Алексиада - Анна Комнина

Никифор же, спеша осуществить задуманное бегство и желая в ту же ночь пуститься в путь к Христополю, вечером послал слугу к Константину Порфирородному с просьбой дать ому резвого скакуна, которого Константину подарил император. Но Константин отказался, говоря, что не может в тот же день отдать ему такой ценный подарок императора.

Наутро император отправился дальше, и Диоген последовал за ним, ибо бог, путающий планы и расстраивающий замыслы целых народов, помешал Никифору, который, задумав бегство, с часу на час откладывал осуществление своего намерения. Таков был божий суд.

И вот Никифор, поставив свою палатку вблизи Серр, в том же месте, где и император, предался своим обычным размышлениям: ему казалось, что он уже уличен и его ожидает страшное будущее. В это время император призывает к себе своего брата, великого доместика Адриана, – дело было вечером дня великомученика Феодора[907] – и рассказывает ничего прежде не подозревавшему Адриану о том, как Диоген с мечом явился в дом и как его вытолкали за дверь; Алексей делится с братом своими опасениями, как бы Диоген не поспешил при первой возможности привести в исполнение свой старый замысел. Тогда же император приказывает доместику зазвать Диогена в палатку, с помощью медоточивых слов и всевозможных обещаний убедить его открыть все свои замыслы и посулить ему безопасность и полное прощение в будущем, если только Диоген ничего не скроет и выдаст сообщников.

Рассказ Алексея поверг Адриана в отчаяние, тем не менее он отправился исполнять приказ. Но ни угрозами, ни обеща-{257}ниями, ни советами не удалось ему убедить Диогена хоть частично раскрыть свои замыслы. Что же дальше? Великий доместик очень опечалился, ибо понял, навстречу каким бедствиям идет Диоген. Адриан был женат на младшей из сводных сестер Диогена[908] и поэтому так упорно, со слезами на глазах обращался с мольбами к своему шурину. Ему, однако, не удалось убедить Диогена, хотя Адриан был весьма настойчив и напомнил ему один эпизод из прошлого. Однажды самодержец играл в мяч на ипподроме Большого дворца[909]; туда с мечом под одеждой вошел некий варвар, армянин или турок; увидев, что самодержец отстал от своих товарищей по игре и придерживает тяжело дышащего коня, чтобы дать ему перевести дух, варвар с мечом под одеждой приблизился к Алексею и пал на колени, словно обращаясь к нему с просьбой. Император сразу же остановил коня, повернулся к варвару и спросил, чего тот хочет. Тогда этот убийца под маской просителя схватился за меч и попытался извлечь его из ножен. Но меч не поддавался. Непрерывно пытаясь вытащить меч, он произносил лживые просьбы. Затем, отчаявшись в своих попытках, он бросился на землю и, распростершись, стал просить снисхождения. Император повернул к нему коня и спросил, по какой причине тот просит снисхождения. Тогда варвар показал ему меч в ножнах и, бия себя в грудь, в ужасе закричал: «Теперь я узнал, что ты истинный раб божий, теперь я собственными глазами увидел, как великий бог охраняет тебя. Ведь этот меч был предназначен убить тебя, и я принес его из дому, чтобы пронзить им твое тело. Не раз пытался я извлечь его, но меч не подчинился моей руке». Император без страха продолжал сидеть в той же позе, как будто бы не услышал ничего необычного. Все присутствующие сразу же сбежались к Алексею, одни – чтобы услышать слова варвара, другие – взволнованные случившимся. Наиболее преданные императору люди уже готовы были растерзать варвара, но Алексей кивком головы, жестом и окриками не дал им сделать этого.

Что же дальше? Воин-убийца немедленно получает прощение, и не только прощение, но и богатые дары, к тому же он пользуется полной свободой. Многие друзья императора, докучая Алексею, требовали удалить убийцу из царственного города. Но он не послушался их и сказал: «Если господь не охранит города, напрасно бодрствует страж[910]. Посему давайте молиться богу и просить у него защиты». Стали распространять слухи, что варвар покушался на самодержца с согласия Диогена. Но император не обращал внимания на эту молву {258} и даже возмущался ею. Он продолжал терпеть Диогена и изображал полное неведение до тех пор, пока острие меча, можно сказать, не коснулось его горла. Но хватит об этом.

Великий доместик напомнил этот эпизод Никифору, но не смог его ни в чем убедить. Затем он пришел к императору и сообщил, что Диоген ни в чем не сознается и запирается, несмотря на все увещевания.

