Скользящий сквозь ночь. Живые и мертвые - Владимир Пекальчук

Впереди светился выход, на поверхности вступал в свои права новый день.

— Что ж, давайте прощаться, сэр Зерван. Надеюсь, вы не затаите на меня обиду за то, что я сделала.

Вампир медленно покачал головой, затем сказал:

— Теперь ты знаешь тайну этих Катакомб… Я могу быть уверен, что ты никому не расскажешь о том, что тут видела?

— Конечно, — кивнула Каттэйла, — со своей стороны, я могу надеяться, что вы не станете мстить Баху за то, к чему я его принудила?

— Да боги с ним, с Бахом.

— Тогда прощайте. Думаю, мы не увидимся больше никогда. Завидую вам: хорошо жить, не имея долгов… Может быть, когда-нибудь вы все-таки будете счастливы с той, которую любите. Вы заслуживаете этого больше, чем кто-либо еще. Прощайте.

— Удачи, Каттэйла.

Вампир, прищурив глаза от яркого света, смотрел, как девушка, ссутулившись, направилась к выходу, с каждым шагом двигаясь все решительней и энергичней. Вот и все, эта история закончена. Каттэйла, рискнув всем, все же проиграла, ничего, по большому счету, не лишившись, он, Зерван, выиграл, не попавшись в просто невероятную по своему коварству ловушку, но при этом чувствует себя проигравшим. Сколько бы еще не пришлось ему прожить, Каттэйлу ему уже никогда не забыть, такую очаровательную, смелую, и такую коварную.

Зерван подождал, пока она не исчезла, выйдя из пещеры, затем прикоснулся пальцами к зеленоватым канавкам на стене. Вспышка перед глазами — и он снова под колоссальной толщей скальных пород, в обители магического камня. В одном из немногих мест, на свете, где ему рады. И только грусть грызет душу: ему хотелось напоследок еще раз взглянуть в голубые глаза Каттэйлы, но девушка, уходя, так и не обернулась.

Людишки, глупые людишки! Перегородили вчетвером своими щитами вход, выставили мечи-зубочистки перед собой… На что надеются? Живой человечек отличается от мертвого тем, что знает: когда на тебя несется с топором наперевес сын степи, надо бежать! Стоять, закрывшись жестяным щитом — величайшая и, как правило, последняя ошибка человека в бою с орком.

Замах и удар, сокрушительный удар сверху вниз. Щит расколот, его хозяин разрублен от плеча до пояса. Его товарищ делает неуклюжий выпад — мимо! Рвануть свое оружие на себя, взмахнуть слева направо, сбивая с ног еще одного противника, ударить ногой в грудь третьего, если не убивая бедолагу на месте, то по крайней мере, вышибая из его легких дух — на это у хорошего бойца должно уходить не больше секунды, и будь он проклят, если не сделал это за секунду!

Орк играючи отбил выпад последнего стражника и легким движением припечатал его голову к стене, затем со скоростью ветра рванулся вперед, сотрясая стены своей поступью. Позади все тише топают сапоги гвардейцев короля: им не угнаться за орком, да и йоклол с ними. Он, мертвец, бывший при жизни Арситаром, не нуждается в помощи и возьмет штурмом городское поместье герцога Кромбара единолично! Все эти несчастные людишки, стражники вельможи, и в страшном сне не могли увидеть нападение орка — а что уж говорить о хоть каком-то противодействии?

Он налетел плечом на первую попавшуюся дверь, с треском выбив прочную, по человеческим меркам, створку, и смахнул со своего пути замешкавшегося стражника быстрым ударом рукояти. Второй, схваченный за воротник, и думать забыл о сопротивлении, как только его легонько встряхнули.

— Герцог Кромбар где?! — рявкнул прямо в лицо людишке.

Тот, беспомощно вытаращив глаза, прохрипел в ответ одно слово, для верности указав направление:

— Конюшни…

Орк взревел: добыча собирается ускользнуть прямо из рук! Швырнув человечка в сторону, он стремглав помчался по коридору, в бешенстве вышибая дверь за дверью. Жалким доскам его не остановить и даже не замедлить! Люди — лакеи, горничные и прочее отребье, опустившееся до прислуживания — в ужасе разбегались в стороны, а самые медлительные просто отталкивались в стороны. Еще несколько стражников, спешивших к воротам, чтобы выяснить, что за шум, только лишь завидев несущегося на них разъяренного орка, побросали оружие и кинулись наутек, вопя от ужаса. Великие воины, что и говорить.

Изгой несся по коридорам и залам, словно огромный снаряд, выпущенный из чудовищного онагра, гремя доспехами, и только чуть нагибал голову, проламываясь через очередную дверь. Кроме тех четверых у первой двери, никто не посмел преградить ему путь. Да и что может остановить мчащуюся со скоростью лошади восемнадцатипудовую глыбу каменных мышц и стали?

Вот еще одна дверь… Благословен будь тот человечий строитель, кто додумался сделать весь первый этаж чередой больших комнат и залов. Еще один удар плечом — и орк вывалился из полумрака особняка под лучи солнца. Чуть в стороне испуганно заржали кони, несколько охранников вновь попытались преградить ему путь.

Он, даже не замедляя бег, мгновенно сориентировался, заметив открытые ворота черного хода. Слуги, которые собирались закрыть их, замерли, парализованные ужасом при виде незваного гостя, а герцог тем временем улепетывает! Разогнаться, разогнаться изо всех сил, помня, что в этих нелепых доспехах он весит на четыре пуда больше, а чужая земля не придаст силы прыжку! Толчок, не добегая четыре шага до вставших на пути солдат, короткое чувство полета над их задранными головами, ноги сами пружинят, вновь почувствовав под собой землю. Ворота! Герцог наверняка не успел уехать далеко, он только что ускакал из поместья!

Вылетев за ворота, орк почти сразу заметил троих всадников, уходящих рысью на хороших лошадях в добротной сбруе. Двое в кольчугах со щитами на спинах, тот что посреди — в плаще и берете с перьями. Это герцог, без сомнения!

Уличные зеваки заголосили, бросая свою ношу и разбегаясь, когда здоровенный орк стремглав понесся вслед всадникам. Как назло, один стражник обернулся, что-то крикнул и пришпорил лошадь, завидев настигающую смерть во плоти. Все трое перешли на галоп, не разбирая дороги, а улица была, увы, широка, люду — немного.

Изгой сжал зубы, вкладывая в каждый огромный шаг не только всю силу ног, но и всю волю. Даже лошади не уйти от него, он догонит, должен догнать!

Долгие десять секунд продолжалось противоборство сына Ветра и резвых скакунов, а затем, когда до цели осталось всего ничего, отрыв перестал сокращаться, и еще секунду спустя начал расти. Лошади, наконец, перешли на галоп во всю мочь, и стало понятно: их уже не догнать. Не будь этих проклятых доспехов, он бы догнал, пока лошади не разогнались как следует и пока уличная чернь не поняла, что к чему и не начала вовремя расступаться.

Взвыв в бешенстве, изгой отчаянно швырнул вслед уходящей добыче топор. Старый боевой товарищ, словно бабочка, сверкнул в лучах солнца крыльями-лезвиями и впился в спину одного из стражников, пробив щит, кольчугу и ребра. Всадник молча вылетел из седла и загремел по булыжнику мостовой.