Те, кто любит. Книги 1-7 - Ирвинг Стоун

Через месяц после ее дня рождения Джон принес 12 декабря 1774 года копию «Бостон пост бой». Он буквально позеленел, увидев статью за подписью «Массачусетсы». Написанная без истерии и шельмования, она шаг за шагом крушила позицию патриотов, блестяще развенчивая тезисы, разработанные в течение ряда лет Джеймсом Отисом, Сэмюелом и Джоном Адамсами и их единомышленниками относительно прав и конституционных привилегий колоний.

— Это мог написать только Джонатан Сиуолл, — сказал Джон. — Никто другой не обладает ясностью, остроумием и убедительным проникновением, характерными для Джонатана.

Он прочитал вслух:

— «Когда народ так или иначе попадает в положение, при котором все дорогое ему с человеческой и гражданской точки зрения ставится под угрозу, тогда не только простительно, но и похвально для отдельного лица предложить общественности все, что, по его мнению, способно отвратить надвигающуюся опасность.

Печать, открытая для всех партий и не находящаяся под чьим бы то ни было влиянием, является благотворным инструментом в свободном государстве… но когда партия обрела доминирующее влияние, такое, что становится надсмотрщиком над печатью… сама печать превращается в орудие угнетения. Слишком очевидно, чтобы отрицать, но с момента возникновения наших противоречий с Великобританией печать в этом городе слишком предана сторонникам свободы… Столь назойливо звучат обвинения в угнетении, тирании и рабстве, что днем и ночью они постоянно вибрируют в наших ушах; подошло время спросить самих себя, не обманываемся ли мы пустыми звуками.

Дорогие соотечественники, избавимся от предубеждений, посмотрим на наше нынешнее бедственное положение и сравним его с нашим прежним счастливым, изучим тщательно причины и поищем заботливо средства, чтобы избежать зла, ощущаемого ныне нами, и предотвратить то, какое мы можем ожидать…

Не удивятся ли будущие поколения, когда узнают, что нынешнее смятение возникло из-за налога в три пенса на чай, и не назовут ли они это необъяснимым помешательством, более недостойным, чем записанная в анналах истории Америки борьба с ведьмами? В следующем номере газеты я попытаюсь проследить шаги и вехи продвижения к нынешнему состоянию…»

— Джонатан намерен написать целую серию! — воскликнула Абигейл.

— Насколько я знаю его, он уже написал серию. По одной статье на каждую неделю до того, как доставят из Лондона решение парламента. Он планирует подготовить народ к тому, чтобы принять поражение как мудрое и конституционное решение. Я собираюсь ответить ему, пункт за пунктом. Пока он будет продолжать публикацию своих очерков, в «Газетт» я буду помещать мои очерки.

— Полемическая война, — прошептала Абигейл. — Мне больше всего нравится такая форма — столкновение тяжелой брони идей и философии.

Джон покачал головой, изображая деланное отчаяние.

— Я все еще слишком многословен, слова затмевают мою главную тему. Но я лучше знаю историю, чем Джонатан, и больше соображаю в вопросах структуры правительства.

Вышло шесть номеров газеты со статьями Джонатана, ставшими притчей во языцех Массачусетса, прежде чем Джон сумел закончить свой первый очерк, удовлетворявший его, и поместить в «Газетт» под псевдонимом Нованглус. Он поставил на первое место суть обвинения Джонатана в адрес патриотов: утверждение, что все люди от рождения равны; что короли — слуги народа; что их власть дана им народом.

Далее следовал его ответ:

«Это — так называемые революционные принципы. Но они — принципы Аристотеля и Платона, Ливия и Цицерона, Сидни,[27] Гаррингтона[28] и Локка. Принципы природы и вечного разума… Достойно удивления, что писатели, называющие себя друзьями правительства, могут в наше время и в нашей стране быть столь непоследовательными в своих рассуждениях, столь неосторожными, столь нескромными, сея сомнения в отношении их…

Автор настоящего очерка так же ошибается, утверждая, что народы, разумеется, в конечном счете проиграют. Они едва ли проиграют в случае неуспеха, ведь они смогут жить как рабы, а не оказывая сопротивления, они оставались бы рабами. Таким образом, ничто не пропадет. Если они погибнут, то нельзя сказать, что они проиграли, ибо смерть лучше рабства. Если они преуспеют, то их выигрыш огромен. Они закрепят свои свободы…»

Джон стал таким одержимым, словно на его плечах покоилась свобода Америки. Он продолжал выполнять роль школьного учителя, за одним исключением: занятия с детьми он начинал на кухне при свечах, когда они завтракали, съедая кашу и запивая ее горячим молоком. Он выезжал в Бостон только за тем, чтобы купить или взять взаймы нужные ему справочники, подборку памфлетов и газет. Его глаза были воспалены от чтения до глубокой ночи.

