Княгиня Имеретии - Арина Теплова

– Боже, – пролепетала Верико, чувствуя, что ее сердце сейчас вырвется из груди. Амир все понял. – Вы невероятно похожи на него…

– Я знаю, сударыня. Моя матушка мне так же всегда говорит, – кивнул Александр.

– Мы могли бы доставить вас прямо к дому вашего дяди, сударь, если вы покажете дорогу, – предложил Амир, сверкая глазами и чувствуя, что его сердце наполняется неведомым доселе чувством предвкушения встречи с настоящим отцом.

– О, буду премного благодарен вам! – радостно воскликнул Немиров.

– Что ж, тогда на этом и порешим, – кивнул Асатиани и добавил: – Я тоже пересяду в карету, и по дороге мы поговорим.

Александр отошел за своей небольшой поклажей. Верико же ухватила сына за рукав и выпалила:

– Я не смогу сидеть рядом с ним, сынок!

– Отчего, матушка?

– Вы же будете говорить о нем, так, Амир? Оттого ты решил пересесть в карету?

– Вы правы, матушка, я не могу не спросить о нем, – заметил тихо Асатиани. – Полковник Литвинов – мой отец, ведь так?

– Да, – через силу сказала княгиня. – Но я не смогу…

– Вы можете молчать, матушка. Я буду говорить сам.

– Хорошо, сынок, как скажешь. Это просто какая-то насмешка судьбы. Не успели мы приехать в эту страну, как тут же встретили его племянника.

– И моего двоюродного брата, матушка, – тихо заметил молодой человек, и Верико на это заявление сына лишь тяжко вздохнула.

Как и намеревался, Амир начал расспрашивать Немирова о службе, затем о семье и очень умело перевел разговор на полковника Литвинова. Через пару вопросов Александр объяснил:

– Дядя никогда не был женат. Он всегда говорил, что нет на свете женщины, которая заставила бы его сердце биться так сильно, чтобы он встал с ней перед алтарем в церкви.

– Это весьма печально, что ваш дядя никогда не любил, – сказал грустно Амир.

– Согласен, – кивнул Немиров. – Правда, моя матушка сказывала, что во время службы на Кавказе дядя любил одну местную девушку-грузинку. Но ее семья была против их союза. И та девушка испугалась ехать за ним в Россию, оттого ничего и не вышло.

– Это она испугалась? – не выдержав, вымолвила Верико первую фразу с начала разговора молодых людей.

– Матушка, успокойтесь. Ведь Александр Дмитриевич не знает всех подробностей, это лишь слухи.

– Ну да, сударыня, ваш сын прав, – сказал Немиров. – Всю правдивую историю может рассказать только мой дядя. Однако он не любит говорить о своей службе на Кавказе. После этого он становится замкнутым и неразговорчивым.

Через пару часов коляска князей Асатиани вместе с джигитами, которые были верхом, подъехала к указанному особняку. Александр уже приготовился выйти, заявив:

– Вот мы и приехали. Еще раз благодарю вас, сударь. Я ваш должник.

– Могу я теперь попросить вас в ответ об одолжении? – спросил Амир.

– Да?

– Вы можете представить меня своему дяде?

– Не надо этого делать, сынок! – воскликнула Верико.

– Матушка, я хочу этого.

– Конечно, я с удовольствием представлю вас дяде, – улыбнулся в ответ Александр.

Едва молодые люди скрылись в большом помпезном особняке, Верико не смогла более сидеть в карете. Осознание того, что в этом доме, всего в нескольких шагах от нее, находится Петр Литвинов, вызывало в ней нервную дрожь. Она безумно хотела увидеть его хоть на краткий миг и отдала бы многое, чтобы пойти туда вместе с сыном. Но княгиня боялась кому-то показать свое истинное желание. Оттого, трепещущая и нервная, она вышла из кареты и начала медленно прохаживаться у экипажа, то и дело бросая украдкой взоры на окна двухэтажного особняка.

– Георгий Петрович Асатиани, – произнес Амир, впиваясь горящим взором в волевое моложавое лицо полковника Литвинова, который сидел в кресле. Александр уже уведомил Амира, что Петр Николаевич увечен и оттого не может вставать на ноги.

В глазах Петра Николаевича появилось недоуменное выражение, и он удивленно спросил:

– Вы имеретинец?

– Да, ваше высокоблагородие, – ответил Амир на чисто русском языке.

– Не в родстве ли вы с теми князьями Асатиани, где глава рода Леван Тамазович Асатиани?

– В каком-то роде. Я воспитывался в его доме, – ответил Амир.

В гостиной находились сестра полковника, его племянница Екатерина и Александр.

Литвинов окончательно опешил от слов молодого человека и попросил:

– Прошу вас, милостивый государь, подойдите. – После того как Амир остановился в трех шагах от полковника, Литвинов произнес: – Вы очень хорошо говорите по-русски.

– В доме Левана Тамазовича говорили по-русски, я хорошо выучил язык.

– Как теперь поживает Леван Асатиани? В молодости я знавал его. Его жена… – Литвинов запнулся и, сглотнув ком в горле, тихо продолжил: – Его жена, Верико, была невероятно красивой девушкой.

– К сожалению, Леван Тамазович умер прошлой осенью.

– Вы хотите сказать…

– Леван Асатиани был убит в своем дворце четыре месяца назад горными племенами сванов, с которыми мы несколько десятков лет враждуем, – на одном дыхании произнес Амир.

– А его жена? – вымолвил глухо Литвинов, замирая. – Верико Ивлиановна… она… – полковник замялся, не в силах вымолвить страшную фразу.

– С ней все в порядке. Она жива и здорова. И теперь вдовствует.

– Ох, молодой человек, вы утешили меня! – облегченно молвил полковник.

Однако фразы молодого человека вызвали в душе Литвинова трепетное давно забытое чувство, и Петру стало не по себе, словно ему не хватало воздуха. Полковник быстро расстегнул узкий ворот и галстук, которые стягивали его горло. Переведя взор в сторону окна, Литвинов заметил, что оконная рама чуть приоткрыта и в гостиную через нее вливался свежий воздух. Он обернулся к племяннице и попросил:

– Катенька, милая, попроси слуг, чтобы меня подвинули к окну, что-то мне стало душно.

– Я помогу, – быстро предложил Амир.

Асатиани и Александр быстро приподняли кресло с немощным полковником и передвинули его ближе к окну. Литвинов поблагодарил молодых людей и отвернулся от них, словно более не желая говорить с ними. Полковник впал в какую-то молчаливую задумчивость и лишь смотрел перед собой в одну точку, явно о чем-то напряженно думая. Молодые люди почтительно отошли от Петра Николаевича и начали беседовать чуть в стороне с сестрой Александра Екатериной и его матушкой.

Через какое-то время взор Петра, безучастный и туманный, невольно переместился за окно на улицу и остановился на темной карете у парадного крыльца, а далее на стройную женскую фигуру в грузинском ярко-бордовом платье, стоящую