Блондинка. том I - Джойс Оутс

Чтобы отметить это событие мистер Шинн в тот же вечер пригласил МЭРИЛИН МОНРО в ресторан пообедать & мы танцевали (хотя этот гномик едва доставал мне до плеча!) & тут я сказала ему огромное спасибо мистер Шинн но я что-то не очень хорошо себя чувствую наверное просто от счастья голова кружится & перед глазами все плывет & я хочу побыть одна & это было истинной правдой & я прямо так и рухнула на диван & заснула в одной из комнат для озвучивания & проснулась уже совсем поздно вечером & мне удалось ускользнуть незамеченной & я села в троллейбус на остановке на углу & все время улыбалась & твердила про себя я старлетка Я МЭРИЛИН МОНРО а троллейбус дребезжал & раскачивался & мчался вперед а мысли мои разбегались & разлетались как испуганные птички высоко в небо & все небо было исчерчено красными огненными полосами & я вспомнила пожар в горах & каньонах раздуваемый ветрами Санта-Ана & запах жженого сахара, паленых волос & пепла он так и дул нам в ноздри & мама мчалась вместе со мной в стареньком «нэше» мчалась на север туда где горел кустарник пока Л.А. полиция не остановила ее но я не стала думать об этом слишком долго даже о ПТИЧНИКЕ и мужчине который пригласил меня посмотреть птиц решила не думать Я твердила себе Моя новая жизнь! Вот и началась моя новая жизнь! Началась сегодня! К потом говорила себе Это только начало, мне всего двадцать один & я МЭРИЛИН МОНРО & какой-то мужчина заговорил со мной в троллейбусе они часто заговаривали со мной он спросил наверное я чем-то огорчена может ли он мне помочь, так он спросил а я ответила извините но мне выходить на следующей остановке & быстренько вышла из троллейбуса мне действительно показалось что это моя остановка у Вайн но оказалось я перепутала, & еще эта резкая боль в переносице & в нижней части живота я стояла на тротуаре & меня шатало & я так растерянно поглядывала то на восток, то на запад понимала что нахожусь где-то в Западном Голливуде но не узнавала ни улиц ни домов & понятия не имела где нахожусь Как же добраться до дома?

ЖЕНЩИНА

1949–1953

В красоте нет очевидной пользы; нет в ней и четко выраженной культурной необходимости. Однако цивилизация не может без нее обойтись.

Темный Принц

Сила актера заключается не только в его умении перевоплотиться в реальное существо, но и в призрак, испытывающий страх.

Мне кажется, я никогда не верила, что заслуживаю этого счастья, жить. В отличие от всех остальных людей я почему-то испытывала необходимость ежечасно оправдывать свое существование. Мне нужно было разрешение.

Погода стояла какая-то совершенно непонятная. Для летних ветров Санта-Ана было еще рановато, однако со стороны пустыни все время дул сухой раскаленный ветер с привкусом песка и пожара. Стоило закрыть глаза — и перед ними начинали танцевать язычки пламени. Даже во сне было слышно, как удирают крысы, бегут из Лос-Анджелеса, словно с тонущего корабля, выдавливаемые этим непрерывным сводящим с ума жарким ветром. Дождя не было вот уже несколько недель, и день за днем солнце садилось за горизонтом в ореоле бледного свечения, напоминавшего бельмо на глазу. Сегодня к вечеру небо над Эль-Каньон-драйв ненадолго расчистилось и открыло луну какого-то нездорового красноватого цвета.

Мне ничего от тебя не надо, клянусь! Только чтоб ты сказал… ты ведь должен меня знать. Я твоя дочь.

Вечером в начале июня девушка-блондинка сидела в одолженном ей «ягуаре», а сам «ягуар» стоял у обочины на Эль-Каньон-драйв. Она ждала. Она была одна, но не пила и не курила. И не слушала автомобильное радио. «Ягуар» был припаркован почти в самом конце узкой усыпанной гравием дорожки, за которой начинались чьи-то владения, напоминающие крепость. Особняк с элементами восточного стиля, окруженный каменной стеной высотой футов в десять с коваными железными воротами. У ворот виднелось даже подобие будки для сторожа, но самого сторожа видно не было. Где-то поодаль, на лужайке, за домом, сверкали огоньки, оттуда доносились смех и чьи-то голоса — приподнятые и возбужденные, они звучали в теплой ночи, как музыка, но все остальные владения на Эль-Каньон были погружены во тьму. За высокой стеной не было видно пальм, лишь итальянские кипарисы самых причудливых скульптурных форм.