— Знаешь, Джон, ты берешь верх над Джонатаном. Люди говорят, что ты формулируешь самое убедительное обоснование точки зрения колоний, какое было когда-либо написано.

Он поднял глаза от написанных чернилами заметок, глаза, вокруг которых отчетливо обозначились черные круги.

— Так должно быть в день, когда будет доставлено решение парламента.

Джон уехал, опубликовав три очерка из намеченной серии, когда король Георг обвинил в недоброжелательстве Массачусетс и другие колонии.

Прочитав речь в «Массачусетс спай», Абигейл села за стол и дрожащей рукой написала Мэрси Уоррен:

«Жребий брошен. Вчера нам доставили такую тронную речь, которая покроет вечным позором правление Георга III, решившего привести в действие постановления, принятые парламентом, и подтвердить власть законодательного органа над всеми своими доминионами. Ответ палаты общин и палаты лордов показывает, что против нас будут приняты самые злонамеренные и враждебные меры… Мы, несомненно, предпочтем умереть как последние свободные британцы, чем жить как первейшие британские рабы… кажется, только это осталось американцам».

Вернувшись из Бостона в этот вечер, Джон попытался успокоить ее.

— Нэбби, король Георг еще не видел нашей петиции из Филадельфии. Мы должны дождаться ответа короля и парламента на нашу петицию. Я готовлю еще четыре очерка. Будем выполнять нашу ежедневную работу. Она — единственный способ определить наше будущее.

Поблагодарив его за утешительные слова, она пошла на кухню, повесила котелок над огнем, а когда содержимое закипело, налила членам своей семьи крепкий пунш с ромом.

Король Георг не удосужился ответить на петицию.

Второй континентальный конгресс должен был собраться 10 мая 1775 года.

Джон опубликовал свою двенадцатую статью и приготовился к отъезду в Филадельфию.

День начался как еще один апрельский после самой теплой зимы, какую помнили в Брейнтри. Дети вели себя беспокойно в ранние школьные часы, передвигая свои стулья поближе к восточному окну и подставляя плечи под теплые солнечные лучи. И вот они уже внизу у пруда. Чарли промочил ноги, бегая по лужам. Нэб пыталась выстроить в одну линию утят, вслед за матерью, плывшей впереди выводка. Джон сажал картофель, по четыре клубня в лунку, а Абигейл, сидя на пороге, сбивала масло, солнце согревало ее волосы, свободно спускавшиеся по плечам.

День был по-настоящему весенним, поля зазеленели, фруктовые деревья покрылись облачками цветов, небо было прозрачно-голубым: такая погода помогает человеку углубиться в размышления, а земле родить обильные плоды.

Но благодать длилась недолго.

Высокие напольные часы в гостиной показывали десять часов, когда Абигейл вышла на крыльцо. Вдруг послышался грохот подков на прибрежной дороге и хриплый голос мужчины:

— Сражение! Сражение на Лексингтон-Грин! Войска стреляли по нашим милиционерам! Есть убитые и раненые! Сражение, сражение!..

В просвете между домами Адамсов она увидела скачущего наездника без шляпы, в забрызганной грязью одежде, его лицо было покрыто потом и пылью, конь весь в мыле, с мундштука уздечки стекала пена.

Джон побежал ей навстречу и схватил за руку.

Абигейл позвала Пэтти и попросила ее спуститься к детям у пруда.

Вместе с Джоном она бегом пересекла дворик. Улица наполнялась людьми, бегущими к Дому собраний. Отовсюду так же стремительно собирались соседи: семьи Кэртис, Фиск, Миллер. Из кузен, мастерских, таверн сбегались дубильщики, мукомолы, бондари, канатчики, пригородные фермеры со своими кремневыми ружьями, пороховыми рожками и ранцами, готовые к немедленному выступлению, сплотившиеся за месяц до того в отряды в Брейнтри, как и во всех других поселках Массачусетса, и обязавшиеся встать в строй в течение одной минуты. Курьер вернулся из южного Брейнтри, сопровождаемый целыми семьями, на лошадях сидели по два-три человека. Приближаясь к Дому собраний, Джон и Абигейл заметили, что школа опустела, что лодочники и рыбаки в тяжелых башмаках подходят с городской пристани, спешат милиционеры от таверны Басса и группы домов, стоящих вразнобой вокруг старого дома Джона Хэнкока. Собрались все жители городка в разных одеяниях и полуодетые, в том числе семейство Куинси из Маунт-Уолластона.