Каюр (СИ) - Admin
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не дай Бог бабой битым быть, бессмысленной и беспощадной! Я был уверен: этот искусственный организм способен страдать. Телу-то больно, независимо от того, кто или что воспринимает эту боль. Я решил, что если издевательства будут продолжаться, я сделаю все возможное, чтобы их прекратить. Даже если придется напасть на Викторовича и отнять ключи.
Однако напрасно я предавался сочувствию. От удара его, конечно, качнуло, но этого крена как раз хватило на короткий замах. Ответный тычок был несильный, и Яга упала скорей от неожиданности.
Я еще раз убедился, что чмо-конструкт - не просто органчик плюс организм, а система, способная к обучению. Мозг их стремительно совершенствовался, уплотняя нейронную сеть. В таком случае, в каких мерзавцев могут вырасти эти Кушнер, псевдо-Гарт или Яга! Из-за одной сотой такой возможности необходимо эту Кунсткамеру запретить.
Яга, кряхтя, пыталась подняться. Кушнер помог ей встать.
- Вздорная ты старуха, - сказал Г., баритон. - Я тебя сотворил под одну свою знакомую бабку. Приготовил твое туловище для нее. Если бы внешность отражала характер, то она бы выглядела именно так. - Я так думаю, что он Старуху-Ягинскую имел в виду. - Господин Моравский! Господа Савченко и Котляр! Что новенького, друзья мои, по нашей с вами затее? Я ничего не упустил, пока в трипе витал? Теперь мы не только в одной команде, но и в одной Кунсткамере. И уверяю вас, выхода отсюда нет. Разве что тот, кто нас с вами переиграл, явит свою милость.
Он обошел поочередно всех оживленных. Вадиму предложил обменяться телами. Войцеховскому с Вайсом руки пожал. Горыныча потрепал по каждой главе. Кощею сочувственно покивал и что-то шепнул на ухо.
- Что за бесов вселили в вас. Такой материал испортили, - сказал он.
Судя по реакции, не все его вниманием остались довольны. Да и Г., храбрясь, их заметно побаивался. Хотел бы я, будучи Торопецким, оказаться среди своих персонажей, попасть в руки к тварям своим? Очутиться среди своих изделий? Вряд ли. Всякие среди них. И даже у самого положительного найдутся претензии к автору. Да я и сам не вполне доволен своим творцом.
- И все ж отдайте должное, господа, такого никому еще не удавалось. А Горыныч - это ж находка! Знаете, господа, творить надо так, как никто, кроме вас, не сумеет, и то, до чего никто не додумается. А не пользоваться штампами да шаблонами. Я теперь точно знаю, что для ваянья и живописи рожден, таково было начертанье судьбы. Да вот обстоятельства с направления сбили.
Ах, тов. генерал, как я его понимаю. Если прёшь поперёк судьбы, изменяешь своему гению, то такое вот Г. получается. И потом: его страсть все равно прорвалась, но в каких уродливых формах!
- Обрету бессмертие в живописи, а вы во мне, - продолжал бормотать Г., но уже не так бойко. - Это будет моим воздаянием. Местью иль милостью - как решу. И это лучшее воздаяние, ибо все прочие - смерть.
- Уа-а-а! - заверещал Кощей.
Кстати, знаю одного автора, который не только творческое, но и истинное бессмертие обрёл. И ни тому, ни другому не рад, кажется.
- Да заткнётся он, наконец? - прорычал Вазелин.
- Нет-нет! Это любопытно! - сказала Яга.
- Живописная месть... уж я вас изображу... уж я вас так попишу... оставлю... в веках... ославлю...
И снова умолк, к сожалению.
Тут со всех сторон посыпались обвинения. Я не успел фиксировать заявителей. Обвиняли в следующем. - В злоупотреблении властью (Котляр). В генетическом моделировании (З. Горыныч). В содержании чмольного (Вазелин и Каспар). В присвоении каких-то метрик и чьих-то заслуг (Г., тенором). В избиеньи Яги (Яга). В нарушение закона о содержании чмо. В организации Матрёшки. В живописи. В принуждении к живописи. В криминальной деятельности. В убийствах, похищениях, кражах, захвате чужого имущества. В хитроумии. В сумасшествии. В связях с монахами. В незаконной коммерческой деятельности по изготовлению тел. В национал-социализме. В мечтательности. В глобальных планах по переустройству мира и переделе влияния. В мстительности и зависти. В тоталитаризме. В злоупотреблении злом. В создании марьяжных личностей. В попытке извлечения с того света умерших, то есть некромантии. В нарушении законов. В нарушении законов природы. И даже Викторович, сей покорный с виду слуга, мне показалось, что-то буркнул себе под нос насчет своих холуйских обид.
И все это вперемешку с воплями Каспара и Вазелина (Да найдите же пульт! Да кто-нибудь, почешите ж меня!).
