Все прелести Технократии - Максим Волосатый

– Он так видит мир, – попытался заступиться за давнего приятеля Рудольф. Не получилось.

– Вот и я про тоже, – «поддержал» его Барок. – В каком дерьме живешь, такое и рисуешь. Надо будет ему посоветовать отсюда перебраться.

В соседней комнате раздался грохот. Барок тут же чуть присел и повернулся в сторону звука. Ноги согнуты, руки перед собой, закрывают жизненно важные органы. Если бы дело происходило на Алидаде, сейчас бы вокруг него еще и кружились бы два «индикта», блокируя любую энергетическую активность в радиусе метра. Но тут была Наньдан, головная планета азиатского слоя рукава Стрельца и приходилось полагаться только на самого себя: материальные вещи проносить через полумрак получалось, но все приборы напрочь отказывались работать, превращаясь просто в куски металла и пластмассы. Так что из оружия у Барока при себе был только боевой тесак, тот самый, найденный на кухне Рудольфа. Но доставать его время еще не пришло.

– Ши шей цзайчжа? – в проеме двери показалась тонкая, неухоженная, растрепанная фигура, увенчанная невероятно лохматой черной шевелюрой.

Фигура замерла, испуганно глядя на человека, оказавшегося в комнате, в которую вела только одна дверь. Не входная.

– Привет, Хо Юнг, – Рудольф, взявший на себя функции приветствия, похлопал себя по правому плечу, напоминая о переводчике.

– Лу-ди?! – обрадовано завопила фигура, узнавая приятеля. – Ни цзай….

Дальше хлынул ураганный поток слов на незнакомом языке, из которого Барок понял лишь то, что китаец очень рад видеть Рудольфа. Но и то, понял он это только потому, что хозяин полез обниматься.

– Переводчик, Хо Юнг, переводчик, – оттеснив Рудольфа, Барок, счастливо оскалившись, опять похлопал по плечу сначала себя, а потом и не утруждающегося пониманием намеков китайца.

Последнее вышло несколько не по-дружески, художник даже скривился от такого «приветствия», но зато мгновенно понял, что от него хотят. Чирикнув что-то на своем птичьем языке, он нырнул в соседнюю комнату и буквально через несколько секунд появился оттуда, пристраивая на плечо овальную каплю переводчика.

– Здравствуй, Руди – почти сразу же разродилась капля, непохожим металлическим голосом, резко контрастирующим с тонким писком Хо Юнга. – Какими судьбами?

– В гости, – лаконично сообщил Барок.

– Да? – удивился Хо Юнг. – Я не слышал, как ты вошел.

– Не слышал, – подтвердил Барок. – И это одна из причин, по которым я пришел в гости.

Он выждал довольно длинную паузу, за которую китаец смог рассмотреть и новую прическу, и новую одежду (Барок настоял, чтобы они оделись как можно дороже), и новое, ранее никем из старых друзей Рудольфа не виданное выражение глаз.

– Ты изменился, – сообщила капля переводчика, перекрывая отрывистый голос художника.

Барок присмотрелся. Как-то странно он дергает рукой. Непрерывно. Пряча руку так, чтобы ее не видели. И глаза у него в голубых точках. К чему бы это?

– Нам не повезло, Бари, – подал вдруг голос Рудольф.

– Ты смотришь туда же, куда и я? – не меняя выражения их общего лица, поинтересовался Барок.

– Да, – мрачно сообщил Рудольф. – И мне точно так же это не нравится. Это ариш. Новомодный наркотик. Если прямо сейчас не начать сеансы регенерационной камеры, ему жить осталось несколько месяцев, ну, может, год. Но и потом не факт, что все не повторится. У ариша очень сильное психологическое привыкание. Так что скорее всего мы остались без художника.

– Ерунда, – отмахнулся от него Барок. – Если то, что я вижу, и есть те самые картины, то ничего страшного не происходит. Такое и я могу нарисовать. Нам от него всего-то и надо что имя, авторские права в неограниченном объеме, ну и картины конечно. Пока будет в силах, будет рисовать, потом – посмотрим. Зато договариваться станет на порядок легче.

– Ты думаешь? – засомневался Рудольф.

– Смотри, – Барок поднял глаза на китайца. – Ну что, Хо Юнг, ариш?

Китаец мелко вздрогнул и затравленно посмотрел на Барока.

– Ариш? – повторил тот.

Хо Юнг, не отводя взгляда, кивнул. Барок сочувственно скривил губы.

– Понимаю, понимаю, – он чуть подался вперед. – Слышь ты, тело, дозу хочешь?

– Бари, – раздался в голове Барока возмущенный голос Рудольфа. – Это мой друг.

– Отстань, – отмахнулся от него Барок. – Он больше ничей не друг. Видел я таких. Это просто тело. Тело, которое еще может что-то делать. А может и не делать. Но за дозу оно тебе сто таких картин нарисует.

– Хочу, – пока они препирались, Хо Юнг подался вперед. Его глаза загорелись, он облизал пересохшее губы, и попытался улыбнуться. Вышло жалко. – Что надо сделать?

– Видал? – вздохнул Барок, указывая на художника Рудольфу. – Все, нет больше твоего Хо Юнга. Кончился. Эй, ты чего?

Барок напрягся, уловив в мыслях Рудольфа искреннюю грусть и страдание.

– Да так, – «сосед» собрался. – Ничего особенного. Просто вспомнил, как мы познакомились. Давно. Какими мы были молодыми. Как все было здорово, столько дорог лежало перед нами. А теперь, вон, – он указал на Хо Юнга, который с каждой секундой улыбался все более и более заискивающе. – Куда ушла наша юность? Во что он превратился?

– Ну, во что-то, – пожал плечами Барок. – А юность ваша ушла туда же, куда уйдет твоя потенция, если мы сейчас ничего не предпримем. Давай, заканчивай свои страдания. Тем более что это глупость чистейшей воды. Подумаешь – наркоман. Это был его сознательный выбор. Хочет дохнуть – пусть дохнет. Тебе-то что? А сколько твоих знакомых не стало травиться? Сколько в люди выбилось? Сравни на досуге. А сейчас помолчи. Не мешай мне работать.

Он решительно вернулся к Лю Хо Юнгу.

– Так, меня интересуют твои картины.

– Конечно, – китаец чуть не подпрыгнул. – Конечно. Я покажу их все. Но учтите, некоторые из них могут стоить дорого, очень дорого. Они ….

– Заткнись, – посоветовал ему Барок, одним движением перекрывая фонтан красноречия Лю Хо Юнга. – Меня не интересует какая-то одна картина. Меня интересуют все, которые ты написал, а также те, которые ты напишешь по моему заказу. Много и быстро. И права передашь все мне. Понятно?

– Понятно, – послушно закивал китаец, и спохватился. – А мне что?

– Тебе? – Барок-Рудольф оценивающе пробежался взглядом по изможденной фигуре художника, демонстративно оглядел пришедшую в запустению комнату. – Тебе будут сеансы рег-камер и новая доза за каждые тридцать шесть картин. Ну, и деньги, естественно. Немного.

– А если я не соглашусь? – собрал свои последние глупые силы Лю Хо Юнг.

– Не соглашайся, – пожал плечами Барок. – Не будет у тебя сеансов рег-камер и новой дозы за каждые тридцать шесть картин. Ну, и денег, естественно, у тебя не будет тоже. Нисколько.