Период распада (Третья мировая война) Часть 1 - Александр Маркьянов

«Прав» был турок. По неофициальным, нигде не зафиксированным договоренностям — это была турецкая сфера интересов и израильтянам здесь было делать совершенно нечего.

— Здесь… опасно?

— Опасно — кивнул турок — на твоем месте я бы выбрал другое место для пикника.

Вместо ответа, израильтянин повернулся и пошел к своей машине, на ходу очертив рукой круг над головой — уходим, обычный, пришедший из американской армии знак. Турок внимательно наблюдал за там, как Хамви, а затем и МРАП разворачиваются на пустынной дороге…

В то, что его израильский контрагент это так просто оставит — он не верил, но сделать с этим ничего не мог. На самом деле он проиграл — потому что израильтянин теперь кое-что знал точно — а вот он мог только догадываться, что понадобилось в северном Ираке высокопоставленному офицеру МОССАД, раскатывающему на американской технике и в американской военной форме. И хотя Израиль был дружественной страной — все могло в любой момент измениться, а у Израиля были свои интересы, равно как и у Турции — свои.

Сидевший на заднем сидении Хамви офицер похлопал по плечу водителя.

— Останавливайся, где сможешь.

Просто так на дороге останавливаться было нельзя, это могло вызвать осложнения вплоть до обстрела — но судя по карте впереди, меньше чем в двух милях был «карман» — площадка для стоянки транспорта. Израильская рекогносцировочная группа остановилась именно там — на большой, вытоптанной тысячами колес площадке для грузовиков.

Офицер МОССАД неспешно вышел, огляделся по сторонам. Все — как и на обычной иракской трассе. Большая площадка для стоянки машин, заполненная старыми и не очень грузовиками — от популярного на Востоке старого «носатого» Мерседеса еще семидесятых годов выпуска — до новейших турецких BMC и шведских Вольво. Вся площадка была забита грузовиками, часто поставленными как попало. Вдали, у края площадки предприимчивые люди построили нечто вроде придорожного кафе из… плит американского чек-пойнта! Все просто — чек-пойнт сняли, предприимчивые люди купили плиты, перевезли их сюда, смонтировали, где надо — доделали, привели в божеский вид — и вот тебе целое здание, закусочная, наверное на втором этаже либо сам хозяин живет, либо номера сдают. Тут же, на открытом воздухе, немного в стороне, на кострах жарят мясо и еще стоят какие-то большие котлы. В Ираке такого ты не увидишь, там мало деревьев и дерево на вес золота, никто не будет так расточительно его расходовать, сжигая в костре. Но тут, в Курдистане, деревьев уже больше, есть целые леса — и поэтому сбоку от здания весело горели костры, ярко-желтые языки пламени лизали закопченные бока больших двухведерных котлов, а усатый, в грязной камуфляжной куртке с оторванными рукавами повар бегал от одного костра к другому. Где-то попробует, где-то что-то подсыплет…

Прямо у машин, недалеко от того места где остановилась американская броня, разбирались между собой водители, причем судя по плескающим через край эмоциям разговор вот-вот должен был перейти в мордобитие. Но увидев пристально смотрящего на них американского офицера, драчуны свернули свои разборки и поспешили убраться восвояси…

Порыв ветра донес до офицера вкусный дымок очага — и он непроизвольно сглотнул слюну. По Ираку он колесил уже шесть суток, и все это время питался не то что не кошерной — а порой опасной для здоровья, приготовленной непонятно из чего пищей. Ему то еще можно, он не особо верующий — а вот двое из его группы были хасидами,[100] можно было только представить себе, как маются здесь они. Еще один страдал животом, пил только воду и на каждой остановке бегал в туалет…

По разрешающему жесту из машин полезли люди, тоже все как один в американской военной форме, хотя ни одного американца среди них не было.

— Ави… — не оборачиваясь сказал офицер — иди, купи острых лепешек. Но не мяса, острых лепешек и зелени.

— А сыра?

— Не надо. Купи что сказал.

Что с мясом, что с сыром — в таких странах вообще не стоило связываться с чем-то, что при хранении требует холода. Иначе рано или поздно отравишься до смерти…

— Разворачиваемся. Выпускайте птичку полетать.

Птичкой называли «Ларк», жаворонка. Израиль оспаривал у США первое место в мире по разработке различных беспилотных систем, гражданских и военных, разведывательных и ударных. Первый раз они были массированно применены в восемьдесят втором, во время войны в Ливане, став фактором, переломившим ситуацию в воздухе в пользу израильтян. Сейчас израильская военная промышленность выпускала самые разные беспилотники, от машин размером с небольшой самолет до таких, которые запускались с руки. У них на группу было два разных аппарата оба малого класса, предназначенных для разведки местности в интересах роты — отделения. Один запускался с земли другой и вовсе — с руки. Для того, что они задумали сейчас, достаточно было самого маленького аппарата.