Я вроде как обязан генералу существованием. Но с другой стороны (как Торопецкий) обижен на него за вероломство с болотным миксом. Да и у Алика обиды на него есть. Так что я тоже чуть было не присоединился к обвинителям.
- Но ведь это неправда, не правда ли? - сказала Сусанна.
- Нет, это любопытно... - пробормотал Гарт.
- Более, чем, - сказал Торопецкий.
- Особенно, насчет некромантии, - сказал Джякус.
- Как хотите, а я этому не верю, - сказала Сусанна.
- Живопись имеет место, - сказал Джус. - Так может - и всё прочее есть?
- Насчет хитроумия... кхм..., - откашлялся Викторович.
Я промолчал.
Сусанна - опять она - сказала:
- Но ведь этого не может быть!
- Присоединяйся к нам, Гартамоша! - громко сказал Каспар. - Без тебя бестиарий не полный!
- Дурак! Сколько раз тебе говорить? - сказала левая Горынычева голова.
- А я сколько раз тебе говорила? - сказала правая, будучи, очевидно, женского полу.
- П...п..п...- затрясла собой средняя, но дальше у этой заики дело не пошло.
В отчаянии она сорвала с себя колпак и поникла. Или с нее сорвали - руками общего туловища. Смотря по тому, какая глава в этот момент главенствовала. Лишенная связи с конструктом, который сидел в сети, она безвольно свесилась и бессмысленно улыбалась.
Разительное отличие от Вадимовой ситуации! У того Гитлер всё более заявлял о своем присутствии. То есть, в результате какой-то остаточной инсталляции возникла прогрессирующая саморазвивающаяся система, вытеснившая первоначальную личность почти полностью. А Горынычева опустевшая голова (средняя) только гугукала да пускала слюни.
- Вот видишь к чему приводит расколпачивание, - сказал Войцеховский Вайсу
Оставшиеся головы переглянулись.
- О-о-о! - простонал Кощей
Вадим сделал маленький зиг.
- Да будет славен Вавака во веки веков! - вскричал Кушнер.
Такие дела. Представляете, каково мне было наблюдать это смешанное (и порядком смешное) общество. При моей-то смешливости.
Чем изощренней вербализация, там дальше автор от истины. Возможности непосредственного восприятия шире вербальных. При переводе действительности в словесность не обойтись без потерь (до 90%). Тем более при такой стремительности, с какой действие развивалось у нас.
- Ну, какие будут репрессии? - подстегнула Яга.
Отдайте его нам в опустевшую голову, сказали Горынычи. Зафиксировать и зудом снабдить, сказал Ваз. Пусть будет памятник нерукотворный, добавил он от лица Пушкина. Сделать из него чмо на полусогнутых, сказал переменчивый Кушнер, пускай шестерит. И да будет славен Вавака во веки веков, на всякий случай добавил он. Пусть он на мне женится (Яга). И вернет мне мое лицо (Вадим). Отказать ему в живописи. И в фашизме, сказали Войцеховский и Вайс. Запытать его до смерти, сказал кто-то.
Не скажу, что бы мне это понравилось. Во-первых, почему за вожделенья души должно тело расплачиваться? Во-вторых: какое отношение мучимое тело имеет к программе конструкта? Да и сама программа как искупит грехи оригинала? Тем более, телом, которое вообще ни при чем? Программа как козел отпущения - это что-то новое в пенитенциарном творчестве.
Впрочем, к кому это относилось? К Гартамонову, к Г.? К карикатурному Гитлеру, которого он тоже представлял своим лицом?
Отрастить ему хвост или другое неудобство или непотребство, продолжали мучители. Закатать на двенадцать земных лет лунной каторги. Предлагали, к слову сказать, информационную изоляцию, а так же другие меры и методы - от наказания смехом до черного сглазу.
- Но позвольте... позвольте ж представиться... Гы... Гы... Гы... - сказал в свое оправдание Г.
- Представиться? Да на кой ты нам? - перебила Яга. - Нам и так про тебя все известно. Гартамонов. Он же Вавака, он же Гартман, Коровин, Гарт. С годом рождения затрудняюсь, да это нам и неважно.
- Но ...
- За всё содеянное нужно платить, а у тебя неуплочено, - сказала Яга.
Только Кощей, кажется, ничего не произнес в адрес обвиняемого, хотя и бормотал что-то себе под нос, я только "зеркало-коверкало" смог разобрать. Он стоял у зеркального фальш-окна, как бы обращавшего взор наблюдателя не за предел помещения, а внутрь его.
И возможно, это зеркало заметило первым, как начинали вдруг оживать: Голова, Черномор, Горилла, Каспар, Ваз - да и все прочие, как чмо, так и пустые болванки. Многие падали. Болванки оставались лежать, шевеля конечностями, чмо пытались вставать с разной степенью неуклюжести, все это отвлекло внимание присяжных от Г., и только вопль кровожадной старухи вернул действие в русло.