8. И вот император вызвал к себе Музака и приказал ему, взяв оружие и помощников, отвести Никифора из палатки великого доместика в свою, где им надлежало со всеми мерами предосторожности стеречь его, но не заключать в оковы и не причинять никакого зла. Музак сразу же приступил к исполнению приказа. Схватив Никифора, он привел его в свою палатку.

Всю ночь Музак увещевал и уговаривал Диогена. Видя, что тот дерзко отвечает ему, исполненный гнева Музак начал действовать вопреки приказу. Он решил применить пытку. Едва он начал пытать Диогена, как тот, не выдержав даже первого прикосновения, пообещал во всем сознаться. Музак немедленно освободил Никифора от оков и позвал писца со стилом (это был Григорий Каматир, недавно назначенный на пост секретаря императора)[911]. Диоген рассказал обо всем, не умолчав и о подготовлявшемся покушении.

Наутро Музак захватил с собой письменные признания Диогена и найденные им письма, присланные Диогену различными лицами (из этих писем явствовало, что императрица Мария знала о бунте Диогена, старалась не допустить убийства Алексея и не только усиленно отговаривала Диогена от осуществления его плана, но убеждала его вообще отказаться от мысли об убийстве), и принес их императору. Прочтя письма, Алексей обнаружил в них имена большинства подозреваемых им людей и пришел в отчаяние, ибо заговорщики оказались весьма высокопоставленными лицами. Ведь Диогена не интересовали простые люди: они и так с давних пор были всей душой преданы ему и приняли его сторону, поэтому он старался заручиться поддержкой первых людей из военного и гражданского сословия.

Самодержец решил оставить в тайне соучастие императрицы Марии и упорно притворялся, что ни о чем не знает; он делал это в память того взаимного доверия и согласия, которое существовало между ними еще до того, как он вступил на престол. Повсюду распространялись тогда слухи, что императору сообщил о замысле Диогена сын Марии, император Константин Порфирородный. Это, однако, не соответствует {259} действительности, ибо обстоятельства заговора постепенно стали Алексею известны от самих помощников Диогена.

Диоген был уличен, заключен в оковы и отправлен в ссылку. Знатные соучастники его заговора еще не были задержаны, однако они хорошо понимали, что уже находятся под подозрением, и поэтому пребывали в страхе и раздумывали, что им делать. Сторонники императора заметили их беспокойство, но, казалось, сами испытывали беспокойство, видя, в каком затруднительном положении оказался самодержец: над его головой уже нависла опасность, а рассчитывать он мог лишь на ограниченный круг лиц. Целый рой мыслей обуревал Алексея, он находился в смятении и вспоминал обо всех событиях с самого начала: о том, сколько раз Диоген покушался на него, как божественная сила ему помешала и как после этого Диоген попытался собственноручно совершить убийство. Много раз менял Алексей свои решения; император знал, что все военное и гражданское сословие развращено лестью Диогена, не имел сил для защиты от стольких врагов, да и не хотел увечить множество людей, поэтому он ограничился лишь высылкой в Кесарополь главных виновников – Диогена и Кекавмена Катакалона[912]. Их должны были держать там в оковах под стражей, не причиняя другого зла, хотя все окружающие советовали императору нанести увечья им обоим (ведь Алексей очень сильно любил Диогена и все еще заботился о нем). Кроме того, Алексей отправил в ссылку и лишил имущества мужа своей сестры Михаила Таронита и...[913].

Что же касается остальных, то он счел наиболее безопасным вообще не производить над ними следствия и постараться смягчить их сердца снисходительностью. Вечером все приговоренные к ссылке отправились в назначенные места, и Диоген отбыл в Кесарополь. Остальным заговорщикам не пришлось менять своего местожительства – они остались там, где и были[914].

9. Находясь в этих трудных обстоятельствах, самодержец решил собрать всех на следующий день и привести в исполнение свое намерение. Все его родственники, свойственники и искренне любившие самодержца слуги, находившиеся еще в услужении у отца Алексея (люди энергичные, умевшие предвидеть события и мгновенно найти самый разумный способ действия), опасались, как бы на следующий день, когда соберется большая толпа, какие-нибудь воины не набросились на императора и не растерзали его прямо на троне. Ведь они нередко носят мечи под одеждами, как тот самый варвар, который под видом просителя явился к императору во время игры {260} в мяч[915]. Предотвратить это можно было лишь одним способом: отнять у воинов всякие надежды на Диогена, распространив слух о том, что он тайно ослеплен. И вот благожелатели Алексея разослали своих людей, которые должны были каждому тайно сообщать об ослеплении Диогена (на самом деле самодержцу и в голову не приходило ничего подобного). Как станет ясно из дальнейшего, этот слух, несмотря на его неправдоподобность, сделал свое дело.