Том 2. Брат океана. Живая вода - Алексей Кожевников

Он жил в отдельном трехкомнатном домике, самом благоустроенном в городе. В то время, как другие были «огорожены ветром», не имели ни дровяников, ни подвалов, ни отдельных уборных, вокруг этого домика стоял решетчатый забор с резной калиткой, двор засыпан галькой и песком, был дровяник, собачья конура, погреб, вырытый в вечной мерзлоте, застекленная терраска, две уборных, зимняя и летняя, к калитке проведен звонок.

Открывать Тиховоинову калитку, которую всегда держали на замке, вышла жена Анна Павловна. Инженер удивился: обычно выбегала работница, а тут поздно вечером работницы почему-то не было дома.

— Заболела? — спросил Тиховоинов.

— Гулять отпустила… Не пустишь — в дом приведет. Знаешь, какие они нынче вольные.

Но Тиховоинов догадался, что работница на этот вечер лишняя в доме, что ему предстоит какое-то объяснение с женой. За двадцать лет совместной жизни он достаточно хорошо изучил жену: если работница отпущена гулять, знай — жена затевает таинственный разговор; если рыхлая, неповоротливая Анна Павловна стала подвижней и ловчей, знай — она сердится; если желтоватый верхний клык, выступающий из общего ряда зубов, прихватил нижнюю губу, а на смуглые щеки жены лег фиолетовый оттенок, знай, что готовится скандал.

Женился Тиховоинов, будучи студентом третьего курса института гражданских инженеров. Анна Павловна была старше его, считалась уже засидевшейся невестой. Познакомила их тетушка, а все остальное доделала невеста сама. Она сумела прикинуться нежной, любящей и молодой, хотя у нее и не было ничего, кроме желания прилично выйти замуж, сумела вызвать у Тиховоинова любовь и вырвать предложение.

Сам до окончания института он не хотел жениться, боялся детей, нищеты, но Анна Павловна дала понять, что у нее есть приданое, ждать и трусить не стоит. Она принесла с собой широкую кровать с мягкой периной и пышными подушками, чайный и столовый сервизы, гарнитур мебели, тысячу рублей денег; отец, хозяин москательной лавки, дал им двухкомнатную квартиру, оплаченную вперед за полтора года.

Тиховоинов зажил счастливо и беззаботно. Анна Павловна не жалела на него ни средств, ни внимания. И было так до окончания института, а потом наступила расплата. Сначала Анна Павловна запретила мужу принимать приятелей-студентов.

— Ты — инженер, водиться с мальчишками тебе не к лицу.

— И они завтра будут инженерами, — возразил Тиховоинов. — Это мои товарищи, друзья, а кто они — студенты, плотники — не важно.

— Заведи сперва свой стол, тогда и принимай, а за мой не посажу.

Тиховоинов отказал студентам.

Потом Анна Павловна потребовала поскорее возместить израсходованную тысячу: «Батюшка положил мне на старость», — и начала учитывать заработки мужа: заходить в рестораны и буфеты запретила, папирос определила пачку на два дня.

Через год такой жизни Тиховоинов решил, что расплатился за все и может от Анны Павловны освободиться. Но тут оказалось, что он не знает арифметики.

— Учила, холила, стряпкой у тебя жила, судомойкой, — начала высчитывать Анна Павловна. — Где моя молодость, где девичество? Кто меня высосал?

— Аня! — простонал Тиховоинов, уже раскаявшийся в том, что помыслил о разводе.

— Не смей называть Аней! Не Аня, а жертва твоя, жертва. — Она прокляла день, когда встретилась с мужем, прокляла пособницу-тетушку, обвинила мужа в разбое, в грабеже, в растлении невинных девиц. Без спора принял он все обвинения, кое-как, на коленях, успокоил жену и стал после того тих и безгласен, — само послушание. А жена начала диктовать ему не только по дому, но и по службе, по ее воле он заводил и рвал знакомства, бросал службу, по ее воле приехал в Игарку.

Здесь его назначили главным инженером, чего с Тиховоиновым не бывало, платили больше тысячи рублей в месяц, сверх того подъемные и проездные. Анна Павловна широко пользовалась высоким положением своего мужа: занимала лучшую квартиру, получала из кооператива лучшие товары в неограниченном количестве и вне всякой очереди, считала себя первой дамой по Игарке, выше всех носила голову и узнавала только самых ответственных людей.

Приезд Коровина был для Анны Павловны свержением с престола. Тиховоинов стал рядовым инженером, она стала рядовой домашней хозяйкой, вся многочисленная армия людей, подчиненная до того времени Тиховоинову, а через него и ей — Анна считала, что иначе и быть не может, — ушла в подчинение к Коровину. Анна осталась без державы, испугалась, что у нее отнимут и квартиру, в кооперативе ее переведут на норму, поставят в очередь, что ей придется кланяться тем, кого она упорно не желала узнавать, — и Анна решила выжить Коровина из Игарки.

