Гибель царей - Конн Иггульден

— Вы покупаете или продаете? — спросил он, снимая с шеи Александрии ожерелье.

Цезарю стало жаль, что он делает это.

— Нет, Таббик. Юлий мой старый друг, — сказала девушка.

Ювелир кивнул.

— Один из тех, кто присматривает за Октавианом?

— У него все хорошо, — сказал Юлий.

Таббик усмехнулся: ему не удалось спрятать довольную улыбку.

— Я рад этому, — сказал он спокойно и ушел куда-то в глубь мастерской вместе с ожерельем, оставив их одних.

— Ты похудел, Юлий. Неужели твоя красавица жена тебя плохо кормит? — простодушно спросила Александрия.

Цезарь засмеялся.

— Я вернулся только пару дней назад и занял старый дом Мария…

Александрия удивленно распахнула глаза.

— Быстро это у тебя получается, — сказала она. — Я думала, там живет советник Суллы.

— Так оно и было. Я обращусь в суд, чтобы официально закрепить за собой дом. Это даст возможность отстоять в городе честное имя Мария.

Улыбка исчезла с лица девушки. Александрия опустила голову и стала теребить фартук, наматывая его на пальцы.

Юлию хотелось подойти к ней, но усилием воли он заставил себя остаться на месте. Его поразило, что он почувствовал влечение к девушке, как только вошел в магазин.

Ты женатый человек, твердо говорил себе Цезарь, и тут же вспыхивал, едва она поднимала на него глаза.

— Итак, зачем ты пришел в нашу скромную маленькую мастерскую? Сомневаюсь, что для того, чтобы повидать меня.

— А почему бы и нет? Я был рад услышать, что ты выжила. Мне сообщили, что Метеллу убили.

Как это всегда бывало, в разговорах с Александрией Юлий начинал что-то мямлить, с трудом подбирая слова, и от этого злился.

Девушка повернулась к нему, сверкнув глазами.

— Я никогда бы не оставила ее, если бы знала, что она собирается сделать. Она стала жертвой — такой же, как и те люди, которых убил на улицах негодяй Сулла. Мне очень жаль, что он быстро умер. Хотелось, чтобы его смерть была долгой и мучительной…

— Я ничего не забыл, хотя в сенате, похоже, не желают вспоминать прошлое, — заметил Цезарь горько.

Они обменялись понимающими взглядами, вспоминая тех, кого потеряли; близость между ними, основанная на общей памяти, оказалась сильнее, чем можно было предположить.

— Ты заставишь их заплатить за все, Юлий? Мне непереносима мысль, что всякие твари продолжают свободно жить. Рим гораздо более грязный город, чем кажется с Форума.

— Я сделаю все, что смогу. Начну с того, что заставлю их почитать Мария, это застрянет кое у кого в горле, — ответил он серьезно.

Александрия опять ему улыбнулась.

— Боги, я так рада тебя видеть. Ко мне словно вернулось прошлое, — сказала она, и Цезарь снова почувствовал смущение.

Появившееся достоинство свободной женщины сделало Александрию почти неузнаваемой, но все-таки он понимал, что может ей доверять просто потому, что она была в его прошлой жизни. Какая-то циничная часть души Юлия подозревала, что он безнадежно наивен. Все изменилось, и Брут достаточно часто упоминал об этом.

— У меня не было возможности поблагодарить тебя за деньги, которые ты передал с Метеллой, — сказала Александрия. — Я купила долю в мастерской. Для меня это очень много значило.

Цезарь отмахнулся от ее благодарности.

— Мне хотелось помочь, — ответил он, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты пришел в мастерскую, чтобы посмотреть, как я тут управляюсь?

— Я знаю, лучше было бы сказать, что я пришел повидать тебя по старой дружбе, но так уж случилось… — начал Цезарь.

— Знаю. Ты хотел бы купить какую-нибудь подвеску или красивую брошь для своей жены? Я могу подобрать что-нибудь подходящее к ее глазам.

Жизнерадостность Александрии контрастировала с серьезным настроением Юлия; для застенчивого юноши, которого она когда-то знала, это было нехарактерно.

— Нет, это касается суда и… Я хочу заказать бронзовые щиты в честь Мария. Чтобы на них изобразили его сражения, даже его смерть, когда пал Рим. Короче, мне хотелось бы, чтобы на щитах была рассказана история его жизни.

Александрия провела ладонью по волосам, оставив на них крошечные золотые опилки. При каждом движении они сверкали, и помимо воли Юлию опять захотелось протянуть руку и нежно их смахнуть.

Он постарался сосредоточиться, разозлившись на себя.

Александрия задумалась, потом взяла с полки грифельную доску и восковое стило.