У меня нет никаких доказательств. Да мне и не нужны никакие доказательства. Отцовство — это такая штука, которую можно почувствовать лишь душой. Я просто хочу увидеть твое лицо, отец.

Имя блондинке назвали. Бросили небрежно, как швыряют монетку в протянутые руки нищего. И с жадностью, присущей нищему, и не испытывая ни малейших сомнений, она ухватилась за него. Имя! Его имя! Имя мужчины, который, возможно, был в 1925 году любовником матери.

Возможно или вероятно?

Она судорожно рылась в обломках прошлого. Как нищий роется в мусорном контейнере в надежде отыскать что-то ценное.

Чуть раньше тем же вечером она была на вечеринке, что проходила у бассейна в Бель-Эр, и вдруг взмолилась и стала просить, не одолжит ли ей кто свою машину. И тут же несколько мужчин, стремясь опередить друг друга, протянули ей ключи, и она, как была, босая, бросилась к воротам. Если «ягуар» будет отсутствовать слишком долго, одолживший сообщит в полицию Беверли-Хиллз, но этого не случится, ведь блондинка не пьяна, она никогда не принимала наркотиков, и вообще ее состояние можно понять.

Но зачем? Я не знаю, зачем я туда помчалась, может, просто обменяться рукопожатием, сказать привет и прощай, если ты считаешь, что все это ни к чему. У меня своя собственная, отдельная от твоей жизнь. Во всяком случае, я от этой встречи ничего не потеряю.

Блондинка в «ягуаре» могла просидеть и прождать так всю ночь, если бы не полицейский, проезжавший в это время в машине по Эль-Каньон-драйв, он решил подъехать и выяснить, в чем дело. Должно быть, кто-то из обитателей погруженного в темноту особняка, что стоял на вершине холма, сообщил о ее местонахождении. Коп был одет в темную униформу и имел при себе карманный фонарик, которым бесцеремонно посветил в лицо девушке. Ну, прямо сцена из фильма! Впрочем, не было музыки, подсказывающей, что ты должна чувствовать в этот момент — тревогу, напряжение. Или же рассмеяться, глядя ему в глаза. Да и реплика копа прозвучала слишком нейтрально и неопределенно, чтобы в ней можно было угадать подсказку.

— Мисс? Что вы здесь делаете? Это частные владения, и заезжать посторонним сюда нежелательно.

Девушка быстро заморгала, точно смахивая набежавшие на глаза слезы (хотя никаких слез не было и в помине). И прошептала:

— Ничего. Извините, офицер.

Ее вежливость и какая-то детскость в манерах тут же обезоружили копа. И еще он увидел ее лицо. О, это лицо! Я сразу понял, что девушка не простая, что она должна быть известна, даже знаменита. По кто она? И он сказал, рассеянно почесывая щетинистый подбородок:

— Что ж, в таком случае вам лучше развернуться и поехать домой, мисс. Вы еще слишком молоды, чтоб… — Тут он запнулся и умолк, не в силах сформулировать мысль.

Блондинка завела мотор и сказала:

— Нет. Вы ошибаетесь. Я не молода.

То было накануне дня рождения, и ей должно было исполниться двадцать три.

«Мисс Золотые Мечты». 1949

— Прекрати эти шутки, Отто. Я тебя умоляю!

Он расхохотался. Он был просто в восторге. То было местью, а все мы знаем, как сладка бывает месть. Он ждал и наконец дождался, когда Норма Джин вернется к нему, приползет на коленях. Он ждал подходящего момента, чтобы снять ее обнаженной, ждал с той самой первой минуты, когда увидел ее в грязном комбинезоне и с канистрой аэролака в руках. Ишь чего вообразила! Будто может от него спрятаться.

От глаз Отто Эсе, вернее, от объектива его камеры, ничто и никогда не могло спрятаться или укрыться.

Скольких женщин раздевал в своей жизни Отто Эсе, заставлял сбросить вместе с одеждой все эти глупые претензии и так называемое «достоинство». А ведь каждая из них когда-то клялась: Я?! Да никогда! Вот и эта девушка, вообразившая, что может перехитрить судьбу, тоже клялась: Никогда! Ни за что не буду этим заниматься! О, никогда!

Словно девственница. В глубине души, конечно.

Словно неприкасаемая. Да в капиталистическом обществе, построенном на законах потребления, нет ничего неприкосновенного. Ни тела, ни души.

Словно из чувства самоуважения отчаянно цеплялась за разницу между достаточно откровенным снимком в журнале и «обнаженной натурой», словно она существовала, эта разница.