Астрея. Имперский символизм в XVI веке - Фрэнсис Амелия Йейтс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет ничего исторически невероятного в том, что в этот последний период французского XVI века неприятие цивилизованными людьми постоянно возобновляющихся абсурдных религиозных войн и ужас христиан перед чудовищной тиранией, обрушенной на Нидерланды во имя католической Контрреформации (ужас, который глубоко ощущал печатник-мистик Плантен), могли способствовать бегству людей в тайные практики. Превращение плеядиста в фамилиста могло быть вполне ожидаемым феноменом в те дни, даже если тому и не было документальных свидетельств. В попытке противостоять угрожающему окружению Католической лиги французская монархия двигалась в сторону сближения с имперской девой Англии. Центром важной «политической» группы мыслителей был брат Генриха III Франсуа Анжуйский, искавший руки Елизаветы Английской и некоторое время правивший в южных Нидерландах, где предпринимались попытки установить режим религиозной терпимости. Исследователь фамилизма во Франции Уоллес Кирсоп писал:
И хотя свидетельств не так много, они не противоречат той точке зрения, что интеллектуальный климат французского двора и особенно близких короля не мог быть враждебен фамилистскому уходу от религиозных войн в духовность, даже в мистицизм, в значительной степени безразличный к внешним формам[635].
И, следовательно, вполне вероятно, что рассмотренный сквозь призму тайного фамилистского учения Дом христианской благотворительности Уэля мог воплощать собой финальное мироощущение двора Валуа перед его исчезновением, последнюю попытку предотвратить катастрофу.
Рыцари Святого духа и рыцари Подвязки. Посольство ордена Подвязки в Париже в феврале 1585 г.
В феврале 1585 г. сближение Франции и Англии перед лицом общего врага Испании вылилось в визит специального посольства от английского двора с целью вручить французскому королю орден Подвязки[636]. Л'Этуаль в своих записках приводит фактическую сторону дела. Посольство прибыло 23 февраля, и в последний день этого месяца король, облачённый в орденские одежды, был принят в кавалеры ордена после вечерней службы в церкви Великих Августинцев[637]. Элиас Эшмол, историк ордена, приводит более подробный рассказ об этих событиях[638], из которого мы можем представить себе картину совместного шествия елизаветинских рыцарей Подвязки и рыцарей Святого духа по улицам Парижа, виденную на рисунках процессий.
Эшмол рассказывает, как рыцари Святого духа в полном орденском облачении и со всеми регалиями сопровождали рыцарей Подвязки к августинской церкви. Процессия шла не из Лувра, а от специально подготовленного дома рядом с монастырём, и весь её маршрут следования находился под усиленной охраной. Улицы были опасны из-за роста фанатических настроений среди сторонников Лиги, которые считали возмутительным приём, устроенный королём еретикам. Король принял орден после вечерней службы, чтобы не вынуждать протестантских рыцарей присутствовать на мессе. Церковь Великих Августинцев была богато украшена гобеленами и золотой драпировкой. Внутри воздвигли два балдахина, один для королевы Англии (не присутствовавшей, конечно, лично), другой для французского короля. На церемонии присутствовали две французские королевы (Екатерина Медичи и королева Луиза) и все придворные дамы. Вечером состоялся великолепный банкет, а вслед за ним бал и представление маски. «Я опускаю описание маски, – добавляет Эшмол, – и ещё одного необычайного музыкального представления, также пышного и любопытного, которые длились до трёх часов ночи». По счастью, этот пропуск Эшмола удалось заполнить благодаря обнаружению письма главы посольства ордена графа Дерби и английского посла в Париже сэра Эдварда Стаффорда королеве Елизавете, содержащего замечательное описание маски и второго представления[639].
Англичане сидели вместе с королевской свитой в одном конце зала, а из другого им навстречу шествовало несколько групп музыкантов. Двигаясь, «они пели и играли на инструментах так гармонично и слаженно, что нельзя было и представить себе ничего более приятного и восхитительного, а равно и необычного в плане музыки, голосов и инструментов, а также нарядов и одеяний». Затем сам король вышел представлять маску во главе труппы из двадцати четырёх человек, одетых в белые дублеты и шляпы из расшитой жемчугом серебристой ткани. Когда музыканты заняли свои места, актёры с Генрихом во главе начали танец, «в котором, принимая различные положения, изображали буквы имён короля и королевы. Зрители были впечатлены благопристойностью, соблюдаемой всеми в этой необычной манере танца»[640].
Имена HENRI и ELIZABETH[641], представленные в одном из тех великолепных балетов, которыми славился французский двор, были тонким способом продемонстрировать англичанам готовность к союзу. Англичане в полной мере оценили высокий художественный уровень постановки и безупречное танцевальное мастерство короля. В полных энтузиазма выражениях они попытались передать королеве Елизавете поразительный характер этого зрелища. Они оказались не в состоянии «ни оценить, ни вообще представить себе похвалы, которой бы оно заслуживало». А «король, который направлял и вёл всех остальных, заслуживает наибольшей славы».
Танец короля был жестом отчаяния. Гизы не присутствовали на празднествах в честь ордена Подвязки. Они собирали войска, готовясь вот-вот развязать войны Лиги. Король был вынужден бежать из Парижа и, в конце концов, в 1589 г. Rex Christianissimus окончательно сошёл с европейской сцены. Отчаянные убийства Гизов и Генриха III завершили трагедию последних Валуа.
Неистовство уличных шествий Лига направляла в сторону милитаризации. На знаменитой картине «Процессия Лиги» (Илл. 40), изображающей шествие 1593 г. в Париже видны вооружённые до зубов капуцины и некоторые кающиеся с отброшенными из-за шлемов капюшонами. Лига использовала в своих мятежных целях те самые эмоциональные процессии, которые так увлечённо пестовал король, а кающиеся братства превратились в военизированные объединения, направленные против его власти. Пропаганда Лиги, представляя искажённую картину королевских религиозных движений, косвенно всё же даёт ценную информацию о них. Её проповедники обвиняли Генриха в магии, колдовстве и поклонении дьяволу в форме языческих сатиров и сирен, намекая тем самым на художественную магию придворных празднеств[642]. И этот колдун и дьяволопоклонник, кричали они, принял орден Подвязки от еретички королевы Англии, а также поддерживал еретика Генриха Наваррского![643] Неистовый пыл и намеренное использование пропагандистами Лиги религиозных образов против своей жертвы