— Они должны быть большими — наверное, фута три в диаметре, чтобы все было хорошо видно на расстоянии…

Девушка начала набрасывать эскиз, прищурив один глаз. Юлий увидел, как она убрала со лба спадавшую прядь волос. Тубрук очень хорошо о ней отзывался, а мнению этого мужчины обычно можно доверять.

— На первом должен быть его портрет. Что ты об этом думаешь?

Александрия повернула доску, и Юлий облегченно вздохнул, увидев знакомое лицо. В его чертах сохранилась сила, которую он помнил, хотя в скупых линиях содержались не более чем отголоски той мощи, что переполняла Мария.

— Это он. Я не подозревал, что ты так рисуешь…

— Таббик хорошо учит. Я могу сделать для тебя щиты, но металл будет очень дорого стоить. Мне хотелось бы заключить с тобой договор, однако речь идет о месяцах работы. Это такой заказ, который сделает мне в городе имя.

— Цена не важна. Я не сомневаюсь, что она будет справедливой, но мне щиты нужны через недели, а не через месяцы. Сенат не станет столько тянуть с судом по поводу утраченного дома Антонида. Я думаю, чем быстрее тебе удастся их сделать, тем лучше.

— Таббик!.. — крикнула девушка.

Из задней комнаты с инструментами в руках вышел что-то бормочущий ювелир. Александрия быстро объяснила ему суть дела. Юлий улыбнулся, увидев, как лицо мастера приняло заинтересованное выражение. В конце концов он кивнул.

— Я смогу наладить нормальную работу мастерской, но придется закончить заказанные броши. — Таббик задумчиво потер подбородок. — Имей в виду, это может увеличить стоимость. Нам придется снять большее помещение и еще большую кузницу. Дай-ка подумать…

Он взял еще одну грифельную доску с полки, и оба стали что-то писать и тихо разговаривать. Все это продолжалось довольно долго, Юлий терпеливо ждал. Наконец они пришли к соглашению.

Александрия повернулась к нему, в ее волосах все так же поблескивали крупинки золота.

— Я берусь за эту работу. Когда у тебя будет пара свободных часов, мы обсудим, какие сцены ты хотел бы увидеть на щитах.

— Ты знаешь, где я живу, — сказал Юлий, — и можешь в любой момент найти меня, если понадобится.

Девушка крутила в руках стило, внезапно почувствовав себя неуютно.

— Я бы предпочла, чтобы ты приходил ко мне, — сказала она, не желая объяснять, как старое поместье проверило ее силы, когда она последний раз проходила через ворота.

Юлий понял то, о чем не хотела говорить девушка.

— Я так и сделаю. Могу даже привести с собой мальчика. Тубрук говорит, он все время вспоминает о тебе и… о Таббике.

— Обязательно. Мы очень по нему скучаем. Его мать приходит в поместье, когда может, но ему, наверное, тяжело жить вдалеке от нее, — ответила Александрия.

— На мальчишку прямо-таки нет никакой управы. Несколько дней назад Тубрук поймал его, когда он скакал по полям на моей лошади.

— Он не бил Октавиана? — слишком поспешно спросила Александрия.

Юлий, улыбаясь, покачал головой:

— Он не смог бы. Хорошо, что не Рений нашел мальчика, хотя как бы он его выпорол с одной рукой, я не знаю. Скажите матери Октавиана, пусть не беспокоится о нем. Он — моей крови, и я присмотрю за ним.

— У него никогда не было отца, Юлий. Мальчик в нем нуждается больше, чем девочка.

Цезарь немного помялся, не желая брать на себя ответственность.

— С Тубруком и Рением он обязательно вырастет хорошим человеком.

— Они не одной с ним крови, Юлий, — возразила девушка, не отрывая от него взгляда, пока он смотрел в сторону.

— Хорошо! Пусть он будет рядом со мной, хотя с тех пор, как я вернулся в город, у меня не было ни минуты покоя. Я за ним присмотрю.

Александрия хитро усмехнулась.

— «Нет лучшего испытания для человеческого таланта, чем вырастить сына», — процитировала она.

Юлий вздохнул.

— Мой отец всегда так говорил, — сказал он.

— Я знаю. И он был прав. У мальчика, бегающего по улицам города, нет будущего. Никакого! Где бы сейчас был Брут, не возьми твоя семья его к себе?

— Я уже согласился, Александрия. У тебя нет необходимости говорить это еще раз.

Неожиданно она подняла руку и коснулась белого шрама, пересекающего лоб Цезаря.

— Дай мне на тебя посмотреть, — сказала девушка, подходя к нему поближе. — Счастье, что ты выжил. Поэтому твой взгляд стал совсем другим?..