Обольстительная герцогиня - Эмили Брайан

– Спасибо, Катберт, похоже, ты прав. – Она подняла чашку снова. – Впрочем, как обычно.

– Стараемся изо всех сил, – ответил он скромно.

Артемизия опустилась на кушетку, держа чашку в обеих испачканных краской руках. Поллакс прыгнул ей на колени, словно, выполняя желание Катберта, он хотел своим весом удержать Артемизию на кушетке хотя бы на пару минут. От его тепла и умиротворяющего мурлыканья Артемизии расхотелось суетиться и снова что-то делать, и она смогла расслабиться первый раз за несколько дней.

Когда Тревелин ушел из ее дома, у нее совсем не было времени оплакивать его отсутствие, хотя она остро ощущала его. Ее внимания требовала другая часть ее жизни.

Феликс предстал пред ней, трезвый и искренне раскаявшийся в том, какую роль он сыграл в неприглядной истории. Он даже хотел признаться властям и понести любое наказание, которое ему назначат. Однако Артемизия решила, что будет достаточно, если он позволит ей заморозить все его денежные средства до тридцатого дня его рождения. Феликс с благодарностью согласился, и с тех пор Артемизия ни на минуту не пожалела о своем решении.

Ее мать была вне себя из-за того, что Артемизия принимала участие в таком скандальном деле, как шпионаж. Даже если ее драгоценный высший свет пока оставался в неведении, со стороны Артемизии было просто ужасно подвергать всех такому риску. А что, если бы ее позорные поступки раскрыли? Нельзя ставить под удар брак Делии из-за еще одной сомнительной истории. Констанс и так целыми днями жаловалась на Флоринду, которая сбежала в Гретна-Грин с одним из лакеев и опозорила их всех своим поступком. Ей стало легче, лишь когда Артемизия пообещала, что даст матери возможность самостоятельно устроить самую роскошную свадьбу для Делии.

Ангус был просто счастлив, услышав о намерении Флоринды поселиться за городом с Гектором Лонгботеном, однако в последнее время Ангус был доволен всем вокруг.

Отец по-прежнему редко приходил в себя, но на сердце у него всегда было легко и весело. Артемизия решила, что именно это на самом деле главное. Если человек сохраняет способность хотя бы наслаждаться жизнью и жить счастливо, то, может быть, не так плохо, что он лишен всех остальных способностей.

Артемизия пыталась сделать все, только бы ничего не ощущать. Она работала без отдыха, на пределе своих возможностей, пытаясь закончить картину с Марсом. Артемизия использовала каждую минуту днем, чтобы во всех деталях изобразить центральную фигуру на переднем плане холста, а вечером трудилась при лампе над затененным задним фоном. Теперь же она отступила на несколько шагов и, внимательно посмотрев на нее, поняла – Марс наконец-то закончен. Ни один мазок не улучшит картину, а, наоборот, испортит весь эффект.

Артемизия не могла решить, насколько хорошо она удалась. Она вложила всю свою душу в эту картину, еще никогда в жизни она не чувствовала подобного ни с одной своей работой. Теперь Артемизия была как выжатый лимон, как пустая чашка. Чтобы снова вернуть ее к жизни, понадобится намного больше усилий и гораздо более действенные средства, нежели великолепный чай Катберта.

Словно услышав ее мысли, дворецкий вложил тарелку с печеньем ей в руку, а затем подошел посмотреть на холст. Он сделал два шага вперед и остановился.

– Ну, что ты думаешь? – спросила Артемизия, равнодушно откусив кусочек от хрустящего печенья.

– Как правило, не бывает единою мнения…

– В вопросах искусства. Да, я знаю, – закончила она сухо, – но что ты чувствуешь, когда смотришь на картину?

Катберт молча уставился на холст.

– Честно, мадам?

– Я не ожидала от тебя ничего иного.

– Вашу картину можно описать одним словом – безнадежность – сказал он наконец.

– Замечательно. А то я уже начала бояться, что переношу собственные чувства на картину. Очень хорошо. – Она снова поднесла чашку к губам. Вот в чем на самом деле смысл произведений искусства, они пробуждают в нас эмоции. Кажется, на сей раз ей все удалось.

Катберт одернул камзол спереди и начал вертеть рукой карманные часы, проверяя время с нехарактерной для него озабоченностью.

– Ты нервничаешь, в чем дело? – поинтересовалась Артемизия.

– Мадам, он снова вернулся.

– Правда? – В груди у нее защемило.

– Он не хочет принимать никакого отказа. Мистер Деверидж угрожал выломать дверь в студию, если через две минуты я не впущу его. – Катберт вытянул шею. – Если мне позволено будет сказать свое мнение, я думаю… нет, я чувствую, что вашей светлости необходимо увидеться с ним.

– Иногда мне кажется, что я вижу лишь его, – пробормотала Артемизия. Ничего не изменилось. Она надеялась, что, направив все силы на то, чтобы закончить картину, выкладывая свою душу на холст, она освободится от желания продолжать заниматься живописью. Но даже теперь, несмотря на дикую усталость, она понимала – это не сработает. После краткого периода отдыха она будет готова творить снова. Ей необходимо творить.

Она любила Тревелина, но он совсем ее не любил, если планировал изменить самую сокровенную часть ее личности. Она боялась, что если увидит его, то может сдаться и согласиться на его требование перестать рисовать. Сейчас, когда он был ей нужен больше солнечного света, условие казалось абсолютно приемлемым. Но что, если в будущем ее любовь омрачится обидой из-за принесенной ею жертвы? А ведь она же не требовала, чтобы он бросил свою работу, хотя она определенно более опасна нежели рисование обнаженных мужчин.

Артемизия поставила чашку на подоконник.

– Если мистер Деверидж собирается войти, хочу я его видеть или нет, у нас не слишком много времени на подготовку.

– Артемизия, я знаю, ты там. – Трев изо всех сил колотил в дубовую дверь, которая подвергалась опасности не выдержать его ударов. – Прошу, мне необходимо увидеть тебя. Я не могу извиняться перед тобой через закрытую дверь.

Он уже занес руку, чтобы опять постучать, но, прежде чем успел это сделать, дверь открылась. Катберт помахал рукой, приглашая Тревелина в ее студию.

Здесь все говорило о ее присутствии, начиная от испачканных в краске кистей, лежащих на палитре, и заканчивая слабым ароматом олеандра, который все еще витал в воздухе. Однако Артемизии нигде не было видно.

– Где она?

Катберт воровато пожал плечами и жестом указал на открытое окно.

Трев явственно представлял, как все произошло. Маленькая колдунья поднялась на подоконник и вылезла в окно, а затем исчезла в бурно растущей зелени сада, чтобы избежать встречи с ним.

– Итак, она предпочла убежать, только бы меня не видеть. – Тревелин облокотился на подоконник и выглянул в сад, поникнув головой и опустив плечи от разочарования. Если Артемизия была настолько преисполнена намерения с ним не встречаться, дело его действительно плохо.