Жена русского пирата - Лариса Шкатула

— Не спешите, — увещевал разгоряченных товарищей Рагозин. — Дело у нас серьезное, а сорваться может из-за пустяка! Подумайте, вряд ли этот Ямщиков смог бы собрать и удержать в руках эти сокровища без посторонней помощи. Скорее всего, их было двое-трое, и, возможно, этот контрразведчик своих товарищей обманул… Кто может утверждать наверняка, что они погибли или куда-то ушли, а не затаились где-нибудь поблизости?

Из них четверых Савелий Николаевич оказался самым спокойным и предусмотрительным. У руководителей края он запасся документами, что они геологи, посланные на разведку на хуторе месторождений глины, необходимой для будущего кирпичного завода. Пробы грунта геологам разрешалось брать во всех дворах, на которые они укажут, а Копанскому сельсовету предписывалось не чинить геологам препятствий.

Дом Матрены Гречко уже несколько лет стоял заколоченный. Некоторые измученные квартирной теснотой краснодарцы приезжали на хутор и селились в нем, а вот Матрениного подворья сторонились, как черт ладана! Покупатели быстро узнавали историю заколоченного дома. О том, что его хозяйка была зверски убита на собственной кровати какими-то заезжими бандитами. Не приведи господь, ещё начнет по ночам являться!

Дом ветшал, приходил в негодность, и, когда присланные из Краснодара геологи порешили свою глину сначала в Матренином огороде искать, копанчане даже обрадовались. У Матрены начнут, авось, у неё и закончат? Как в воду глядели,

А приезжие мужики остановились у Глашки — солдатской вдовы. Глашка Рубайло — чистюля известная; покойный Семен у неё точно с рубанком родился. Дом для молодой жены и будущих детей отгрохал — не дом, а терем расписной. Погиб Семен, детей не дождался, а дом его по сей день считается лучшим в хуторе, и важных гостей председатель сельсовета всегда старается у Глашки поселить, чтобы добрее от красоты становились. Да и борщи у Глафиры — тут бабы скрепя сердце признавали — лучше, чем у других. Когда председатель вызвал её и предложил взять геологов на постой, хитрая Глашка согласилась, конечно, не без выгоды для себя — да и что ей терять, ни детей ни плетей. Словом, выторговала-таки она у председателя послабление — не сдавать по продналогу свою единственную овцу…

А в глубине души Глашка была рада. Какое-никакое, а развлечение. Мужики, конечно, все женатые, тут ей искать нечего, но в доме как бы хозяйская рука появилась, журавль колодезный починили, на крыльце трухлявую доску заменили, покосившуюся дверь поправили. Покойного хозяина похвалили: с умом материал выбирал, с любовью строил — сто лет дом простоит!

Два дня геологи на Матренином огороде копались, а к вечеру второго дня ввалились в хату веселые и довольные. Мол, что искали, то нашли!

А борщ Глафире в этот день удался как никогда! Начальник их, Савелий Николаевич, даже руку ей поцеловал. Сказал, за высокое кулинарное искусство. Глашка не очень поняла, что это такое, но погордилась; высокое, оно и есть высокое! Вообще-то, мужики эти самогонку не жаловали, а в тот вечер сами попросили — мол, попробуем, что за первач такой? За окончание работы и выпили. Когда спать уходили, попросили хозяйку разбудить их чуть рассветет. Вот как корову в четыре часа доить пойдет, так пусть и разбудит!

Утро выдалось серое, туманное, в двух шагах ничего не видно, а тут один из геологов — Андрей — вдруг больным оказался. Только с постели встал, и на пол упал, так его скрутило. В животе колики начались, "что твои схватки. Лицо позеленело, на лбу пот выступил.

Глашка перепугалась, задрожала: ещё подумают, что это от её борща! Все ж бросала свежее, борщ и полчаса не стоял… Побежала она за бабкой Вивчарихой — та всему хутору животы лечила. Геологи возле Андрея постояли, увидели, что бабы суетятся и им там как бы места нет, говорят:

— Ты потерпи, Андрюха, должно, скоро твои колики пройдут, а мы быстро: одна нога здесь, другая — там!

Андрея на ноги в одночасье поставили. Вивчариха желудок промыла, травой напоила, и он заснул как младенец.

А дальше начался один сплошной кошмар. Глашка как раз корову доила, когда из двора напротив — а это был как раз двор покойной Матрены, раздался пронзительный женский визг. Визжала Клавка Панченко — она в школе дворником и истопником работала.

А шла она утром пораньше, потому что директор накануне приказал ей школу протопить: мол, ночи уже холодные, и дети в классах мерзнут…

Так вот эта Клавка и шла через Матренин двор — все равно плетень тут давно завалился, а так она себе всегда на работу путь сокращала.

А увидела Клавка, несмотря на туман, такое, что и в страшном сне не приснится! Она из-за тумана чуть было в яму, геологами выкопанную, не свалилась. Стала её стороной обходить и тут два лежащих на земле трупа увидела.

Те копанчане, что на Клавкин визг прибежали, тоже подумали, будто они оба — мертвые. Тем более что у одного из спины торчал кинжал, а у другого вся голова была разбита и кровищи целая лужа!

Кто-то побежал за врачом, кто-то за председателем сельсовета, и через час, наверное, приехала из Краснодара большая черная машина и забрала всех: того, что кинжалом убили, другого — с разбитой головой, но ещё живого, третьего, мирным сном спящего, и Глашку. Она только Клавдии успела крикнуть, чтобы за её худобой присмотрела, пока не вернется. Не знала, глупая баба, что вернуться в родной хутор ей уже не придется!

Едва краснодарские "гэпэушники" дозвонились в Москву и рассказали о случившемся, как из столицы приказ последовал: немедленно всех сюда! И убитого кинжалом в спину — пусть труп в товарном вагоне доставят. И того, что едва дышит, с разбитой головой — приставить к нему медсестру, чтобы за пульсом следила и не дала умереть раньше времени. И третьего — что жив-здоров и вроде бы ни при чем — тоже под конвоем доставить. И хозяйку дома, у которой они останавливались. И протоколы допросов очевидцев, особенно тех, кто последним видел исчезнувшего Рагозина. С подробными его приметами…

В убитом опознали капитана второго ранга Александра Романова.

К протоколам допросов краснодарцы приложили заключение эксперта: удар был нанесен человеком сильным, профессионалом. Точно в сердце. Романов умер мгновенно, не успев даже вскрикнуть. Сведения, конечно, не бог весть…

Василия Альтфатера ударили по голове тяжелым тупым предметом. Им оказался обух топора, валявшегося рядом с телом — на нем найдены следы крови и идентичные волоски. Ручка топора была обернута куском материи. Не нашли никаких следов и на рукоятке кинжала, которым был заколот Романов.

В Москве, в ОГПУ дело поручили самому опытному следователю, в прошлом подпольщику и экспроприатору — с помощью краж и налетов на банки и ювелирные магазины он доставал деньги для партийной кассы — Акинфию Семилетову. Из этих денег Акинфий не брал себе ни копейки, отчего у партийцев считался человеком честнейшим и вернейшим. Сам он верил, что среди окружающих его людей честных нет и на его месте ни один бы не удержался и наверняка запустил лапу в эти деньги. Иными словами, он считал жуликами все человечество и оттого смотрел на всех свысока и никому на слово не верил.