Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вследствие ли недопустимой самонадеянности, по наивности ли, но Боричыч не позаботился о прикрытии заранее. По этой причине или по какой другой, но ввиду родных берегов, стоя на сырой раскачивающейся палубе, он слегка нервничал. Отдавать никому и ничего штурман, конечно же, не собирался, но как-то не хотелось начинать новое дело с кровавого побоища за презираемую им как коммунистом частную собственность, а тем более — с обыкновенного и наипошлейшего убийства. Возможности такового в сложившейся ситуации Борисыч в принципе не отрицал, но душа, исполненная обретённым недавно истинно христианским смирением, всеми силами тому противилась.
Нельзя сказать, что штурман проявил недопустимую халатность и совсем не подготовился к встрече с Родиной. В укромном закутке на палубе неподалёку от того места, где чуть ли не внавалку — гирляндами над низкими бортами лесовоза — нависали вожделенные иномарки, его поджидал накануне заныканный, гуманно обёрнутый в газетку пожарный ломик, чуть ржавый, но весьма увесистый и в довольно-таки приличном состоянии. Наслушавшись за несколько суток плавания о беспределе, творящемся в приморских портах, Борисыч поклялся себе проломить черепов столько, сколько потребуется, или самому умереть, но ни на пядь не отступиться от личных интересов.
Но штурману повезло. Кровопролития устраивать не пришлось. Среди протокольного однообразия квадратных харь бандюков, толпящихся на берегу, Борисыч узрел одну самую протокольную и наглую, но — что особенно ценно — знакомую. Харя принадлежала его бывшему подчинённому, штурманскому электрику, матросу Сарайкину, лет десять уже как демобилизовавшемуся с подводного флота и наконец-то, как видится, нашедшему себе занятие по душе. Без труда узнав Сарайкина с достаточно большого расстояния, Борисыч надеялся, что и тот в свою очередь узнает своего бывшего командира.
Так и произошло. Крепко обнявшись, звучно похлопав друг друга по спине, старые сослуживцы разошлись и с интересом уставились друг на друга. Минувшее десятилетие, конечно, изменило их облик, но не кардинально. Сарайкин заматерел, раздался в плечах и в роже, отрастил живот, но был вполне узнаваем. Нестандартные фигура и физиономия Борисыча также претерпели кое-какие возрастные трансформации, но его выразительное лицо и белозубый оскал позволяли при случае быть узнанным даже теми, с кем когда-то сидел рядом на горшке в детском саду.
По всему было видно, что Сарайкин процветал. Об этом говорили его наглый, снисходительный для простых людей(себя он к таким уже не относил) взгляд, обилие золотых побрякушек на конечностях и старательно выпячиваемый на всеобщее обозрение огромнейший, тех ещё — первых — моделей, размером с кирпич, мобильный телефон.
Но непринуждённого разговора сразу как-то не получилось. Хотя штурман и выглядел как заправский вышибала, мышцы бугрились, рельефно проступая сквозь обтягивающую футболку, а кулаками можно было забивать гвозди, но на нём не было ни китайского «Адидаса», ни золотой цепуры на шее, ни увесистой мобилы в руке, ни даже хотя бы элементарной печатки на пальце.
Не признав, видно, в штурмане коллегу по цеху, Сарайкин тут же отнёс его к низшему (в его представлении) классу населения — «мужиков» или ещё ниже — «лохов» и «терпил». Будучи типичным снобом, с некоторых пор он стал ценить в людях только степень их благосостояния и влиятельности в определённых кругах. Поэтому общаться на равных он предпочитал только с теми, кто в этом деле преуспел. Прошлая совместная служба — это было, что называется, давно и неправда.
Оставаясь с Борисычем ещё как бы на дружеской ноге, но подбоченясь и посматривая на бывшего начальника несколько свысока, как на бедного родственника, Сарайкин соизволил с ним поговорить. Говорил он весомо и медленно, словно глаголя истины, и на собеседника почти не смотрел. В промежутках между словами можно было выкурить сигарету или даже отлучиться обмочить забор — Сарайкин бы не заметил. Борисыч не хотел ни того, ни другого, поэтому с присущей ему тактичностью предоставил человеку возможность сполна насладиться собственным величием.
Несколько раз Сарайкин прерывался на важные телефонные разговоры, причём о необходимости куда-то позвонить вспоминал совершенно неожиданно и тут же демонстративно начинал набирать номер. Он так громко орал в трубку, что абонент на другом конце линии вполне мог бы обойтись и без услуг сотовой связи. Столь усердное демонстрирование возможностей своей мобилы привело к тому, что через некоторое время абсолютно все в радиусе километра уже знали, что у Сарайкина есть мобила и что он действительно крутой.
Но несмотря ни на что, разговор понемногу завязался. Сначала поговорили о пустяках: кто из общих знакомых где и кто кого и когда видел. Затем Сарайкин без обиняков дал понять, что сам он теперь далеко не простая птица, работает с большими людьми и делами занимается серьёзными. Дальше следовала не сильно закамуфлированная подача: что временем он практически не располагает и штурману только в силу его прошлых заслуг разрешается рассказать о своих делах. Сарайкин беззастенчиво корчил из себя влиятельного мафиозо, сыпал жаргонными словечками, старательно подыскивая нормальным русским словам не всегда уместную замену из фени и в общем-то порол чушь. Кроме того, он не выпускал изо рта дорогущие тогда сигареты «Мальборо», дымил ими, как паровоз, солидно цвыркал через зубы слюной, едва не попадая на ботинки штурману.
Силясь уловить, о чём всё же идет речь, Борисыч внимательно слушал бывшего своего бойца и даже пытался поддерживать светскую беседу. В нужных местах он понимающе кивал, вставляя необходимые слова, но ситуация ему всё больше и больше не нравилась. Краем глаза, поглядывая по сторонам, он на всякий случай пытался вычислить из числа толпящихся вокруг бритоголовых парней Сарайкинских подручных. Ему уже не раз хотелось осадить зарвавшегося жлоба, поставить его на место, но ради дела он старался не терять самообладания. Сарайкин выбалтывал много важной информации, и Борисыч вполне обоснованно рассчитывал воспользоваться ею в личных целях.
Вяло и без особого интереса выслушав ответное повествование Борисыча о своих делах, Сарайкин оживился лишь когда тот сообщил, что на борту находятся и пять его, Борисыча, иномарок. Не без некоторого удивления Борисыч отметил откровенно алчный огонёк, вспыхнувший и уже не угасающий, в прищуренных глазах старого боевого товарища. Чтобы окончательно прояснить ситуацию и либо возвращаться на судно и доставать из заначки припасённый ломик, либо всё же довериться Сарайкину, Борисыч наконец, решил, что называется, взять быка за рога:
— Ну ладно Сарайкин, кончай выё@ываться. Хватит тут главаря мафии корчить! Ты что, хочешь у меня машины отмести? Давай-ка я тебе для
