Гиви и Шендерович - Мария Галина

Посреди зала гордо возвышался Шендерович.

— Эй! — вопил Шендерович, осыпая звучными ударами грудную клетку, — выходи! Я пришел!

— Хо-оди! — отозвалась башня.

— Эй, милашка! Не хочешь поразвлечься? — уже интимнее, но по-прежнему звучно осведомился Шендерович, — я, между прочим, царь!

Где— то в неподалеку раздался тихий шорох -будто мышь пробежала.

— Миш-ша! — предостерегающе прошипел Гиви.

Дубан рядом с ним быстро проделал ряд сложных пассов, сметая рукавами паутину и пыль со стены.

— Выходи, крошка! Выходи, сладкая моя!

— Миша, осторожней!

Шорох стих.

— Гиви, ты здесь? — спросил Шендерович, не оборачиваясь. — Давай-ка, туда посвети!

— Потайная дверь! — произнес Дубан со знанием дела, — ишь ты!

Дверь была пригнана к стене так плотно, что, казалось, составляла с ней одно целое.

Шендерович подскочил к ней и забарабанил кулаками.

— Открой! Открой, голубушка! Ну, открой, тебе же хуже будет!

— Похоже, — сказал Дубан с некоторым злорадством, — ты ее спугнул, о, страстный!

— Мне бы она открыла, — с достоинством возразил Шендерович, — но вы, о, мои спутники, способны устрашить даже суккуба!

Он с минуту поразмыслил, потом махнул рукой.

— Ладно, что с ним чикаться? Я, как царь времен, ломаю дверь! — сказал он и поднял фомку.

Гиви послушно светил.

Шендерович, пыхтя, налегал на фомку, пытаясь сорвать невидимый замок. Дверь потрескивала — башня все-таки была очень ветхой.

А ну, как рухнет? — с тайным ужасом подумал Гиви.

И, словно в ответ на его мысли, башня покачнулась.

— Не разобрался еще со своими звездами, о, медлительный? — спросил Шендерович, не оборачиваясь.

— Нет, — сердито проговорил Дубан, — откуда? Я же, вместо того, чтобы наблюдать сокрытое, ибо ночь к тому располагает, вышел на сию ловитву… по твоему приказу, кстати, о, любящий риск!

— Так не бросить ли нам сии пустые хлопоты и не спуститься ли вниз, — с великолепным самообладанием вопросил Шендерович, — ибо сия обреченная башня, похоже, вот-вот рухнет… полагаю, вместе с суккубом, раз уж он столь глуп, что не желает выходить.

Гиви увидел, как в обращенном на балкон дверном проеме медленно поплыли звезды — верхушка башни описала в небе плавную дугу.

И я так никогда и не увижу, на что похож этот суккуб, подумал Гиви. Масрур знает, а я нет.

— Жалко, э, Миша? — неуверенно спросил он.

— А и хрен с ним, — вздохнул Шендерович.

— Жалко! — уже уверенней заключил Гиви.

К собственному удивлению он оттолкнул Шендеровича и заколотил кулаками по двери.

— Слушай, — заорал он, — выходи! Ты ж погибнешь! Мы тебе ничего не сделаем. Мы приличные люди!

За дверью было тихо.

— О, если б властелин Китая твое лицо увидеть смог!Он бы склонился пред тобою, рассыпав золото у ног!О, если б падишах Индийский увидел шелк твоих волос,Он распростерся бы во прахе, разрушил храмы и чертог!Зачем ему его хоромы, когда в них твой не блещет лик?Зачем ему иные боги, коль ты одна — и царь, и бог?

— надрывался Гиви.

За дверью раздался тихий вздох.

— Снова арканом любви поймана я, о, охотник!Сколь не старалась бы я, тщетно бежать мне его!

— Ишь ты, — изумился Шендерович, — стихи читает!

С потолка свалился кусок штукатурки.

— На скрижали сердца выбит алеф стана твоего!Кроме этой дивной буквы я не знаю ничего!Ибо ты — плохой Учитель, о, любимая моя!Вот, перед тобой несчастный! Снизойди же до него!

— поспешно отозвался Гиви.

За дверью раздался тихий скрежет, словно кто-то неуверенно отодвигал засов.

— Давай же, Миша, я ее выманил! Как выйдет, сразу хватай! — торопливо прошептал Гиви.

Шендерович, чертыхаясь, стаскивал с себя плащ.

Дверь приоткрылась. На пол легла узкая полоска света. Видно, суккуб, не желая сидеть в темноте, порождением коей он являлся, жег масляную плошку. В проеме обрисовался темный силуэт — Гиви лишь успел заметить, что суккуб сей росту невысокого и формы у него соблазнительно округлые. У него перехватило дыхание.

Но хладнокровный Шендерович, игнорируя эманации суккуба, набросил на суккуба плащ и перехватил образовавшийся сверток поперек талии.

Суккуб отбивался и дрыгал ногами.

— Кусается! — удивленно проговорил Шендерович.

— Ничего, Миша, ничего! Тащи!

— Яд, уносящий ум, на ее зубах, не иначе, — зловеще каркнул Дубан.

Но Шендерович уже, прыгая через ступеньки, несся вниз по лестнице, сжимая в объятиях спеленатого суккуба.

Остальные бежали за ним, ударяясь о стены.

Сверху падали куски штукатурки.

Башня кренилась.

Суккуб визжал.

Они вырвались из ворот, как раз, чтобы увидеть, как башня медленно падает на бок — из проломов, точно струйки черного дыма, вырывались стаи ворон и летучих мышей. Отбежав в сторону, Шендерович наблюдал за процессом, укоризненно покачивая головой.

— Что ж ты меня не предупредил, о, Дубан, что подобная охота столь опасное дело?

Башня рухнула, рассыпавшись грудой камней.

— Считай, что тебе повезло, о, великий, ибо ты воистину велик, — угрюмо сказал Дубан.

— Я воистину велик, — согласился Шендерович, — ну что, посмотрим, кто тут у нас?

Не выпуская суккуба из рук, он откинул угол плаща.

— Так я и знал, — подытожил Дубан, — у сией твари и волосы цвету нечеловеческого. Разве бывает такой цвет волос?

— Бывает, — вздохнул Шендерович, — ну-ка, Гиви посвети атрибутом!

Луч фонарика ударил в лицо суккубу. Суккуб морщился и щурил глаза.

— Алка! — изумленно проговорил Гиви.

— Так я и думал, — Шендерович, руки которого были заняты, кивнул подбородком на платочек, торчащий из рукава Дубана, — шарфик-то турецкий! Стамбульская дешевка!

— Но что она там делала? — изумился Гиви

— Вот ты ее и спроси, — сердито сказал Шендерович.

— Э… — робко проговорил Гиви, — Аллочка, зачем ты сидела в башне?

Алка посмотрела на него светлыми глазами, в которых отражался луч фонарика.

— Ты кто? — спросила она.

— Я Гиви, — печально ответил Гиви, — слушай, ты меня не помнишь? А Мишу помнишь?

— Какого Мишу? — удивилась Алка.

— Вот этого, — пояснил Гиви, показывая на Шендеровича.

— Здравствуйте, Миша, — вежливо сказала Алка, и что-то такое неотразимое было в ее голосе, что Гиви опять невольно внутренне затрепетал.

— Ну, хватит дурака валять, — грубо произнес Шендерович.

— Аллочка, слушай, а как мы на корабле плыли, помнишь?

— На каком корабле? — вновь удивилась Алка.

— А капитана помнишь?