Большая телега - Макс Фрай

Идеальный отпуск я представляю себе так: выключить телефон, забить до отказа холодильник, опустить жалюзи на окнах, валяться на диване, читать скопившиеся за год книжки, заедая их бутербродами, как в детстве на каникулах, только вместо газировки «Дюшес» пусть будет пиво, от него меня клонит в сон, а дрыхнуть по двенадцать часов в сутки — лучшее, что может случиться с человеком, не способным проспать все двадцать четыре, по крайней мере если этот человек я.

Но я никогда не провожу отпуск подобным образом. Дай я себе волю, и уже после недели блаженства на пороге появятся всадники моего личного апокалипсиса: отросшее брюхо и черная тоска, которая и без того всегда где-то рядом, только и ждет случая положить на затылок тяжкую длань и забить в грудь тупой осиновый кол. А их в моем сердце и так без счета, добавки, спасибо, не требуется.

Поэтому, если уж делать паузу, надо немедленно рвать когти, бежать без оглядки из тихого своего убежища, все равно куда, но в первый же день, потом будет поздно.

«Все равно куда» — это не для красного словца, мне правда все равно. С тех пор как мне начали сниться зеркальные небеса и золотые мостовые Лейна, я утратил вкус к путешествиям, хотя вполне осознаю их целительное воздействие и даже испытываю некоторое удовольствие от процесса — не сразу, но примерно на третий-четвертый день это обычно начинает получаться.

Однако заранее захотеть куда-нибудь поехать, нетерпеливо ждать, томиться предвкушением — это у меня больше не выходит, да и черт с ним, пока у меня нет бессонницы, все золото дорог Лейна останется при мне, грех жаловаться.

Поскольку мне абсолютно все равно, где и когда проводить отпуск, я не выбираю ни дату, ни цель предстоящего путешествия. Это довольно увлекательная игра — не выбирать. По меньшей мере два сюрприза гарантировано.

Сначала я не выбираю время отпуска. Это очень просто: я пишу названия месяцев на клочках бумаги, кидаю их в шляпу, хорошенько встряхиваю и достаю один наугад.

Потом я не выбираю место, и это довольно сложный процесс. К счастью, я разрешил себе ограничиться путешествиями по Европе, иные континенты мне, прямо скажем, не по карману, а с тех пор как все авиакомпании сдуру запретили курить в самолетах, я окончательно перестал об этом сожалеть. Три-четыре часа без сигареты — пустяки, но больше — это уже серьезное неудобство. Я многое могу вытерпеть, просто не одобряю пытки, особенно платные — даже со скидкой.

В любом случае Европы мне более чем достаточно, сотни длинных человеческих жизней не хватит, чтобы объездить ее вдоль и поперек. Я купил подробнейший атлас — восемь тысяч двести пятьдесят населенных пунктов, алфавитный указатель которых прилагается в конце и занимает чуть ли не больше страниц, чем карты. Потом тщательно сосчитал и пронумеровал все города в списке. В процессе, конечно, кое-что невольно запомнил, этого не избежать. Например, что первым номером значится датский городок Аабенраа, а тысяча девятьсот шестьдесят девятым, то есть соответствующим году моего рождения, — Эдинбург. Апокалиптическое шестьсот шестьдесят шесть — это у нас маленький Батайск возле Ростова-на-Дону; прославленное Шахразадой тысяча и один — совсем уж крошечный Болбек в Нормандии, а Риге, где я, собственно, купил атлас, назначен номер пять тысяч девятьсот восемьдесят четыре. И так далее.

Поэтому называть число наугад самому было бы нечестно. В таком деле требуется кристально чистая игра случая, без малейшего шанса хоть как-то повлиять на результат. Для подобных целей шарманщики заводят попугаев, а у меня есть Эдо. Единственный друг юности, связь с которым я до сих пор не потерял, хотя шансов было немало, телефонных номеров мы оба с тех пор сменили — не сосчитать.

Эдо как раз такой специальный полезный человек, которому можно позвонить в любое время суток, попросить: «Скажи число от одного до восьми тысяч двухсот пятидесяти» — и услышать в ответ: «Двадцать семь» или «Три тысячи четыреста восемнадцать». И ни расспросов, ни комментариев, ни смешков, ни единого удивленного междометия. В прошлой жизни он наверняка был любимым попугаем нескольких поколений королей шарманщиков, а как иначе объяснить такую безупречность.

