Избранное - Роже Вайян

Красавчик посмотрел ему прямо в глаза, Филипп отвел взгляд.

— Куда ты клонишь? — спросил Красавчик.

— Ты ведь и в политической работе помеха для нее, — продолжал Филипп. Тебе не хуже моего известно, что в Клюзо не уважают женщину, которая связалась с макаронщиком.

Красавчик схватил его за плечо и прорычал:

— Vuota il sacco!

Потом, вспомнив французское выражение, крикнул:

— А ну выкладывай! Живо, живо! Выкладывай!

— От Клюзо всего два часа езды до Моданы, а там вашего брата очень даже хорошо знают… Недаром треть населения носит итальянские имена… Помнишь, что говорят о женщине, если она сойдется с итальянцем?.. «Ей, говорят, загорелось…» Понимаешь, что это значит? Твоей Пьеретте загорелось!

— Уходи, — сказал Красавчик, — а не то морду разобью.

Он схватил Филиппа за локоть и заставил подняться.

— Разбей-ка лучше морду тому, с кем она поехала, — прошипел Филипп прямо в лицо ему.

— Не верю тебе, — сказал Красавчик.

— Да ведь и часу еще не прошло, как я их видел: проехали вдвоем на мотоцикле, будто влюбленные.

— Неправда!

— Миньо впереди, а она сзади. Ухватилась за него, ноги расставила…

— Когда?

— Часу не прошло. Прокатили по Гренобльскому шоссе. А там лесочек вдоль всей дороги.

Красавчик выпустил руку Филиппа, и тот тяжело рухнул на стул.

— Если ты лжешь, — сказал Красавчик, — я с тобой расправлюсь. Тебе уже никогда не придется разевать свою поганую пасть и говорить пакости.

— А ты подожди… Дождись, когда они вернутся, — ехидничал Филипп. Выведешь их на чистую воду… На чистую… на чистую… воду… Ха-ха-ха!

Он хихикал, и смешок его перемежался с икотой.

— А если ты не солгал, — сказал Красавчик, — я задушу эту женщину.

— Задушишь своего товарища? — спросил Филипп, подчеркивая слово «товарищ».

Красавчик плюнул на пол.

— Ты так и брызжешь злобой, — сказал он. — Не знаю, что ты замышляешь, но не хотел бы я быть на твоем месте. Мне бы казалось, что от меня смердит.

— Мы все смердим, — заплетающимся языком объявил Филипп. — Старый мир издох, превратился в падаль.

Красавчик секунду молча смотрел на Филиппа, потом отвернулся и вышел из кафе.

Вслед за ним ушел и Филипп и кое-как добрался до кабачка, стоявшего в стороне, у Лионской дороги, — он повадился проводить там вечера.

Наклонившись над стойкой, официантка налила ему коньяку, который он тотчас заказал. Она заметила, что Филипп заглядывает ей за вырез платья.

— Ты нынче при деньгах? — спросила она вполголоса.

— Как всегда. Ни больше ни меньше, — ответил он.

Она услышала его тяжелое дыхание и наклонилась еще ниже.

— Пойдем, — сказал Филипп.

— Нет, — ответила она. — Уж очень ты прижимист.

— Получишь, сколько захочешь, — проговорил он торопливо и пошел вслед за ней в столовую с буфетом в стиле Генриха II.

Расставшись с Филиппом Летурно, Красавчик долго бродил по городу. Облака, которые весь день окутывали горный кряж, туманом спустились в долину. Около полуночи стал моросить дождь.

Один отряд охранников, составив ружья в козлы, расположился вокруг павильонов американской выставки, другой патрулировал Лионскую улицу, по которой ожидалось прибытие властей. Стоял такой туман, что в десяти шагах ничего не было видно. Патрули не решались забираться в другие кварталы города, а там в полном молчании шла работа — молодежь расклеивала воззвания.

На спуске в узкой улице старого города Красавчик столкнулся с Кювро, искавшим во мгле одну из своих защитных дружин.

— Не нравится мне, что Пьеретта поехала в Турнье на мотоцикле, — сказал он. — Как она будет возвращаться в такую погоду? Дорога-то петляет у самых обрывов.

— Миньо правит своей лошадкой осторожно, — сказал Кювро.

— Ведь даже парапетов нет у края дороги. Долго ли слететь в овраг.

— Миньо не лихач какой-нибудь, — успокаивал Кювро.

— Лучше бы Жаклар повез ее в автомобиле, — ворчал Красавчик.

— Жаклар поехал в Гренобль, повез в типографию текст новой листовки.

— Как ты думаешь, успеют ее к утру отпечатать? — спросил Красавчик.

— Ну разумеется, — ответил Кювро. — Жаклар уехал в половине восьмого.

Красавчик вдруг исчез в тумане так же внезапно, как и появился.

— Эй, Бомаск! Бомаск! — звал его старик Кювро.

