Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

– Гляди ты! Неужто со мной говорит мужчина, а не желторотый обидчивый птенец?

– Да, как видишь, оперился.

– Простил ли?

Пауза молчания почти звенящая. Вязкая и волнующая, вибрирующая на волнах сдерживаемых чувств в особом вакууме тишины, вобравшем нас троих. Когда проходит минута и мне уже кажется, что вопрос китайца так и останется без ответа, с губ Люкова все же срывается:

– Не уверен.

– Пусть так, – соглашается с его выбором Донг. Подняв подбородок, протягивает к парню небольшую натруженную ладошку в желании получить его апельсинового дракона.

– Достань! – шагнув навстречу, почему-то обращается ко мне, и я послушно извлекаю из фигурки аккуратное печеньице. Разломив, достаю ленточку и передаю китайцу. – Ешь! – следует немедленное указание. – А свое ему отдай.

– Но ведь… так, наверно, нельзя?

Я хорошо запомнила действия китайца в отношении чужих предсказаний и пытаюсь возразить, не понимая тайного умысла такого обмена, но мужчина настаивает.

– Илья? – оборачиваюсь к Люкову за помощью, однако натыкаюсь на взгляд, озадаченный не меньше моего, удивленный и растерянный одновременно.

– Трусишь, красавица? А на вид такая смелая, – улыбается Донг. – Что ж, это всего лишь игра, – разводит руки в стороны, – поступай, как хочешь.

И я решаюсь – игра так игра. Вручаю Люкову свое печенье, а его – уверенно сую за щеку. Проглотив лакомство, не успеваю даже ахнуть, как обе бумажки облачком пыли распадаются в пальцах китайца.

– Циркачей сегодня здесь, как баб с пирожками на рынке в базарный день, – ворчит не зло парень. – Кончай с этими трехгрошовыми фокусами, Донг. Не впечатляет.

– Помнится, когда-то своими фокусами мне удавалось вырвать улыбку у одного молчаливого мальчишки, – грустно фыркает мужчина. – Тогда они не казались ему такими уж дешевыми.

– Тогда я обходился малым. Появляющийся за ухом юань и твои исчезающие пальцы казались мне верхом таинства.

– Я помню.

– Вот и у меня память не такая уж короткая. Так что с предсказанием, Донг, озвучишь? Или звезды вдруг замолчали?

– Звездам всегда есть, что сказать, даже такому неблагодарному щенку, как ты. Услышал бы.

– И что они сегодня говорят?

– Что руку в его пасть совать опасно. Но это говорит тебе твой старый друг Донг, а звезды… – Китаец задумывается. – Звезды хотят, чтобы вчерашний щенок понял: та, что приходит с рассветом и говорит с солнцем, остается до заката, но исчезает вспышкой с грозой набежавших туч. Украшение человека – мудрость, украшение мудрости – спокойствие, украшение спокойствия – сила и отвага. Ну, а украшение отваги – мягкость. Помни: тот, кто мягко ступает, далеко продвинется на своем пути.

– Ну, а ты, рассветная, знай, – обращается китаец ко мне, подавшись вперед, – каждому причитается столько счастья, сколько он сам в силах подарить. Тот, кто не ждет благодарности, никогда не будет разочарован. Одаришь – получишь в стократ больше, и тени за спиной исчезнут навсегда.

Тени. Проклятые тени. Я сегодня почти забыла о них, а ведь наверняка где-то там Михаил уже сообщил Игорю, что встретил меня. И где встретил, тоже сообщил. И о мнимом замужестве упомянул…

Донг замолкает, а я не знаю, что сказать, глядя в черные зрачки. Перед глазами вдруг встает ненавистное лицо моего мучителя – всего на мгновение, но так ясно: бритая налысо голова с татуировкой над виском, стальной взгляд из-под тяжелых бровей, обещающий отыскать, где бы я ни была, поигрывающая на узких губах уверенная ухмылка… Парень словно воочию появляется в гостиной, и я, прикрыв ладонью лицо, отшатываюсь назад. От него, от Люкова, от Донга, не сумев сдержать испуганного вскрика.

– Что с тобой, Воробышек? – знакомые руки тут же находят меня и возвращают к Илье. Поворачивают к парню лицом. Господи, если бы я только могла прижаться щекой к его горячей груди – крепкой, надежной, – я бы, наверное, забыла обо всем. А так… снова думаю черт знает о чем. – Испугалась предсказания? Так это все ерунда.

Я поднимаю глаза и встречаю темный взгляд. Колючий для всех, но такой успокаивающий для меня.

– Нет, Илья, извини, – пробую улыбнуться. – Просто… устала, наверно, да и вспомнилось некстати кое-что. Спасибо вам, Донг, – поворачиваюсь к задумчиво взирающему на меня мужчине в искренней благодарности, радуясь, что так быстро взяла себя в руки. – Замечательное предсказание. Это было незабываемо!

Не знаю, поверил ли Люков внезапной перемене моего настроения, но он не спешит отвести внимание. Всматривается напряженно в лицо, даже когда позади раздается голос его отца, нахваливающий вклад Донга во всеобщее веселье, радушно приглашающий гостей пройти к свежеубранному столу, чтобы продолжить праздник.

