Окольцованные злом - Мария Семенова

Купе было обито бархатом, с отдельным умывальником и туалетом. Любезные проводники носили чай и свежие газеты. За окнами в нежно-розовых занавесочках проплывали аккуратные домики, ухоженные сады и виноградники. Размеренная, сытая жизнь. «Вот она, цивилизация, — пробовал уговаривать себя Семен Ильич, — стабильное, зажиточное существование, культура, законы. А что в Рэсэфэсээрии? Там теперь и на гоп-стоп-то взять, наверное, некого…» Однако проклятая ностальгия не сдавалась: едва штабс-капитан начинал дремать, она с новой силой измывалась над ним посредством грязных проходных дворов, гранитных набережных и каменных пряжек мостов над извилистыми лентами каналов.

От всей этой чертовщины в запасе у Семена Ильича имелось старое проверенное средство, и, проведя остаток пути в наиприятнейшей компании бутылок, бутылищ и бутылочек, он сошел в Дижоне до изумления пьяный, но зато свободный от всяких мыслей. С ходу поселившись в привокзальной гостинице, неделю Хованский приходил в себя: пил, бил и драл, а когда ностальгии вместе с деньгами пришел конец, погрузился в парижский поезд и провалился в тяжелый похмельный сон.

Однако спал он недолго. В Монбаре поезд остановился, хлопнули двери купе, и Семен Ильич увидел плотного, примерно одного с ним роста рыжеватого мужчину в шляпе.

— Пардон, месье, это шестое? — Не дожидаясь ответа, незнакомец поставил к ногам небольшой саквояж, какими обычно пользуются провинциальные доктора, аккуратно снял насквозь промокшее пальто и, вытирая носовым платком лицо, присел. — Сегодня просто адская погодка!

Действительно, по стеклам не переставая барабанил сильный косой ливень, иногда переходящий в град, где-то совсем рядом полыхнула молния, раздался громовой раскат, и от налетевшего шквального ветра вагон ощутимо вздрогнул.

— Да, месье, адская. — Штабс-капитан приветственно кивнул и, притворившись спящим, начал внимательно наблюдать за попутчиком из-под полуприкрытых век.

Тот был одет в хороший полушерстяной костюм, с золотой цепью от часов поперек жилета, с великолепным белым жемчугом на запонках. Словом, совершенный продукт послевоенной буржуазной культуры. Однако, присмотревшись внимательнее, штабс-капитан заметил кое-что необычное. В револьверном кармане попутчика находился ствол, и не какой-нибудь там дамский браунинг — наган! Кроме того, незнакомец упорно не желал ни на минуту расставаться с саквояжем, даже в туалетную комнату с собой таскал. И Хованскому стало ясно, что тот перевозит нечто, стоящее пристального интереса.

Как тут не поверишь в свою счастливую звезду! Штабс-капитан открыл глаза и, потянувшись, уселся на постели:

— Не спится что-то.

— Да, давление меняется, для сосудов тяжело. — Незнакомец повернул голову к окну, за которым ничего, кроме сплошной стены дождя, не было видно, и в это мгновение Хованский ударил его кулаком в висок — стремительно и сильно. Тут же перешел на захват, добавил в лицо коленом и, рванув голову вправо вверх, сломал попутчику шейные позвонки.

Всего-то делов, а каков результат! В саквояже Хованский обнаружил второе дно, плотно забитое пачками долларов, настроение его моментально поправилось. Теперь осталось только обыскать покойного, раздеть и избавиться от тела.

— Плывите, месье. — Хованский дождался, пока поезд въехал на мост, и, выпихнув труп в открытое окно, самодовольно ухмыльнулся: черта с два найдут его под этим проливным дождем! Отправив следом одежду, он рассовал по карманам деньги и документы, а в это время где-то далеко впереди раздался длинный, тревожный гудок. И сразу же чудовищный по силе удар заставил поезд встать на дыбы, сойти с рельсов, превратиться в пылающую металлическую ловушку. С жутким скрежетом вагон принялся валиться на бок, и последнее, что Семен Ильич запомнил, был стремительно надвигавшийся на него потолок купе. Потом — удушливая темнота.

Вообще-то подполковник Астахова готовила так себе, но цыплята табака всякий раз получались у нее отменные — сочные, с хрустящей корочкой, видимо, все дело было в массивном ржавом утюге, который она водружала на крышку сковородки.

— Все, готово. Наливай. — Антонина Карловна выложила румяные тушки на тарелки, достала из холодильника кетчуп и, усевшись за стол, стала наблюдать, как Катя разливает «Алазанскую долину». — Вообще-то, мать, я бы лучше водки выпила.

Третьего дня половая жизнь подполковницы дала глубокую трещину. Чернявая прелестница, которая еще совсем недавно клялась в вечной любви, на деле оказалась коварной бисексуалкой и надумала выходить замуж.

— Ты представляешь, Катерина, — Астахова залпом выпила бокал вина и принялась выламывать куриную ногу, — вчера я села ей на хвост, надо же полюбопытствовать на этого факера грозного. И что ж ты думаешь? Лысый, плюгавый, на обшарпанном четыреста двенадцатом «Москвиче» восемьдесят второго года выпуска. Ну не сука ли, а?

— Сука. — Катя разлила остатки по бокалам. — Все суки. Никому нельзя верить.

Настроение у нее было под стать астаховскому, никакое.

Молча приговорили еще бутылку «Алазани», доели табака, на душе несколько полегчало.

— Да, мать, — Антонина Карловна вздохнула, — одна ты меня понимаешь. Ну что, пойдем, что ли, дальше копать под твоего разлюбезного?

Они залегли в комнате на тахте и, включив торшер, принялись перебирать толстенную стопку ксерокопий.

— На чем мы там остановились-то, помнишь?

А остановились они на славном прошлом геройского прадеда Катиного сожителя — генерал-лейтенанта госбезопасности третьего ранга Башурова Ивана Кузьмича. После Гражданской служил он в ИНО ОГПУ, занимаясь делом «архиделикатным» — устанавливал номера и девизы секретных счетов, размещенных в швейцарских банках, на которых буржуйская сволочь хранила награбленные у трудового народа деньги. В двадцать четвертом году, возвращаясь из Берна в Париж, он попал в железнодорожную катастрофу и едва не погиб. Пассажирский экспресс врезался на всем ходу в потерпевший крушение грузовой состав с соляркой. Топливо вспыхнуло, и Иван Кузьмич лишь чудом остался жив, — у него случился провал памяти, сильно обгорели лицо и руки, однако из строя герой не выбыл. Дав Башурову немного оклематься, партия заслала его в колыбель революции — бороться с внутренним врагом в составе секретно-политического отдела ОГПУ.

— Да, бурная жизнь, ничего не скажешь. Ну а правнук его как, тоже все буянит? — Подполковница оторвала глаза от ксерокопии и, закурив, глянула на подружку.

Катя махнула рукой, вытащила из пачки сигарету, прикурила от астаховской.