Тиховоинов сел ужинать. Анна Павловна взяла клубок ниток и вязальные спицы: поужинала она раньше. Вязала она постоянно, все столики, комоды и полочки в квартире были покрыты салфетками и дорожками собственного вязанья. Тиховоинов ел медленно, рассеянно, начал и отложил три ломтя хлеба. Мыслями он все еще был у Коровина и спорил о вечной мерзлоте.

— Ты будешь есть? — нетерпеливо спросила Анна Павловна.

— Я ем.

— «Е-е-ем»… Расковырял все, обмусолил. Ждала-ждала, пришел — снова жди. Ух, неудака!

Быстро, как подстегнутый, Тиховоинов хлебнул еще ложки три, отодвинул тарелки и начал пересказывать свой разговор с Коровиным. Такие доклады он делал ежедневно, сначала добровольно и охотно, из любви, потом Анна Павловна вменила их ему в обязанность. Когда он пробовал забывать, она напоминала: «Ну?..» — и Тиховоинов начинал послушно выкладывать все, без утайки.

— И что же ты думаешь делать со старикашкой? — Анна Павловна отложила вязанье, поправила на окнах занавески.

— О себе надо думать. Старикашка боем на меня идет, прямо как пьяный петух.

— А ты — на него. Сам говоришь, чудит старикашка. Вот собери это все и — к дяде.

— Дядя тоже чудит. У дяди со старикашкой раньше какие-то дела были. Дядя за старикашкой теленком ходит.

— Москва есть.

— Дяде вся Москва своя… Дядю не нам судить.

— Дядя дядей. — Анна Павловна воинственно прошлась по квартире. — Дядю к нам склонить надо, а старикашку на пароход, и фьють! Слышишь? Фьють!

— Подобраться-то к нему трудно: зубастый, колючий.

— Раньше надо было заботиться. Говорила: старайся утверждаться, а ты все сидел во временных. Был бы главным — не пришлось бы возиться со старикашкой. Слушаться надо.

Тиховоинов поморщился, даже ему, привычному, надоели эти постоянные попреки, и ушел в кабинет, раскинул забракованные чертежи, стал думать, как поступить с ними, поспорить ли еще раз с Коровиным или же согласиться с ним и переделать. Решил посоветоваться с женой.

— Ты, Аня, постарайся вникнуть. Допустим, что старикашка прав, тепло завода способно растопить мерзлоту, и мои фундаменты ненадежны. Значит, надо ставить глубже.

— Ну и ставь!

— Погоди, не торопись. Ладно, будем ставить глубже. А вот как? На пять, на десять метров, может быть, на километр, может быть, сквозь всю землю. Тут нужны цифры, нужно знать, сколько проклятый завод будет посылать тепла в землю, сколько надо мерзлоте, чтобы растаять. Надо уйму цифр. А у меня их нету.

— Спроси!

— У кого, у старикашки? Прийти и поклониться: так и так, сознаюсь, строить я не умею. Старикашка только и ждет этого, из кожи лезет, старается доказать это самое.

— Тогда не ходи, строй по-своему.

— А по-своему не дают: он — главный, его не перескочишь.

Он шлепнул ладонью по чертежам: «Все тут правильно, переделывать не хочу и не считаю нужным».

— На деле-то как, правильно?

— Думаю, что правильно.

— И стой на своем!

— А старикашка возьмет и снимет с работы.

— Обогнать надо, его снять раньше.

Утром, провожая мужа на работу, Анна Павловна подала ему пальто, шляпу и ласково погладила по спине.

— Ты тверже с ним. Он поднимет голос — поднимай и ты. Окати его так сверху!.. — Она показала, каким взглядом надо окатить Коровина. Добиваясь беспрекословного послушания дома, Анна Павловна в то же время настойчиво твердила мужу, что с людьми надо держаться смело, гордо, не уступать ни в словах, ни в деле, здороваться и размахивать руками надо с достоинством. Ее труды и личный пример сказались, Тиховоинов умел быть самоуверенным, недоступным и насмешливым.

Он вторично принес Коровину проекты и сказал:

— Менять что-нибудь не считаю нужным.

— В таком случае дарю их вам. Мы сделаем новые.

С неделю Тиховоинов ходил без работы, не зная, к чему приткнуть руки. Дальше гулять стало неловко, надо было или уезжать из Игарки, или подчиниться Коровину. Тиховоинов решил на время подчиниться, чтобы в удобный момент свалить противника. Покорный, вежливый, пришел он к Коровину и сказал как по-писаному: