Свобода и евреи. Часть 1. - Алексей Шмаков

Возбуждённость еврейского населения очень велика, а настроение еврейского кагала самообороны по-прежнему резко враждебно порядку.

На первых порах здешняя жалкая полиция понатужилась сделать открытие четырёх бомб, да на том и остановилась. Открытием этим, видимо, желали отличиться как проявлением энергии полицейской службы после объявления города на военном положении. Богачка-еврейка Розалия Бродская и банкир 3. Ашкинази, в домах которых найдены бомбы, оштрафованы тремя тысячами рублей каждый. Назначение штрафа в таком размере показывает намерение усилить меру взыскания: до сих пор штрафы назначались до суммы не более 500 р. Но в сущности кара получилась ничтожная, потому что Розалии Бродской и банкиру Ашкинази уплатить штраф в 3.000 р. — всё равно, что мне подать нищему 3 копейки. Уж если попались в руки такие жирные птицы, то следовало ощипать их так, чтобы хватило денег на починку порта. Тогда и другим евреям стало бы ясно, что с ними шутить не будут.

Стрельба евреев по полицейским стражникам и по казачьим казармам продолжается. Не прекращаются также и сборища еврейских шаек. В этом отношении военное положение действует слишком снисходительно и когда-нибудь поплатится за свою непредусмотрительность.

Сборища евреев на улицах Преображенской, Дерибасовской и Ришельевской весьма велики. Здесь на тротуарах поставлены скамьи, у которых собираются кучки евреев, вечно сговаривающихся, вечно галдящих на своём варварском жаргоне. Тут, на небольшом пространстве, всегда в сборе тысяча и больше евреев, и случись какая-нибудь выходка безумствующих анархистов еврейской самообороны, вот вам и готовая тысячная толпа единомышленников, толпа, нафанатизированная, готовая скрыть преступника и оказать вооружённое сопротивление полиции, которая у нас отличается неповоротливостью и нераспорядительностью.

На мой взгляд, эти уличные сборища евреев следовало бы прекратить, убрав скамьи с улиц.

Такого же рода сборища образуются ежедневно около зданий биржи, куда с 10 часов утра собирается такая толпа, что на тротуарах прохода нет. Нужно вам знать, что биржевой час у нас от 12 до 1 часа пополудни. Но паразитам хлебной торговли этого мало, они не успевают наговориться, и вот, мелкие спекулянты, маклеры, приказчики и т.п. завели обычай собираться у здания биржи с 10 часов утра. В час биржевых собраний их не пускают, потому что они не хотят платить сбора за право входа. Так вот они и размещаются на улице, стесняя движение прохожих. Уж если для оборотов хлебной торговли необходимо существование второй — «вшивой» биржи, то следовало бы отвести место для этих паразитов во дворе биржевого дома, а улицу освободить от еврейской толпы.

Вообще, на мой взгляд, наша администрация при объявлении города на военном положении сразу взяла ненадлежащий тон. Я назову этот тон наблюдательным, но не распорядительным. В дни беспорядков во все частные банки были назначены военные караулы, но их скоро сняли, и охрана банков, как частных, так и Государственного, оставлена на попечение самих учреждений. В Конторе Государственного банка имеется собственный караул из 22 вольнонаёмных стражников, вооружённых шашками и револьверами. Люди эти занимают посты у касс банка, но их сонные фигуры, заплывшие жиром от безделья, не внушают доверия. Огромный штат сторожей с галунами и бесчисленные чиновники банка ничем не вооружены, и при малейшем переполохе, а его можно ожидать, произойдёт скандал: всё это растеряется и разбежится пред появлением вооружённой шайки анархистов. При посещении банка мне привелось видеть «восточного человека», слонявшегося по коридорам банка без всякого дела. Костюм и манеры этого человека явно изобличали отчаянного мошенника, пришедшего в банк для разведки. Я наблюдал за его хождениями из одного места в другое и убедился, что он пришёл в банк не имея никакого дела. Указав на него сторожам, я спросил, приказано ли им следить за подозрительными личностями, приходящими в банк без всякой надобности? «Мы не сыщики!», — таков был ответ сторожей. Вот, судите сами, как велика бесконечность, дряблость отупевшей бюрократии, которая живёт, плодится, множится около государственного сундука и не думает о том, что на её обязанности лежит долг обезопасить государственное достояние от покушения безумствующих анархистов. Расход в 1.000 рублей на покупку 50 револьверов Браунинга для вооружения сторожей и чиновников банка не разорит казну, а между тем, охрана государственного учреждения была бы несравненно лучше обеспечена, чем теперь. Чиновники Банка мне говорили, что, при данном положении города раздача служащим в банке револьверов совершенно необходима в видах охраны банка от попыток анархистов, но начальство об этом и не думает.