Время и место будущего отпуска я определяю в декабре, незадолго до Рождества, чтобы заранее подготовиться к полной остановке колеса, в котором я кручусь весь год, и предупредить о грядущей паузе всех заинтересованных лиц. Прежде я не любил и не умел планировать свою жизнь, а теперь, когда она почти утратила вкус, соль и смысл, гляди-ка, научился, сам не заметил, как это произошло.

На этот раз я вытянул из шляпы бумажку с надписью «июль» и, честно говоря, приуныл. В прежние годы судьба была ко мне более благосклонна, отправляла в отпуск то в феврале, то в апреле, то в сентябре. И вдруг июль, высокий сезон, черт бы его подрал. Понятно, что билеты и гостиницу я могу забронировать заранее, но это не избавит ни от табунов товарищей по несчастью, ни от непомерно высоких цен, ни от адской жары, если только милосердная судьба не отправит меня куда-нибудь в Исландию или в Норвегию… А почему бы, собственно, нет?

Я приободрился и принялся звонить Эдо, которого, судя по доносящемуся из трубки шуму, застал в процессе низвержения в Аид.

— Говори громче! — заорал он. — Тут справа шествие барабанщиков, а слева автомобильная пробка, участники которой репетируют симфонию ре-минор для трех тысяч разгневанных клаксонов и все как один фальшивят.

Я не стал спрашивать, куда его на этот раз занесло, все равно не разберу ответ, да и какая мне разница. Поэтому просто рявкнул во всю глотку: «Скажи число! От одного до…»

В этот момент связь пропала. Я решил подождать пару минут и перезвонить, но телефон затренькал по собственной инициативе. Эдо успел услышать мой вопрос и прислал sms с ответом: «5663».

«Спасибо», — написал я. И открыл атлас.

Под номером пять тысяч шестьсот шестьдесят три значился населенный пункт Понте-Лечча. Я впервые слышал это название, но был готов спорить, что городок явно не в Норвегии. И тем более не в Исландии. Понте-Лечча — такое название может быть только у южного города. Оно дышит жаром, как пылающая печь. Сейчас, в декабре, в двух километрах от побережья Балтийского моря это даже приятно, но что я запою в июле? Заранее содрогаюсь.

А все-таки, если по уму, сперва надо выяснить, где находится эта самая Понте-Лечча, а уже потом содрогаться в свое удовольствие.

— Двадцать девять, — сказал я вслух и открыл соответствующую страницу. — Квадрат бэ-четыре… Тьфу ты, да это же Корсика.

Корсика, подумать только. Я мечтал попасть туда еще в детстве, когда изучал географию по чужим коллекциям почтовых марок; даже не помню, что именно меня очаровало, скорее всего само название: Кор-си-ка. А потом прибавилось второе красивое слово: «вендетта», из кино, откуда же еще, и я был окончательно сражен — не смыслом его, но звучанием. Я вообще по-дурацки устроен, очаровать меня словом проще простого, некоторые звучат так, что мне становится все равно, каково их значение. Даже у всех моих девушек были красивые, редкие имена и фамилии; сейчас смешно вспоминать, но я вполне сознательно выбирал их по этому принципу, всерьез рассчитывая заполучить прекрасную принцессу, и всякий раз искренне удивлялся, когда очередная Аглая Ламм начинала вести себя, как какая-нибудь Елена Сидорчук. Умом понимал, глупо пылать страстью к паспортным данным, которые достаются людям по воле случая, а вовсе не в качестве награды за неведомые добродетели, но сердце всякий раз таяло от чарующих сочетаний фонем; оно до сих пор от них тает, чего уж там. В идеальном языке, убежден я, звучание любого слова настолько точно соответствует смыслу, что его даже учить не надо, услышал — и сразу понял, о чем речь. У нас в Лейне именно такая речь, и как жаль, что, проснувшись, я не могу вспомнить ни единого слова. Все что угодно, только не слова. По правде сказать, это меня очень мучает, но тут уж ничего не поделаешь.

А язык, устроенный по каким-то иным принципам, — то есть любой человеческий язык — лжив по определению. И использовать его следует но назначению, скрывать с его помощью правду, для которой все равно нет подходящих слов.

Скорее всего с Корсикой будет так же, как выходило с девушками. Или нет? До сих пор мне не выпадало случая проверить. Сколько лет я давал себе слово однажды туда поехать, но сперва на это не было даже надежды, потом — денег, потом — времени, а потом мне стало все равно.

Ну вот, рассудительно сказал я себе, теперь хочешь не хочешь, а придется… Черт, но не в июле же! Там в это время небось все население Франции пасется. И половина Италии. И прочая просвещенная Европа выгуливает свои толстые кошельки. Какой кошмар.