А Бомаск уже мчался по улице, терзаясь страшной мыслью, что Филипп не солгал. Да, Летурно, оказывается, прав. Все, все смердит на нашей проклятой земле.

Он дошел до рабочего поселка. «Как она его называет? Фредерик, Фред, миленький?..» — спрашивал сегодня в кафе Филипп. Это хотел знать теперь и Бомаск. Он решил подстеречь любовников, когда они вернутся. Миньо, наверно, проводит Пьеретту до дому. Он спрятался за дверью здания душевой.

Около часу ночи подул резкий ветер, разогнал облака, поочередно над всеми долинами между Юрой и Савойей, и над высокими скалами замерцали в небе звезды.

Только тогда Миньо выехал из Бийона. Чтобы добраться из Бийона до Турнье, надо проехать на высоте 1200 метров через перевал, дорога вьется по краю обрывов, а до часу ночи ни зги не было видно в трех шагах. Миньо весь закоченел, пока добрался до Турнье, где его поджидала Пьеретта, которую увел к себе домой один из местных коммунистов. Его усадили за стол, накормили ужином. В обратный путь выехали уже в третьем часу утра.

А Красавчик все ждал, притаившись за углом здания душевой. На следующий день утром он рассказывал Визилю, что в эти долгие часы ожидания он мало думал о Пьеретте и Миньо, хотя знал, что они сейчас где-то вместе. Он вспоминал тогда самые яркие дни своей жизни.

Вспомнилось ему, как он спасался бегством из родной пьемонтской деревни, потому что отец хотел приучить его к ремеслу каменщика; уехал он тогда на велосипеде, увозя в холщовой сумке все свое имущество: рубашку, две пары носков, гребенку и в маленькой папке свое licenza elementare.

Как ему тогда было весело! Дорогой он загадывал, какое лицо будет у первой женщины, которую он увидит в Милане. Вспомнилась ему девушка, встреченная на площадке троллейбуса в Генуе. Вспомнилось, как он весь дрожал от желания, когда положил руку ей на талию, а потом и она тоже затрепетала.

А когда ветер разогнал облака и над долиной в чистом небе засияла луна, засверкали все созвездия, ему вспомнились ночи в партизанском отряде. Однажды была светлая лунная ночь, как сегодня. Он вышел из лесу и вдруг очутился лицом к лицу с фашистским солдатом. У того был автомат, а у Красавчика только кинжал, снятый с другого фашиста. Но фашисту нужно было еще сорвать автомат с плеча, а у Красавчика кинжал был в руке. Фашист находился всего в двух шагах. Взгляды их скрестились, и это сразу решило исход встречи. Фашист повернулся, хотел бежать и упал ничком с кинжалом между лопатками. Красавчику так ясно вспомнилось то краткое мгновение, какая-нибудь сотая доля секунды, когда в глазах фашиста вспыхнул страх. Он повернулся, чтобы бежать, но упал, пригвожденный кинжалом.

Потом вспомнилось другое. Вот он за кулисами театра, в бытность свою машинистом сцены. Один из спектаклей труппы был подлинным триумфом, публика просто выла от восторга. А вот он на вышке гигантского подъемного крана на верфях «Ансальдо». Началась первая забастовка «с занятием предприятия», он водружает на вершину крана красное знамя, а кругом тридцать тысяч товарищей, и все рукоплещут ему…

В ночной тишине послышался треск мотоцикла. Миньо не подвез Пьеретту к самому дому, как думал Красавчик, а остановился у въезда в рабочий поселок.

«Боятся, что я увижу их из окна», — решил он.

Миньо поставил ногу на землю, не выключив мотора. Пьеретта легко соскочила с багажника и, подойдя к Миньо, положила руку ему на плечо. Она что-то оживленно говорила, Миньо отвечал. Диалог шел довольно долго. Пьеретта смеялась. Смеялся и Миньо. Пьеретта наклонилась и поцеловала его. Потом повернулась и направилась к дому.

Красавчик выскочил из засады и, крадучись в тени, падавшей от здания душевой, первым вошел в коридор. Бесшумно поднялся он по лестнице. Ключ, как всегда, торчал в замке. Красавчик прошел в среднюю комнату и стал ждать Пьеретту…

Соскочив с багажника, Пьеретта сказала:

— Вторая бессонная ночь. Но я гораздо меньше устала, чем на прошлой неделе.

— Бунтовщица! — улыбаясь, сказал Миньо.

— Ну и зададим же мы им! Пусть раскусят орешек.

— Ты только не нервничай. Возможно, что кое-кто сдрейфит.

Пьеретта положила руку ему на плечо.

— На прошлой неделе мы были так одиноки. Ты меня обвинял, я тебя обвиняла. Дошел до того, что стал даже упрекать меня моим Красавчиком! А теперь все, все идут вместе с нами.