Том 1. Стихотворения - Василий Жуковский

Поселянка

Прости же, добрый путь!

Путешественник

Скажи, куда ведетДорога этою горою?

Поселянка

Дорога эта в Кумы.

Путешественник

Далек ли путь?

Поселянка

Три добрых мили.

Путешественник

Прости!О, будь моим вождем, природа;Направь мой страннический путь;Здесь, над гробамиСвященной древности, скитаюсь;Дай мне найти приют,От хладов севера закрытый,Чтоб зной полдневныйТопо́левая рощаВеселой сенью отвевала.Когда ж в вечерний час,Усталый, возвращусьПод кров домашний,Лучом заката позлащенный,Чтоб на порог моих дверейКо мне навстречу вышлаПодобно милая подругаС младенцем на руках.

Ответы на вопросы в игре, называемой «Секретарь»*

I. Звезда и корабль

Звезда небес плывет пучиною небесной,Пучиной бурных волн земной корабль плывет!Кто по небу ведет звезду — нам неизвестно;Но по морю корабль звезда небес ведет!

II. Бык и роза

Задача трудная для бедного поэта?У розы иглы есть, рога есть у быка —Вот сходство. Разница ж: легко любви рукаСовьет из роз букет для милого предмета;А из быков никак нельзя связать букета!

Три путника*

В свой край возвратяся из дальней земли,Три путника в гости к старушке зашли.

«Прими, приюти нас на темную ночь;Но где же красавица? Где твоя дочь?»

«Принять, приютить вас готова, друзья;Скончалась красавица дочка моя».

В светлице свеча пред иконой горит:В светлице красавица в гробе лежит.

И первый поднявший покров гробовойНа мертвую смотрит с унылой душой:

«Ах! если б на свете еще ты жила,Ты мною б отныне любима была!»

Другой покрывало опять наложил,И горько заплакал, и взор опустил:

«Ах, милая, милая, ты ль умерла?Ты мною так долго любима была!»

Но третий опять покрывало поднялИ мертвую в бледны уста целовал:

«Тебя я любил; мне тебя не забыть;Тебя я и в вечности буду любить!»

Подробный отчет о Луне[62]*

Послание к государыне императрице Марии Федоровне

Хотя и много я стихамиПисал про светлую луну,Но я лишь тень ее однуМоими бледными чертамиНеверно мог изобразить.Здесь, государыня, пред вамиОсмелюсь вкратце повторитьВсе то, что ветреный мой гений,Летучий невидимка, мнеВ минуты светлых вдохновенийШептал случайно о луне.

