Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет - Владимир Михайлович Семёнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был это Сергей Владимирович Михалков, которого я вез в машине в Оттаву после посещения Всемирной выставки в Монреале.
Позже в моей квартире в Оттаве после знакомства с моим маленьким сынишкой, тоже Сергеем Владимировичем, после домашнего русского обеда, который россияне, побыв даже несколько дней за рубежом, начинают высоко ценить, особенно с водочкой, высокий гость расслабился. Подписал много книжек со своими стихами, которые я часто читал сыну, рассказал несколько забавных историй.
Не удержусь и перескажу одну. О том, как получил путевку в жизнь любимый в те годы проект Михалкова-старшего — сатирический киножурнал «Фитиль».
Первые выпуски этого журнала доходили и до нашего посольства в Оттаве. Мы с большим интересом прокручивали их на киносеансах, когда субботними вечерами в посольский зал собирались все сотрудники с членами своих семей. По этой причине мои расспросы о «Фитиле» были вполне понятными, а Михалкову льстила популярность его детища в далекой Оттаве. Я спрашивал, почему киножурнал назвали «Фитиль», а не как-то иначе, кто придумал такое название...
Идею сатирического киножурнала Михалков вынашивал долго и колебался долго, зная по опыту, как там, «в верхах», относятся к сатире. Подготовив обоснование своего проекта, начал ходить по «инстанциям»: Главкино, Министерство культуры, различные сектора в ЦК КПСС. В конечном итоге собрал все визы под проектом решения ЦК, и такое решение было принято. В нем были расписаны поручения киностудии и разным организациям, дело быстро закрутилось. Но уже после начала производства первого выпуска обнаружилось, что у журнала нет названия. При всех согласованиях о названии позабыли.
Пришлось вновь идти по всему кругу согласований и предлагать варианты названия журнала. Какие бы названия ни предлагал Михалков, те, кого он просил завизировать свою бумагу, предлагали подумать над другими, да не позабыть получить прежде всего визу, скажем, Ивана Ивановича либо Юрия Петровича.
Вконец расстроенный хождениями по этому заколдованному кругу, Михалков заглянул как-то к приятелю подаче на Николиной горе и там за чашкой чая или рюмкой коньяка излил свои чувства. Сказал, что совсем запутались с выбором названия: одному нравится одно, но оно не нравится другому, и так без конца...
А приятель был находчивым человеком и посоветовал: «Назови-ка свой журнал «Фитиль». Объяснишь, что в старину на корабле провинившемуся моряку поручали неотлучно сидеть у тлеющего фитиля, «беречь огонь». А позже появилось выражение «дали фитиля», в смысле «дали прикурить».
Но ведь уже отвергли более десятка других названий, сомневался Михалков. Не паникуй, отвечал приятель, предлагай это и говори, что все уже согласовано. Они выпили еще за успех и разошлись.
Михалков, следуя полученному совету, вновь пошел по тем же начальникам и уверенно говорил, что название теперь найдено, объяснял его «морскую экзотику», а на недоуменные вопросы, мол, кто выбрал и одобрил, уверенно отвечал: «Согласовано!» Это действовало магически, визу ставили.
Завершив свой нехитрый (а может быть, и хитрый) рассказ, наш классик детской поэзии от души рассмеялся и заключил: «Вот так мы выбрали название «Фитиль», и никто из начальников не знает, что выбрали мы его вдвоем с приятелем на даче за рюмкой коньяка!»
История, как наука, в молодые годы меня не слишком увлекала. Интересовался я все больше отдельными ее яркими этапами, такими, как эпоха Петра I, или великими открытиями, путешествиями. Уже в зрелые годы, в силу образования юриста-международника и самой дипломатической работы, у меня развился вкус к фактам, датам, документам. Не раз в ходе дипломатических переговоров я убеждался в том, сколь важно «владеть фактами» во всем объеме и досконально знать историю вопроса.
Этот полезный опыт даже подвиг меня на написание диссертации о политике Британии 70-х годов, «десятилетия разрядки».
Работая над диссертацией, я заново анализировал событие за событием в британской внешней и внутренней политике. Многих из этих событий я сам был очевидцем, работая в те годы в посольстве в Лондоне.
Сверяя свои собственные справки и информационные письма со статьями и книгами, в которых те же самые события излагались и анализировались другими авторами, часто обнаруживал нечто новое, чего мы не могли тогда видеть с нашего «посольского угла».
Скажем, поворот Лондона в середине 70-х годов от конфронтации с Москвой к поиску взаимопонимания некоторые британские историки не связывали только с приходом к власти лейбористского правительства Вильсона, а нам казалось, что было именно так. Эти авторы указывали и на объективные, чисто прагматические причины, заставлявшие британский истеблишмент поворачивать в сторону разрядки напряженности.
Однобокостью страдал также наш анализ причин успешного вхождения во власть Маргарет Тэтчер. А этот успех, как прояснилось позже, был во многом предопределен экономическими факторами, в том числе — началом широкомасштабной разработки англичанами североморской нефти, что помогало выходу из кризиса.
Однако в ряде случаев даже самые дотошные изыскания не позволяют вскрыть истинную картину того или иного исторического события, истинных мотивов участников этих событий, тем более — подлинных вершителей событий. Так что изыскания, которые я когда-то по горячим следам предпринимал, сегодня в моем представлении теряют свою значимость. С такой же настороженностью я стал относиться к другим исследованиям и особенно — к мемуарам некоторых отставных политиков, генералов, дипломатов.
Вижу, как многие, совсем не глупые люди подменяют факты и события своим явно художественным описанием фактов и событий, неизбежно односторонним, пристрастным... Как кто-то остроумно заметил, реальные факты менее интересны, чем мифы о них.
Ловлю себя на том, что сам грешу тем же.
Вспоминаю свои ощущения от недавно прочитанных мемуаров высоко уважаемых мною коллег по дипломатической службе: ветерана-посла Н. М. Лунькова («Русский дипломат в Европе» о 30 годах службы в десяти европейских столицах) и ветерана-переводчика на высшем уровне, от Хрущева до Горбачева, В. М. Сухо-древа («Язык мой — друг мой»).
Читал эти книги с наслаждением, особенно — страницы, посвященные событиям, в которых я также участвовал. Размышлял над описанным в обеих книгах и хорошо памятным мне самому визитом Алексея Николаевича Косыгина в Канаду осенью 1971 года, когда в числе сопровождавших премьера лиц были и мы трое, но в разном качестве (член коллегии МИД, личный переводчик премьера и заведующий канадским сектором в МИДе).
Взгляд, соответственно, у нас на это событие тоже получился разный.
Забавно было читать о пребывании Косыгина в Ванкувере: пошел ли он на хоккейный матч (у Суходрева) или же ввиду враждебных манифестаций направился в порт и совершил морское путешествие (у Лунькова).