– Не пугай меня, Воробышек, – очень серьезно говорит, заставив сердце трусливо съежиться, а уста онеметь от таких неожиданных слов. – Хочешь чего-нибудь выпить? Ты побледнела, и мне это не нравится.

Люков не склонен к проявлению эмоций, я это хорошо знаю, так неужели мне не чудится живое участие в его словах?

Выпить?.. Наверное, парень прав. Раз уж мой внешний вид настолько жалок, что впечатлил такого непробиваемого человека, как Илья, похоже, бокал вина сейчас это именно то, что мне нужно. Пусть так восполнить покинувшее меня тепло, раз уж тепло груди парня принадлежит другой.

Или другим.

Не мне.

– Да, пожалуй, – соглашаюсь с предложением, чувствуя, как недавний холодок, вызванный неприятным воспоминанием, продолжает холодить щеки. – Можно вина, если ты не против. Сегодня был сумасшедший день, я просто переоценила силы. Теперь все хорошо.

– Вчера, – поправляет меня Илья. – Все сумасшедшее случилось вчера, Воробышек, а сегодня наступило не так давно. И почему я должен быть против? – вскидывает удивленно бровь. – Пойдем. В доме Большого Босса спиртное льется рекой, не думаю, что меня может смутить вид одной выпившей девчонки, если она того хочет. Вот впечатлить, это да. Особенно, если она вдруг вздумает выполнить перед всеми потрясающий шпагат.

Он провожает меня к столу, приобняв за спину. Обернувшись к Донгу, бросает китайцу на прощание несколько тихих, непонятных слов. Он намекает на шумную вечеринку в клубе, понимаю я, лавируя мимо гостей, и на мое участие в давешнем тэкила-батле. И, чтобы как-то прогнать расцветающее на скулах смущение, спрашиваю, скрывая за улыбкой неловкость:

– Я была так ужасна, да? Если честно, даже не помню, чем все закончилось, и как добралась домой. Похоже, на руках согруппника. Теперь вот неудобно перед Колькой, да и перед Таней тоже. Не думай, Илья, что я часто вытворяю подобное. Все так глупо случилось.

– А разве нет? – недоверчиво хмыкает Люков в висок, отодвигая для меня стул.

– Представь себе, нет. Только по пятницам и воскресеньям, ну и по понедельникам иногда, если настроение позволит. Еще на чей-нибудь день рождения в качестве подарка. А так – никогда.

Да, я шучу, поглядывая на блуждающую улыбку на губах парня. А что мне остается? Принятый вызов Нарьяловой в сегодняшнем искусственном свете китайских фонариков и мигающих чудо-гирлянд кажется мне верхом девчоночьей глупости, и я считаю возможным признать это.

– Ну что ты. И думать не думал, птичка. – Люков садится рядом и наполняет белым сухим вином бокал, опередив услужливого официанта, склонившегося между Яковом и Ириной, занявших места напротив. – Но с таким подарком на день рождения тебя пригласил бы.

Разговор с Ильей едва ли воспринимается как игра на публику, мне вновь хорошо и просто рядом с парнем, спокойно, без отступивших под его светом теней, и почти все равно, зачем он это делает.

Теперь шутит Люков, и я улыбаюсь в ответ.

– Договорились, – принимаю поданный мне бокал, но пригубить вино не успеваю, потому что в этот момент хозяин вечера просит у всех тишины, желая сообщить что-то важное.

Плодородный надел размером с баскетбольное поле. Чертов кусок земли. Предел мечтаний не старого еще одинокого китайца, никогда не имевшего больше, чем можно унести в заплечной сумке. Кусок сбывшейся мечты, ставший ценой дружбы протяженностью в девять долгих лет, и истаявшего доверия.

«…мастер Люк, почему я должен был отказаться?.. Я всего лишь маленький человек, такой же, как ты, размером с мизинец Желтого императора. Да великий Хуан-ди с небес засмеял бы такого глупца! Он знает: Донг для себя ничего не просил, приезжий господин предложил сам. Так отчего не отпить чуток надменности из бокала гордеца, когда у него ее в избытке? И не напоить того, кто по воле отца оказался выброшенной на мель чужой страны бледнокожей рыбешкой? Слабой и жалкой, совсем без чешуи. Такой же одинокой, как я.

Помнишь сказку о бродяге, миске пустой луковой похлебки и малыше Чжу? Я рассказывал тебе ее когда-то. О том, как сирота разделил еду и кров с нищим, а наутро нашел на опустевшей циновке гостя золотую иглу, нить и кусок змеиной кожи, вырос и стал самым уважаемым в провинции сапожником? В детстве мне всегда хотелось встретить того, кто бы научил меня делать золотые стежки. Увы, Донгу не встретился его бродяга, но я попробовал им стать для тебя. Правда, волшебной иглы в моем кармане не нашлось, только горсть сочувствия. Зато эта горсть вся досталась тебе, разве не так?..»