Когда с усопшим на конеСкакала робкая Людмила,Тогда в стихах моих лунаНеверным ей лучом светила;По темным облакам онаУкрадкою перебегала;То вся была меж них видна,То пряталась, то зажигалаКрая волнующихся туч;И изредка бродящий лучУжасным блеском отражалсяНа хладной белизне лицаИ в тусклом взоре мертвеца. —Когда ж в санях с Светланой мчалсяДругой известный нам мертвец,Тогда кругом луны венецСквозь завес снежного туманаСиял на мутных небесах;И с вещей робостью СветланаВ недвижных спутника очахИскала взора и привета…Но, взор на месяц устремив,Был неприветно-молчаливПришелец из другого света. —Я помню: рыцарь Адельстан,Свершитель страшного обета,Сквозь хладный вечера туманПо Рейну с сыном и женоюПлыл, озаряемый луною;И очарованный челнокПо влаге волн под небом яснымВлеком был лебедем прекрасным;Тогда роскошный ветерок,Струи лаская, тихо веялИ парус пурпурный лелеял;И, в небе плавая одна,Сквозь сумрак тонкого ветрилаСияньем трепетным лунаПловцам задумчивым светилаИ челнока игривый след,И пышный лебедя хребет,И цепь волшебную златила. —Но есть еще челнок у нас;Под бурею в полночный часПловец неведомый с ВарвикомПо грозно воющей рекеОднажды плыл в том челноке;Сквозь рев воды протяжным крикомМладенец их на помощь звал;Ужасно вихорь тучи гнал,И великанскими главамиВалы вставали над валами,И все гремело в темноте;Тогда рог месяца блестящийПрорезал тучи в высотеИ, став над бездною кипящей,Весь ужас бури осветил:Засеребрилися вершиныВстающих, падающих волн…И на скалу помчался челн;Среди сияющей пучиныНа той скале Варвика ждалМладенец — неизбежный мститель,И руку сам невольно далСвоей погибели губитель;Младенца нет; Варвик исчез…Вмиг ужас бури миновался;И ясен посреди небес,Вдруг успокоенных, осталсяНад усмиренною рекой,Как радость, месяц молодой. —Когда ж невидимая силаБез кормщика и без ветрилаВадима в третьем челнокеСтремила по Днепру-реке:Над ним безоблачно сиялоВ звездах величие небес;Река, надводный темный лес,Высокий берег — все дремало;И ярко полная лунаОт горизонта подымалась,И одичалая странаОчам Вадимовьм являлась…Ему луна сквозь темный борЛампадой та́инственной светит;И все, что изумленный взорМладого путника ни встретит,С его душою говоритО чем-то горестно-ужасном,О чем-то близком и прекрасном…С невольной робостью он зритПригорок, храм, могильный камень;Над повалившимся крестомКакой-то легкий веет пламень,И сумрачен сидит на немНедвижный ворон, сторож ночи,Туманные уставив очиНеотвратимо на луну;Он слышит: что-то тишинуСмутило: древний крест шатнулсяИ сонный ворон встрепенулся;И кто-то бледной тенью встал,Пошел ко храму, помолился…Но храм пред ним не отворился,И в отдаленье он пропал,Слиясь, как дым, с ночным туманом.И дале трепетный Вадим;И вдруг является пред нимНа холме светлым великаномПустынный замок; блеск луныНа стены сыплется зубчаты;В кудрявый мох облеченыИх неприступные раскаты;Ворота заперты скалой;И вот уже над головойЛуна, достигнув полуночи;И видят путниковы очиДвух дев: одна идет стеной,Другая к ней идет на стену,Друг другу руку подают,Прощаются и врозь идут,Свершив задумчивую смену…Но то, как девы спасены,Уж не касается луны. —Еще была воспета мноюОдна прекрасная луна:Когда пылала пред МосквоюСвятая русская война —В рядах отечественной рати,Певец, по слуху знавший бой,Стоял я с лирой боевойИ мщенье пел для ратных братий.Я помню ночь: как бранный щит,Луна в небесном рдела мраке;Наш стан молчаньем был покрыт,И ратник в лиственном биваке,Вооруженный, мирно спал;Лишь стражу стража окликал;Костры дымились, пламенея,И кое-где перед огнем,На ярком пламени чернея,Стоял казак с своим конем,Окутан буркою косматой;Там острых копий ряд крылатыйВ сиянье месяца сверкал;Вблизи уланов ряд лежал;Над ними их дремали кони;Там грозные сверкали брони;Там пушек заряженных стройСтоял с готовыми громами;Стрелки, припав к ним головами,Дремали, и под их рукойФитиль курился роковой;И в отдаленье полосами,Слиянны с дымом облаков,Биваки дымные враговНа крае горизонта рдели;Да кое-где вблизи, вдалиТела, забытые в пыли,В ужасном образе чернелиНа ярких месяца лучах…И между тем на небесах,Над грозным полем истребленья,Ночные мирные виденьяСвершались мирно, как всегда:Младая вечера звездаПривычной прелестью пленяла;Неизменяема сиялаЛуна земле с небес родных,Не зная ужасов земных;И было тихо все в природе,Как там, на отдаленном своде:Спокойно лес благоухал,И воды к берегам ласкались,И берега в них отражались,И ветерок равно порхалНад благовонными цветами,Над лоном трепетных зыбей,Над бронями, над знаменамиИ над безмолвными рядамиОбъятых сном богатырей…Творенье божие не зналоО человеческих бедахИ беззаботно ожидало,Что ночь пройдет и в небесахОпять засветится денница.