Невеста. Шлюха - София Блейк

— Европейцы считают наших девушек самыми страстными, — говорила колумбийка, — и очень любят их. Ты знаешь, какие красивые наши девушки?

— Ну да, — кивала я, — Мисс Мира, Мисс Вселенной — чаще всего из ваших мест. Но ваши красавицы разве не платят сутенерам?

— Наши сутенеры, — делилась колумбийка, — самые гнусные на Земле. Они, представляешь, даже бьют проституток.

— Звери!

— Настоящие мерзавцы. Но девушки не заявляют на них в полицию, боясь расправы на родине. Сутенеры могут убить всю их семью. Я слышала, русские тоже бьют своих женщин.

— Не все, — отвечала я, — но попадаются и такие.

— Русские девушки тоже красивые, но считается, что им не хватает темперамента, — говорила колумбийка. — Думаю, это все глупости, любая женщина способна разыграть в постели сцену.

— А ты сама работала? — вкрадчиво интересовалась я.

— Когда была помоложе, — отвечала со смехом колумбийка, которая была лет на десять старше меня. — Мне больше нравится встречать новых девушек, устраивать их в клубы. Мои девушки всегда хорошо зарабатывали и были довольны. Я знаю, как делать деньги красиво, скоро я выйду отсюда под залог и поеду в Швейцарию. Там власти выдают разрешения на работу для женщин, а клиенты особенно любят наших…

Другой любопытной дамой в нашем закрытом обществе была американка, арестованная за торговлю оружием. Бизнес принадлежал ее другу, который тоже томился в неволе в баварской тюрьме. Я бы не стала рассказывать о банальном сбыте уголовникам каких–нибудь стволов или патронов, но речь шла о движении совсем другого размаха. Правительство США давно ввело эмбарго на поставки оружия в Ирак и Иран, но американская парочка закупала смертоносные грузы якобы для поставок в Европу, а в европейском порту документы переделывались, и оружие шло на Ближний Восток, якобы от европейского поставщика. Это какими же связями и официальными бумагами надо было обладать, чтобы продвинуть столь крутые сделки, едва ли не на правительственном уровне! Неудивительно, что об этом деле упоминали в репортаже канала CNN, который регулярно смотрели те из нас, кто не говорил по-немецки, и я в том числе.

Мы сошлись с американкой в спортзале, куда ходили чаще остальных, сыграли несколько партий в большой теннис на закрытом корте и подружились. Вообще–то я научилась играть только благодаря Егору, и после его гибели ни разу не бралась за ракетку, но в теннисе, если вы не в курсе, главное — скорость, и тут я давала фору сорокалетней американке, успевая отбивать ее коварные удары по углам. Свою подачу я, таким образом, чаще всего удерживала, и она побеждала с форой в три-четыре гейма, что держало ее в тонусе и одновременно льстило самолюбию.

— Еще несколько месяцев, и ты бы стала выигрывать у меня, — говорила американка. — Ты намного быстрее, но я просто вижу все твои шаги наперед. Когда ты научишься читать мои действия и обманывать в ответ, я лишусь преимущества.

— Я знала, что ты уйдешь в этот угол! — азартно кричала я. — Просто класса не хватило послать мяч в свободный корт.

— Ты не могла — у тебя корпус был повернут, чтобы бить только влево или в аут, — улыбалась она.

Словом, я повысила уровень игры в Мюнхенской темнице, но мне не терпелось узнать еще что–то, кроме теннисной грамоты.

— Слушай, мне вот интересно, — начала я однажды, когда мы после очередной ее победы шли в душ, — ты ведь очень высоко забралась в своем бизнесе.

— Есть, кто забирался и повыше, — она одарила меня пронзительным взглядом, соображая, не наседка ли я. Впрочем, я почти без утайки рассказывала все о себе, надеясь на ответную откровенность.

— Мне не нужны подробности, — сказала я, преданно глядя ей в глаза. — Просто скажи, может ли обычный человек, без связей и состояния, пробраться в такой крутой бизнес?

— Наверное, нет, — сказала американка. — Но он может сначала добиться успеха в обычном бизнесе. У Джоя была строительная фирма, поднятая с нуля. Он начинал, набрав рабочих на выполнение небольших подрядов. Потом окончил университет, стал работать в самом престижном районе Вашингтона, сошелся с полезными людьми. Думаю, чтобы человеку повезло, он просто должен оказаться в нужное время в нужном месте и с нужным человеком. Тогда следует предложение, которое приведет к большим деньгам… или к большому сроку…

— А идея для бизнеса? — продолжала я. — Это что, ничего не значит?

— В одном случае из ста, — невесело ответила она. — Если ты придумал лекарство от СПИДа, или новую игру для детей. Хотя и тут нужно везение — лекарство может вызвать побочный эффект, а ребятишки останутся равнодушны к твоей затее.

— Так что же главное? — спросила я.

— Наверное, главное — это создать команду. Безупречную структуру, которая приносила бы прибыль. В нашем мире люди покупают не вещи, а идеи. Вещи давно уже в переизбытке. Люди приобретают «Кока-Колу», «Мерседес» или «Картье», потому что эти слова давно уже намного больше, чем сладкая вода, красивый кусок металла или ткани.

— Что это тогда?

— Это смысл жизни, — вдруг сказала американка. — Это называется «бренд». Если тебе удалось создать свой бренд, считай, что ты почти что победила. Ты уже не простой человек, а небожитель. Только позаботься, чтобы перед этим твой бренд зарегистрировали и взяли под защиту хорошие адвокаты. Иначе падать будет больно.

Так я впервые услышала заветное слово, которое экономисты запустили в обиход уже после Котлера, и которое подчинило себе людей нашей планеты. Но тогда я еще не понимала всю глубину понятия «бренд», просто обдумывая слова американки. Ее, кстати, депортировали за день до меня, и ФБР наверняка позаботилось, чтобы она и ее дружок сели надолго.

Шереметьево встретило нас лютым морозом, и мы, одетые в осенние курточки, успели замерзнуть, пока у трапа ждали автобуса, наконец, доставившего пассажиров в терминал. Сабрину и меня отделили от общего потока на паспортном контроле, и повели в комнату, где сидел полный человек в штатском, который представился лейтенантом ФСБ.

Ему было уже за тридцать, и я решила, что вряд ли этот человек доволен своей карьерой. Его тусклые глаза и казенные выражения в сочетании с унылым кабинетом нагоняли тоску, хотя чего еще было ожидать в этот паршивый день, когда еще на вылете, в Мюнхенском аэропорту наши паспорта украсили штампы о высылке из Евросоюза. Теперь нам был запрещен въезд туда сроком на семь лет, и, хоть я и не строила планов возвращения, это было неприятно, как и любое ограничение свободы.

— Так что же мне с вами делать, гражданки Буренина и Мальцева? — спросил офицер, выслушав нашу историю о случайном задержании.