Свобода выбирать - Милтон Фридман

Александр Гамильтон был одним из самых по-настоящему «образованных», грамотных и ученых людей среди отцов-основателей, хотя он формально обучался в школе всего три или четыре года. Подобные примеры можно приводить до бесконечности, и, без сомнения, каждый читатель знает людей с высшим образованием, которых он считает необразованными, и людей, не имеющих образования, которых он считает учеными.

Мы убеждены, что возрастание роли правительства в финансировании и управлении образованием привело не только к огромным потерям денег налогоплательщиков, но также к значительно худшей системе образования по сравнению с той, которая получила бы развитие, если бы добровольное сотрудничество по-прежнему играло более важную роль.

Немногие институты нашего общества находятся в более неудовлетворительном состоянии, чем школы. Немногие из них вызывают больше недовольства или представляют бoльшую угрозу нашей свободе. Образовательный истеблишмент стоит на защите существующих полномочий и привилегий. Его поддерживают многие государственно мыслящие граждане, разделяющие коллективистскую точку зрения. Но он также подвергается нападкам. Снижение результатов тестирования по всей стране; рост преступности, насилия и беспорядков в городских школах; сильное недовольство подавляющего большинства белых и чернокожих родителей принудительной перевозкой детей на школьных автобусах; сопротивление многих колледжей и университетов тяжелой руке бюрократов из Министерства здравоохранения, просвещения и социального обеспечения — все это порождает протест против усиления централизации, бюрократизации и социализации образования.

В этой главе мы попытались наметить в общих чертах ряд конструктивных предложений: введение ваучерной системы в начальных и средних школах, которая предоставила бы родителям, независимо от уровня их доходов, возможность выбирать школы для обучения своих детей; создание системы финансирования обучения на основе кредитов с пропорциональным погашением, которая обеспечит равенство возможностей и ликвидирует существующее возмутительное положение, когда налоги, собираемые с бедняков, расходуются на финансирование высшего образования преуспевающих; альтернативный ваучерный проект высшего образования, который улучшит качество обучения в высших учебных заведениях и обеспечит большую справедливость в распределении средств налогоплательщиков, направляемых на субсидирование высшего образования.

Эти предложения достаточно нереальны, но осуществимы. Препятствия заключаются в сопротивлении глубоко укорененных интересов и предрассудков, а не в осуществимости этих предложений. Появились первые ласточки в виде схожих программ, в небольших масштабах уже действующих в США и других странах. Существует общественная поддержка этих идей.

Мы не сможем воплотить их одним махом. Но коль скоро мы достигнем прогресса в этом направлении или внедрим альтернативные программы, преследующие ту же цель, мы сможем укрепить фундамент нашей свободы и наполнить большим содержанием понятие равенства образовательных возможностей.

7 Кто защищает потребителя?

Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах. Никто, кроме нищего, не хочет зависеть главным образом от благоволения своих сограждан.

В самом деле, мы не можем полагаться на благотворительность, когда хотим есть, но можем ли мы всецело положиться на «невидимую руку» Адама Смита? Череда экономистов, философов, реформаторов и социальных критиков утверждает, что не можем. Себялюбие заставит продавцов обманывать своих покупателей. Они воспользуются неведением и невежеством своих покупателей, чтобы надуть их и всучить им негодный товар. Они будут уговаривать покупателей приобретать ненужные им товары. Вдобавок критики утверждают, что если довериться рыночным силам, то последствия сделки могут сказаться на людях, не участвовавших в ней. Могут пострадать воздух, которым мы дышим, вода, которую мы пьем, качество продуктов, которые мы едим. Утверждается, что рынок должен дополняться другими механизмами, которые бы защищали потребителя от него самого и от корыстных продавцов, защищали бы каждого из нас от побочных эффектов рыночных трансакций.

Как уже отмечалось в главе 1, эта критика «невидимой руки» справедлива. Вопрос состоит в том, отвечают ли своему назначению механизмы, рекомендованные или принятые в дополнение к рынку, либо, как это часто бывает, лекарство окажется опаснее болезни.

Этот вопрос отчасти актуален и сегодня. Движение, возникшее в 60-х годах в результате таких событий, как публикация книги Рэйчел Карсон «Молчаливая весна», проведенное сенатором Эсти Кефовером обследование фармацевтической промышленности и нападки Ральфа Надера на автомобиль Corvair компании General Motors («опасный на любой скорости»), привело к коренным изменениям в степени и характере вмешательства правительства в рыночную сферу во имя защиты потребителя.

Начиная с Военно-инженерной службы, созданной в 1824 году, и Комиссии по межштатному транспорту и торговле (1887) и кончая Федеральным управлением железных дорог (1966), агентства, созданные федеральным правительством для регулирования и контроля экономической деятельности, различались масштабами, влиятельностью и целями, но почти все они имели дело только с одной отраслью и были наделены четко очерченными полномочиями применительно к данной отрасли. С момента создания Комиссии по межштатному транспорту и торговле (КМТТ) защита потребителя, главным образом его кошелька, была целью номер один, провозглашенной реформаторами.

Темпы вмешательства сильно ускорились после принятия «нового курса». Так, из 32 агентств, существовавших в 1966 году, половина была создана после избрания Франклина Рузвельта в 1932 году. Тем не менее вмешательство оставалось достаточно умеренным и сохраняло четкую отраслевую направленность. Федеральный регистр, созданный в 1936 году для регистрации правил, протоколов заседаний и других материалов, связанных с регулирующими агентствами, увеличивался сначала довольно медленно, а затем все быстрее. В 1936 году эти материалы умещались в трех томах толщиной в 2599 страниц и занимали шесть дюймов пространства на полке; в 1956 году Федеральный регистр достиг двенадцати томов в 10 528 страниц и 26 дюймов, а в 1966 году — уже 13 томов, 16 850 страниц и 36 дюймов.