Юность Бабы-Яги - Владимир Качан

А теперь Ветино попадание было точным еще и потому, что было эффектным во всех отношениях. Неожиданным – само собой, но и ярким, как антре цирковой гимнастки мирового класса. Вета была хороша, как никогда, а азартный и властный блеск глаз придавал ей еще больше шарма. Природу этого блеска Саша помнил слишком хорошо для того, чтобы остатки совестливой памяти о той, которая его спасала недавно, разом выветрились из его опустевшей головы, чтобы принять, впитать в себя новую встречу; это облако, состоящее из ароматов духов, женственности, кокетства и загадки. Их роман-романс, замолкший, казалось, навсегда, вновь зазвучал в Саше вторым куплетом, и второй куплет создавался прямо на глазах, набело.

Они обнялись, но Вете этого показалось мало, и она, не смущаясь никого и ничего, поцеловала Сашу в изумленно приоткрытые губы. Хорошо поцеловала… Как следует…

– Ты что здесь делаешь? – спросила она потом.

– Да вот отправляю в Югославию группу моделей, – кивнул Шурец в сторону девушек, которые таращились на них с высоты своего одинакового роста. – А ты?

– А я в Бельгию.

– Зачем? – глупо поинтересовался Саша.

– Да так просто, – сказала Виолетта, а потом вдруг добавила, сияя глазами: – А я замуж выхожу, – и показала на Гамлета, смотревшего на них с опасно возрастающим интересом. Она показала по-детски невежливо, пальцем. – Что, шок, да? Шок? – спросила она с жадным любопытством. «Шок» с некоторых пор стало ее любимым словом. Ей нравилось не только слово, но и само понятие «шок», и все с ним связанное, например, реакция шокируемого. Вопрос о браке с Гамлетом на повестке дня не стоял, но Вете хотелось сейчас еще чем-нибудь Сашу поразить, хотя куда уж более…

– Ну почему «шок»? – смущенно, но и с некоторым оттенком досады молвил Шурец. – Нормально. Так и надо. – Затем досада все-таки проявилась. – «Неравный брак», – бестактно пошутил Саша.

– Ну почему «неравный», он всего на 25 лет старше.

– Всего?

– Да, всего… – хулиганский блеск в Ветиных глазах становился все ярче, все разгорался, и она вызывающе предложила: – Познакомить?

«Почему бы и нет», – подумал Саша, а вслух сказал: – Не стоит… Зачем?..

– Ну тогда я сбегаю к нему, объясню, кто ты, а то вон он уже как смотрит.

– А кто я? – поинтересовался Шурец.

– Да навру что-нибудь, – игриво ответила она. – Не правду же ему рассказывать. А потом сразу вернусь, ладно?

И она побежала к своему ревнивому кавказцу врать о причине уж слишком теплой встречи со старым знакомым.

До окончания регистрации и прочих формальностей оставалось 30 минут. Саша перестал общаться со своей группой, на вопросы отвечал невпопад и все смотрел в ту сторону, куда убежала Виолетта. Неясная, без всяких видимых причин, тревога постепенно заполняла его. Разлад, душевный разброд, чего-то не хватает, необъяснимое беспокойство – все это испытывают некоторые люди при магнитных бурях и полнолуниях. Ничего похожего по крайней мере в последних два месяца после возвращения из Ижевска Саша не испытывал. Напротив, эти два месяца были чуть ли не самыми удачными в его жизни. Мало того, что глаз был вылечен без последствий, но еще и дела складывались как нельзя лучше.

Саша получил неожиданное приглашение быть автором новой юмористической программы на телевидении, затем поступило еще одно, с радио – Саша должен был сочинять для комик-группы пародийные тексты, пародии на наиболее популярные песенные шлягеры. А уж это – самое любимое поле, которое он пахал и перепахивал с наслаждением. И за такое наслаждение еще и деньги платили! Кроме того, он получил сразу несколько заказов на песни от известных композиторов и певцов, а все потому, что слава его как автора качественных песенных текстов росла. Все в этом пестром мире поп-звезд знали, что Саша не халтурит и сочиняет не по той распространенной методике, суть которой исчерпывающе сформулирована опять же в песне: «раз дощечка, два дощечка – будет лесенка, раз словечко, два словечко – будет песенка». Вот этого «раз словечко, два словечко» – Саша себе никогда не позволял. Словом, творческая жизнь шла бурно, и перспективы открывались самые благоприятные. А тут отчего-то – неясная тревога и сумбур в чувствах.