Вот в этом-то отношении наблюдательная роль администрации совершенно неуместна. Военная охрана города должна бы надоумить гражданские власти принять меры для безопасности государственных учреждений. Говоря о Конторе Государственного банка, нельзя не вспомнить, как в день погрома один из высших чиновников, проезжая на дачу, потерял портфель со своими собственными процентными бумагами. Чиновник не доверял банку. Это напоминает мне случай в другом роде. Когда генерал Безак был начальником почт и телеграфов и жил на даче в Царском Селе, то всегда посылал приглашения своим знакомым с курьерами. Раз его спросили; почему он не посылает по почте? Генерал отвечал: «Почта всегда перепутает».

Помещаю в мой рассказ эти комические эпизоды не для балагурства. Подобные иллюстрации характерны как верное отражение жизни. Не имея понятия о чиновнической распущенности, о беспечности всего строя администрации в государстве, не поймёшь, каким образом могли произойти возмутительные, позорные деяния в Одессе. Вооружённый, безумствующий кагал еврейской «самообороны» образовался не в мгновение ока. Еврейское население города подготовляло давно свои гнусные, изменнические цели.

Всему городу было известно, что у евреев можно купить револьверы лучших марок — Смита-Вессона и Браунинга, по ценам весьма низким, дешевле, чем в одесских оружейных магазинах. Известно было также, что шайки евреев, преимущественно из учащейся молодёжи и приказчиков, выезжают в море на шлюпках и там учатся стрелять из револьверов. На прибрежных дачах, начиная от ближайшего к городу Ланжерона, собирались толпы евреев для стрельбы. Всё это было известно полиции, которой не раз приходилось разгонять воинствующих израильтян. Между тем, начальник коммерческого порта ничего об этом не знал, и хотя правительство дало ему паровые катера, чиновников и портовых стражников для целей охраны порта, ни разу не было случая обнаружения еврейских шаек, стрелявших со шлюпок.

И так во всём: ожирелость, отупение, беспечность и самое халатное отношение к долгу службы довели до позорных дней вооружённого восстания еврейской анархистской «самообороны», сопровождаемого грабежами, убийствами, казнями христиан и пожарами.

О полиции нашей я уже писал довольно. Сами евреи говорят, что в городах, «где честная полиция, евреям жить нельзя». Только вот отыскать эти города на карте Российской Державы довольно трудно. По тому, как в Одессе живут, плодятся и множатся сыны Израиля, можно судить, какова у нас полиция.

Или взять, например, ведомство Просвещения, в котором совершено так много безумных, дерзких, вопиющих скандалов, опозоривших нашу науку. Терпеть годами открытую пропаганду безумного анархизма, эти отвратительные, химерические (выражаясь слабо) обструкции и рядом с этим провокации либеральничающих профессоров и доцентов; терпеть равнодушие коллегии, представляющей, в сущности, фабрику для переделки «восточных человеков» в кандидатов и действительных студентов естественных наук, — да разве может быть что-либо более возмутительное? Или эти позорные манифестации, выходившие из стен университета с надписями на флагах «19 февраля».

Какое, спрашивается, евреям дело до 19-го февраля? При чём тут евреи и кавказцы, припущенные к университету для целей анархистской пропаганды? И всё это допускалось, терпелось и даже поощрялось беспечным равнодушием начальства, которое и по сей день остаётся на своих тёпленьких местах.

А спросить, чем же занимаются эти беспечные люди? Да вот, видите ли головоломное дело затеяли: классы лепки и ваяния думают открыть при казённых гимназиях. Это в наше-то время, когда бездарность учительского персонала, его феноменальная тупость и озлобленность к учащимся так разительно выражались в многочисленных случаях беспорядков, бывших в течение минувшего учебного сезона. Порядочных учителей для младших классов гимназий найти не могут: все учителя или злобные, пропитанные желчью старики, губящие молодые силы, доводящие наших детей до нервного расстройства, до пляски св. Витта, до идиотизма, или — лодыри, которым всё трын-трава, кроме карт и вина. А эти классные наставники из лакейства, а это наглое, бесчестное педагогическое совместительство, при котором одно и то же лицо занимает должность учителя в трёх и даже четырёх классах гимназии, да и должность инспектора или директора в женской частной гимназии, да ещё на придачу содержит свою собственную мужскую гимназию «с правами»? А это беспредельное размножение еврейских частных гимназий и коммерческих училищ, которые открыто торгуют правами, дипломами и аттестатами зрелости?