Операция «Вирус» - Игорь Минаков

Квалифицированные любители фантастики — а говорить мы будем именно о них, а не о потребителях пресловутых боевиков и многотомных эпопей о приключениях юной ведьмы — тоже не слишком-то разделяют мнение мэтра. Читают и зачитываются Дэном Симмонсом, Вернором Винжем, Грэгом Иганом, Йеном Макдональдом и Нилом Стивенсоном — авторами сложнейших произведений, отнюдь не ограничивающих себя показом миров, отягощенных лишь «элементом чуда». Да что далеко ходить! Поверхностный взгляд на переиздания или отзывы в электронных библиотеках показывает, что вполне востребован даже такой паладин советской НФ, как Иван Антонович Ефремов, причем востребован молодым и даже совсем юным читателем.

По-видимому, фантастика — все же некий особый вид словесности, к которому обычные критерии литературоведения не слишком-то применимы.

Попробуем это показать.

Нас давно удивляло, что истовые поклонники жанра (фэны) упорно именуют фантастическое допущение (ФД) «идеей». Что за ересь, ведь идея произведения — совсем иное! Но и это не все. За оригинальное фантдопущение (или неожиданную «подачу» известного) поклонник жанра готов простить автору многое: и слабый язык, и вяловатый сюжет, и невразумительных персонажей. «Да, — говорит он, — все так, и сюжет не ахти, и язык дубоват, и вообще… ЗАТО КАКИЕ У НЕГО ИДЕИ!»

Отметим для себя это множественное число — «идеи», означающее, что фантдопущений в тексте может быть несколько и, забегая вперед, — что они могут образовывать определенную иерархию. И двинемся дальше. Ведь и это еще не все! Любитель фантастики особо ценит такие тексты, где фантдопущение показывается не в лоб и не сразу, где порой лишь на последних страницах выясняется, что «нэ так все было». И не слишком привечает тексты, где автор сразу раскрывает карты.

Нет, без углубленного изучения этого зверя нам не обойтись. И лучше — на примерах.

Вот знаменитая тетралогия Симмонса «Гиперион». ФД этого текста формулируется следующим образом. Человечество по мере своей эволюции восходит (по Пьеру Тейяру де Шардену) к точке «Омега» — Богочеловечеству. Однако туда же эволюционирует и созданный людьми техноразум. Но «герой должен быть один»: в далеком будущем Технобог начинает непримиримую войну на уничтожение. Цель войны — произвести такие изменения в прошлом, чтобы возникновение Омеги людей стало невозможным. Сложно, не так ли? «Литературная» же идея как раз проста: техноразум обречен на поражение, но не потому, что слабее интеллектом (возможно, как раз — сильнее), но потому, что у людей есть такие качества, как способность любить, страдать и сопереживать, а у машины — нет.

Фантдопущение «Гипериона» является мирообразующим: без него мир, созданный фантастом, неосуществим. Оно является и сюжетообразующим: при его изъятии большинство сюжетных коллизий просто невозможны. Но самое интересное даже не это.

Способен ли читатель «расшифровать» ФД по прочтении первого тома? Ни в малейшей степени. Второго? Кое-какие намеки даны, но их мало. Пасьянс складывается лишь в заключительной, четвертой книге. Там же и раскрываются «ложные ходы» (например, Земля оказывается не уничтоженной техноразумом, но спасенной Человекобогом). Отсюда следует важнейший вывод: ФД обладает сюжетной самостоятельностью. То есть это не только «шампур», на который нанизаны, как шашлык, мир, сюжет и прочее, но — само по себе сюжет, со своей логикой развития, с интригой и постепенным раскрытием перед читателем. То есть ФД имеет самостоятельную художественную ценность. При этом сама идея романа — в обычном смысле — также не может быть реализована вне данного фантдопущения. Повторим еще раз.

1. ФД образует фантастический мир.

2. ФД структурирует сюжет.

3. ФД несет важнейшую художественную нагрузку: на нем покоятся две части знаменитой «триады» — тайна и чудо (а достоверность, казалось бы, уже дело мастерства писателя; но и здесь, как выяснится позже, без ФД никуда).

4. Изъятие ФД из текста либо делает самое существование данного текста невозможным, либо, в некоторых случаях, о которых чуть ниже, — выводит текст из области фантастики.

Таким образом, именно наличие/отсутствие ФД является тем водоразделом, который отделяет фантастику от «просто» литературы, но использующей «элементы необычайного». И то сказать, ну не относят поклонники жанра к фантастике ни гоголевский «Нос», ни «Приключения Пиноккио». И в этом с ними, как ни странно, солидарны литературоведы.

Еще пример, «из наших». В блестящей повести Любови и Евгения Лукиных «Сталь разящая» главное ФД (пресловутая разящая сталь) долгое время оказывается тайной не только и не столько для читателя (проницательный читатель все-таки может догадаться, в чем там дело), но и для главного героя. Поведение ГГ полностью обусловлено этим незнанием, а в дальнейшем — когда тайна раскрыта — наоборот, знанием. И на этом вот незнании, а затем знании и построен главный конфликт. Исчезновение из текста ФД уничтожает все: и сюжет, и интригу, и этическую проблематику. Вернее, проблематику еще можно как-то реализовать в реалистических декорациях, но в том-то и фокус, что это будет уже не фантастика.

Теперь пример неочевидный, из области сатирической (юмористической) фантастики.

В цикле Генри Каттнера о Хогбенах полноценное фантастическое допущение имеется: Хогбены — мутанты, выходцы из Атлантиды, погибшей в результате игр с радиоактивными элементами. Причем в лучших традициях жанра читатель узнает об этом далеко не из первой же новеллы. Казалось бы, здесь-то наш мысленный эксперимент уж точно будет успешен: вырежем ФД из текста, пусть Хогбены будут вот такие — без всяких объяснений, от фонаря. Ну, чудо оно чудо и есть, и все тут. И никуда сатирический запал, гротеск и юмор не исчезнут. Не так ли?

Верно, не исчезнут. Да только фокус в том, что текст сей ни малейшего отношения к фантастике уже иметь не будет! И поклонник жанра разочарованно вздохнет, откладывая книжку: «Ну вот, прикольно, конечно, но снова какая-то сказочка». Ибо фэн — это человек, который не утратил способности удивляться — в хорошем смысле этого слова, — сколько б ему ни было лет. «Удиви меня!» — словно говорит он фантасту. И уж если тот не удивляет… Каттнер, вероятно, понимал это вполне отчетливо.

Кстати, замена НФ-допущения магическим не выведет цикл о Хогбенах за рамки фантастики, но переведет в другую ее «отрасль» — фэнтези. Фокус в том, что это тоже должно быть полноценное ФД. А не просто «чудо», взятое с потолка.

И — доказательство «от противного». Многие авторы пресловутой «четвертой волны», вняв Борису Натановичу, стали писать Большую Литературу, при этом желая оставаться фантастами. Это привело к неожиданным следствиям. Итак, пример неправильного использования фантастического допущения. Вячеслав Рыбаков, «Гравилет Цесаревич».