Виолетта вернулась, продолжая загадочно сиять. Что она там наплела про него жениху, Саша и спрашивать не стал: она могла бы убедить кого угодно, например, в том, что Саша – ее любимый учитель физкультуры в школе, или брат ее бывшей подруги Анжелики, с которым все детство они провели в одной песочнице – все это было не столь важно, а важным было то, что она опять стояла перед ним, держала его за руку и вся была будто наэлектризована, из нее прямо искры сыпались. И Саша с растущей тоской, как перед неизбежным шагом в пропасть, точно так, как перед первым поцелуем в Севастополе, ждал от нее какого-то неожиданного поворота, фортеля, финта, который (он это чувствовал всей кожей) она сейчас непременно выкинет.

Вета держала его за руку и при этом напряженно оглядывалась по сторонам, что-то искала у него за спиной, чего-то хотела опасного для Саши. Инстинкт самосохранения, как счетчик Гейгера при повышенной радиации, потрескивал внутри Саши, предупреждая об опасности, но Сашина поистине безумная отвага в любовных делах не давала ему воспринять этот сигнал. Писклявый голосок разума из недр его уже помраченного сознания, кричал: «Беги! Беги, пока не поздно! Попрощайся! Сошлись на то, что занят с группой, и уходи, беги от нее!» Но… Саша ждал. Ждал, как приговоренный, ждал, когда она объявит – чего хочет, или предложит что-то наверняка эксцентричное, и знал, что выполнит все, как последний раб. И дождался…

Виолетта вдруг, неожиданно низким шепотом, сырым, жарким и душным, как тропики, выдохнула, глядя ему не в глаза, а на губы:

– Я хочу тебя… Сейчас. Немедленно.

Дыхание первобытных джунглей, память веков, победная пляска инстинктов, в которой всегда солируют голод и женщина, побеждая подчас даже страх. Инстинкт самосохранения у Саши и так был развит чрезвычайно плохо, а тут и вовсе был придавлен зовом предков, этим диким пещерным звуком, рожденным не голосовыми связками, а сладострастным женским нутром, лоном, безусловно мятежным и порочным в героине нашего эпического полотна.

– Саша, пойдем куда-нибудь, быстрее, – звала она вот этим самым шопотом.

– Пойдем, есть еще время! Может, и не встретимся никогда больше. Давай! В последний раз! Перед свадьбой!.. – Лживое отчаяние девушки, идущей замуж за нелюбимого (а любимый – как раз Саша), делало ее экстремальное предложение морально обоснованным.

– Где? Как? – проблеял оторопевший, но уже заранее согласный на все Шурец.

Он надеялся, однако, что ничего особо страшного не случится, что его смутное беспокойство – всего лишь пустяк, ошибка. Он уже забыл ту самую игру слов, при которой Вита – «жизнь», а Вета, куда-то сейчас влекущая его, – то же самое, что «вето», запрет. Его уже волокла за собой стихия, ураган с нежным названием «Виолетта». Какая-то тень сомнения мелькнула в его смятенном мозгу, сомнения в правильности того, чему он сейчас поддается, но тут же исчезла, успокоенная тающим вдали воспоминанием об ижевской девушке Виктории. Она занозу-то Ветину вынула, сделала его опять свободным, значит, все в порядке. И теперь – почему бы и нет? Пуркуа, как говорится, па? – храбрился Саша. Но ведь он имел дело с ведьмой! Пусть необученной, годной к нестроевой, непрофессиональной, не состоящей в колдовском профсоюзе, но все же – чрезвычайно одаренной ведьмой! Простительно Саше лишь то, что он ничего не знал об этой стороне жизни Виолетты, и все же, все же! – к суровому, хоть и слабому, голосу рассудка следовало бы прислушаться.

– Давай так, – говорила Виолетта, – я пойду туда, в служебное помещение. Не оборачивайся. Там, сзади, в углу, – она показала глазами в ту сторону, – служебный вход. На двери написано. Я сейчас подойду к своему (она имела в виду Гамлета) и скажу, что мне срочно надо в туалет. Диарея будто у меня, – улыбнулась она. – Где туалет для пассажиров, я, мол, не знаю. И пойду туда, где служебный вход. Когда я там найду что-то подходящее, я приоткрою дверь и тебе махну. Ты все время стой тут и следи за дверью. Потом, когда я тебе дам знак, тихонько так, прогулочным шагом иди в другую сторону. Обойдешь зал и войдешь незаметно туда, где я.

Вета говорила так, будто весь сценарий этого эротического детектива был ею продуман заранее, еще до встречи в аэропорту, и его оставалось только разыграть, хотя все сочинялось буквально на ходу, за считаные секунды. Зомбируемый Саша тупо кивал, пытаясь запомнить все инструкции. Значит, следить за дверью, где написано «Служебный вход», потом, когда махнет – медленно, вокруг зала…

– Ты все понял? – спросила Виолетта.

– Ага, – сказал Саша.

– Ну я пошла. – Вета вздохнула и (в парадоксальном сочетании с происходящим и с нею самой) произнесла: – Ну! С богом!