала поразительное число туристов — по статистике, треть процента мирового населения — в 2000 году было порядка двухсот миллионов посетителей. При том, что с этого года население земли ежегодно росло на миллиард, город теперь стонал под тяжестью трёх миллионов гостей в год. Венеция, как и вся планета, имеет ограниченные размеры, и в какой-то момент больше не сможет ввозить достаточно продовольствия, избавляться от накоплений мусора, из-за нехватки спальных мест уже не сможет принимать всех желающих её посетить.

Феррис стоял поблизости, его взгляд был обращен не на материк, а к морю, он наблюдая за всеми прибывающими судами.

— С вами все в порядке? — спросила Сиенна, оглядывая его с любопытством.

Феррис резко обернулся. — Да, все прекрасно … просто думаю. — Он посмотрел вперед и обратился к Маурицио: — Причальте как можно ближе к площади Св. Марка.

— Нет проблем! — Водитель махнул рукой. — Две минуты!

В то время как лимузин поравнялся с площадью Св. Марка, справа от них величественно возвышался Дворец Дожей, доминируя над береговой линией.

Являясь прекрасным примером готической архитектуры Венеции, дворец был образцом сдержанной элегантности. При полном отсутствии башен и шпилей, обычно ассоциирующихся с Францией или Англией, он был задуман как массивная прямоугольная призма, что обеспечивало максимально возможную величину внутренней площади для размещения основного правительства дожей и вспомогательного персонала.

Со стороны океана можно наблюдать огромную поверхность дворца из белого известняка, которая могла бы выглядеть более властно, если бы не приглушающий эффект, создаваемый портиками, колоннами, лоджиями и четырехлистными перфорациями. Геометрические узоры из розового известняка, украшающие весь экстерьер, заставили Лэнгдона вспомнить испанский дворец Альгамбра.

Когда лодка подплыла ближе к причалу, Феррис, казалось, забеспокоился от скопления людей перед дворцом. Плотная толпа собралась на мосту, все участники которой указывали вниз на узкий канал, разделяемый двумя частями Дворца Дожей.

— На что они уставились? — нервно потребовал Феррис.

— Мост Вздохов (ит.), — ответила Сиенна. — Знаменитый мост в Венеции.

Лэнгдон посмотрел вниз на стеснённый водный проезд и увидел изящно отделанный крытый переход, по дуге соединяющий два здания. Мост Вздохов, подумал он, вспомнив один из любимых фильмов детства «Романтическое приключение», основанный на поверье, что если двое молодых влюблённых поцелуются под этим мостом на закате под звон колоколов собора Св. Марка, то они будут любить друг друга вечно. Эта глубоко романтичная фантазия осталась с Лэнгдоном навсегда. Конечно, не осталось боли от того, что в этом фильме снялась обожаемая им четырнадцатилетняя незнакомка по имени Дайэн Лейн, к которой у Лэнгдона тут же возникла мальчишеская влюблённость — влюблённость, которая, по правде сказать, у него так и не выветрилась.

Спустя много лет Лэнгдон с ужасом узнал, что Мост Воздыханий назван так не от вздохов страсти… а от вздохов несчастных. Оказалось, что закрытый переход служил для прохода между Дворцом дожей и дожеской тюрьмой, где заключённые чахли и умирали, и стоны от их мук эхом разносились через зарешеченные окна вдоль узкого канала.

Лэнгдон как-то раз посетил эту тюрьму и с удивлением узнал, что самыми страшными были не камеры на уровне воды, которые зачастую подтопляло, а те, что по соседству на верхнем этаже самого дворца, прозванные «пьомби» (освинцованные, ит.) — от покрытых свинцовыми плитками крыш — это делало их мучительно жаркими летом и до промерзания холодными зимой. Великий любовник Казанова однажды побывал затворником пьомби; обвинённый инквизицией в прелюбодеяниях и шпионаже, он выжил после пятнадцати месяцев заключения лишь потому, что бежал, обманув охранника.

— Поберегись! (ит.) — крикнул Маурицио гондольеру, когда их катер проскользнул к месту причала, которое ещё только освобождала гондола. Место он присмотрел у отеля Даниэли, всего в сотне метров от площади Св. Марка и Дворца дожей.

Маурицио набросил канат на столб для швартовки и спрыгнул на берег, как будто он пробовался на роль в приключенческом фильме. Как только он закрепил лодку, он повернулся и протянул руку вниз внутрь лодки, предлагая помочь пассажирам выйти.

— Спасибо, — сказал Лэнгдон, поскольку мускулистый итальянец помог ему выйти на берег.

Феррис последовал за ним, он выглядел неопределенно отвлеченным и снова поглядывал в сторону моря.

Сиенна выгрузилась последней. Дьявольски красивый Маурицио поднял ее на берег, он посмотрел на нее глубоким и пристальным взглядом, подразумевающим, что она могла бы прекрасно провести время, если бы угробила своих двух компаньонов и осталась на борту с ним. Сиенна, казалось, не заметила.

— Спасибо, Маурицио (ит.), — рассеянно сказала она, ее пристальный взгляд сосредоточился на близлежащем Дворце Дожей.

Затем, не замедляя шагов, она повела Лэнгдона и Ферриса в толпу.