Алев достал из машины огромный кейс армейского образца — в таких перевозят крупногабаритные предметы, требующие осторожности при перемещении, например снайперские винтовки — и открыл его. Но вместо серого поролона с профилированным углублением под «изделие» — там был большой экран, клавиатура и управляющий механизм аппарата — похожие на компьютерный игровой джойстик. Поставив открытый кейс на капот машины, Алев достал небольшую, похожую на спутниковую складную антенну, поставил ее на крыше, развернул ее и подключил проводом к пульту управления. Запустил программу самотестирования, чтобы проверить исправность.

— Беньямин что там у тебя?

— Пара минут…

Беньямин, техник, достал из точно такого же чемодана фюзеляж аппарата, сноровисто присоединил к нему крылья, залил из пластиковой бутылки из под Колы топливо, затем поднял птицу над головой, а Алев начал проверять исправность рулей направления, высоты…

— Киш мир тохес![101]

Беньямин достал отвертку, маленькую, с тонким крестообразным жалом, открутил несколько маленьких винтиков, снял верхнюю панель плоскости…

— Давай!

Алев снова заколдовал над пультом управления, Беньямин внимательно смотрел за тем, как работает система управления беспилотником.

— Подожди… давай снова… есть!

Неисправность было устранена, плоскость собрана заново.

— Еще раз… вот так, есть!

Беньямин повернулся, объектив камеры «жаворонка», направил его на офицера, «командовавшего парадом».

— Биби, тебя снимают…

Принесли лепешки с пылу с жару

— Пока не запустишь — жрать не получишь.

С этими словами офицер взял одну из лепешек — она здесь готовилась тонкой как блин, начинка не наваливалась в нее, а как бы припекалась к ней — и вцепился в нее зубами. Техник посмотрел на командира глазами голодной собаки.

— Проверяем еще раз… направление… высота… готово!

— Так запускайте, раз готово.

— Та-ак… двигатель!

— Есть двигатель.

— Отпускаешь по команде, направление — юго-восток… есть рабочий режим… закрылки… давай!

Техник метнул птицу — и та, весело жужжа мотором и поймав воздушный поток понеслась в ту сторону, откуда они только что приехали. После этого Беньямин получил свою заслуженную лепешку, а вот Алеву лепешку оставили — он не мог оторваться от управления небольшим, похожим на птицу аппаратом.

— Внимание… кажется есть. Готовность — два.

— Есть готовность — два — тихо отозвался лежащий рядом снайпер, принимая положение для стрельбы, до этого он не напрягался, просто лежал, стараясь как можно меньше двигаться и придерживал винтовку.

— Цели… двадцать вправо от ориентира «красный автомобиль».

— Есть… четыре цели… жду идентификации.

Четыре цели. То что называлось четырьмя целями… это были люди, гражданские. Гражданские по западным меркам, по меркам шариата это были законные цели для уничтожения. Ведь еще Ибн Абдул-Барр, да смилуется над ним Аллах, сказал в книге «аль-Истисхар»: «Ученые не разошлись во мнении относительно тех женщин и стариков, которые принимают участие в сражении, и позволительно убивать их. Это же касается и детей, способных сражаться, и делающих это, их тоже разрешено убивать». Вторая иджма на этот счет была передана ибн Кудамой, да смилуется над ним Аллах, относительно убийства женщин, детей и стариков, если они помогают бойцам. Абдул-Барр, да смилуется над ним Аллах, сказал: «И они согласились относительно убийства Пророком Дурайда ибн ас-Сумма в день Хунайна, поскольку он был стратегом войны и оказывал поддержку мнением. И если кто из стариков подобен ему, то согласно всеобщему мнению позволительно убить его». И ан-Навави, да смилуется над ним Аллах, сказал в объяснение «Книги Джихада», что в Сахихе Муслима, что есть иджма относительно убийства стариков, если они оказывают поддерживающие действия врагам Ислама. А ибн Кассим, да смилуется над ним Аллах, передал в книге «аль-Хашиййя» изречение: «И они сошлись во мнении относительно того, что суждение в отношении поддерживающего и помощника такое же, как и в отношении того, кто принимает непосредственное участие в боевых действиях». Те, кто воевал здесь, на этой залитой кровью земле по пять раз в день вставали на намаз, славя Аллаха и соизмеряли свою жизнь и жизнь своей общины по законам шариата — но они никогда не думали и не предполагали, что законы шариата будут обращены против них самих. В их понимании кафиры были слабыми, мягкотелыми, не способными жестоко и расчетливо убивать гражданских для достижения своей цели.