А Рок, меж тем, не засыпал;Над ратью молча он стоял;Держала жребии десница;И взор неизбежимый лицаИм обреченных замечал. —Еще я много описалКартин луны: то над гробамиКладбища сельского онаКатится по́ небу одна,Сиянием неверным бродитПо дерну свежему холмовИ тени шаткие дерёвНа зелень бледную наводит,Мелькает быстро по крестам,В оконницах часовни блещетИ, внутрь ее закравшись, тамНа золоте икон трепещет;То вдруг, как в дыме, без лучей,Когда встают с холмов туманы,Задумчиво на дуб МинваныГлядит, и, вея перед ней,Четой слиянною две тениСпускаются к любимой сени,И шорох слышится в листах,И пробуждается в струнах,Перстам невидимым послушных,Знакомый глас друзей воздушных;То вдруг на взморье — где волна,Плеская, прыщет на каменьяИ где в тиши уединенья,Воспоминанью предана,Привыкла вслушиваться ДумаВ гармонию ночного шума, —Она, в величественный часВсемирного успокоенья,Творит волшебные для глазНа влаге дремлющей виденья;Иль, тихо зыблясь, в ней горит,Иль, раздробившись, закипитС волнами дрогнувшей пучины,Иль вдруг огромные морщиныПо влаге ярко проведет,Иль огненной змеей мелькнет,Или под шлюпкою  летящейЗабрызжет пеною блестящей…Довольно; все пересчитатьМне трудно с Музою ленивой;К тому ж, ей долг велит правдивыйВам, государыня, сказать,Что сколько раз она со мною,Скитаясь в сумраке ночей,Ни замечала за луною:Но все до сей поры мы с нейЛуны такой не подглядели,Какою на небе ночном,В конце прошедший недели,Над чистым павловским прудомНа колоннаде любовались;Давно, давно не наслаждалисьМы тихим вечером таким;Казалось все преображенным;По небесам уединенным,Полупотухшим и пустым,Ни облачка не пролетало;Ни колыхания в листах;Ни легкой струйки на водах;Все нежилось, все померкало;Лишь ярко звездочка одна,Лампадою гостеприимнойНа крае неба зажжена,Мелькала нам сквозь запад дымный,И светлым лебедем лунаПо бледной синеве востокаПлыла, тиха и одинока;Под усыпительным лучомВсе предавалось усыпленью —Лишь изредка пустым путем,Своей сопутствуемый тенью,Шел запоздалый пешеход,Да сонной пташки содроганье,Да легкий шум плеснувших водСмущали вечера молчанье.В зерцало ровного прудаГляделось мирное светило,И в лоне чистых вод тогдаДругое небо видно было,С такой же ясною луной,С такой же тихой красотой;Но иногда, едва бродящий,Крылом неслышным ветерокДотронувшись до влаги спящей,Слегка наморщивал поток:Луна звезда́ми рассыпалась;И смутною во глубинеТогда краса небес являлась,Толь мирная на вышине…Понятное знаменованьеДуши в ее земном изгнанье:Она небесного полна,А все земным возмущена.Но как назвать очарованье,Которым душу всю лунаОбъемлет так непостижимо?Ты скажешь: ангел невидимоВ ее лучах слетает к нам…С какою вестью? Мы не знаем;Но вестника мы понимаем;Мы верим сладостным словам,Невыражаемым, но внятным;Летим неволею за нимК тем благам сердца невозвратным,К тем упованиям святым,Которыми когда-то жили,Когда с приветною Мечтой,Еще не встретившись с Судьбой,У ясной Младости гостили.Как часто вдруг возвращеноКаким-то быстрым мановеньемВсе улетевшее давно!И видим мы воображеньемТот свежий луг, где мы цвели;Даруем жизнь друзьям отжившим;Былое кажется небывшимИ нас манящим издали;И то, что нашим было прежде,С чем мы простились навсегда,Нам мнится нашим, как тогда,И вверенным еще надежде…Кто ж изъяснит нам, что она,Сия волшебная луна,Друг нашей ночи неизменный?Не остров ли она блаженныйИ не гостиница ль земли,Где, навсегда простясь с землею,Душа слетается с душою,Чтоб повидаться издалиС покинутой, но все любимойИх прежней жизни стороной?Как с прага хижины родимойНад брошенной своей клюкойС утехой странник отдохнувшийГлядит на путь, уже минувший,И думает: «Там я страдал,Там был уныл, там ободрялся,Там утомленный отдыхалИ с новой силою сбирался».Так наши, может быть, друзья(В обетованное селеньеПереведенная семья)Воспоминаний утешеньеВкушают, глядя из луныВ пределы здешней стороны.Здесь и для них была когда-тоПрелестна жизнь, как и для нас;И их манил надежды глас,И их испытывала тратойТогда им тайная рукаРазгаданного провиденья.Здесь все их прежние волненья,Чем жизнь прискорбна, чем сладка,Любви счастливой упоенья,Любви отверженной тоска,Надежды смелость, трепет страха,Высоких замыслов мечта,Великость, слава, красота…Все стало бедной горстью праха;И прежних темных, ясных летОдин для них приметный след:Тот уголок, в котором где-то,Под легким дерном гробовым,Спит сердце, некогда земным,Смятенным пламенем согрето;Да, может быть, в краю иномЕще любовью не забытойИх бытие и ныне слито,Как прежде, с нашим бытием;И ныне с милыми роднымиОни беседуют душой;И, знавшись с тратами земными,Деля их, не смущаясь ими,Подчас утехой неземнойНа сердце наше налетаютИ сердцу тихо возвращаютНадежду, веру и покой.

К княгине А.Ю. Оболенской*