Адская рулетка - Влодавец Леонид Игоревич

— Стало быть, деда Лешку три года «длинные» у себя держали?

Мне как-то не по себе стало. Хотя и на вранье похоже, причем и Леонтий мог наврать, отсидевшись где-нибудь, и бабка могла напутать, и нынешний Лисов мог на нас, дураков, страх нагонять…

— Это я тебе, теза, отвечу так. не знаю. За что купил, за то и продал.

— Ладно, Дмитрий Петрович, — сказал я, — что-то мы все о делах давнишних рассуждаем. А вы нам про нынешние дела в «Котловине» расскажите…

Я исподволь ощущал, что Лисов говорит охотно, но все время колеблется, не хочет говорить самого главного. Хотя чего уж занятней, казалось бы: Леонтий Кислов побывал на Луне раньше штатников на сорок четыре года, да и притом просидел там три года, уклоняясь от мобилизации на первую мировую… Дождался Советской власти и вернулся. Эх, где ж был советский агитпроп! Впрочем, почему Кислов не стал чекистам рассказывать про свое «лунное дезертирство», я догадывался. Не хотел в немецкие шпионы угодить. Знать бы, кто такой был «источник „Стриж“! Он-то наверняка четко знал, что да как… Все записывал, стукачок!

— Вот тут-то, паря, и надо думать. Сначала, если уж завели разговор, должен мне честно, от и до сказать, на кой ляд вам эта самая «Котловина» сдалась? Не от любопытства справляюсь, а просто не зная, чего вам здесь надо, могу и вам невзначай навредить, и себе жизнь сократить. Ты фильм «Сталкер» видал?

— И даже книжку читал, только забыл, как называется.

— Книжку я не читал, а фильм видел. Так вот, я — не сталкер. Сталкер, как по фильму, сам ни хрена не знает, куда ведет и что там будет. Короче, сталкивает, как кутят в воду: утопнут или не утопнут — наплевать. А я — промысловик. От слова «промысел». Я здесь пух беру. Двадцать третий год уже. И знаю, как тут и что. Уловил?

— Уловил. И вообще-то всегда знал, что «промысел» — это слово многозначное. Есть Промысел Божий, а есть — воровской.

— Правильно. Именно поэтому я и хочу знать точно, что вы отсюда хотите забрать и на какое дело употребить. Здесь много чего лежит. Но не все в руки дается, между прочим. Про стекло, которое все делает вечным, ты уже знаешь, в кино видел. Но есть и того сильней вещи. За некоторые не только руками браться опасно, но и глядеть на них нельзя. А есть такие, что для одного совсем безопасны, а другою — уморят. Есть и такие штуки, которые для самого безопасны, а другим могут страшные беды натворить.

— В общем, — сказал я, — нам с вами надо оговаривать условия устного контракта, Дмитрий Петрович. Верно я вас понимаю? Назовите сумму, поторгуемся.

— Что деньги? — хмыкнул Лисов. — Ну, запрошу с вас мильон долларов или полтора. И даже если вы такие деньги найдете, то мне их, пожалуй, тут не потратить будет.

— А вы в Лас-Вегас прокатитесь или в Монте-Карло — запросто все потратите, — посоветовал я.

— Нечего мне там делать. Я бы, конечно, нашел и здесь куда деньги поместить. Просто я очень боюсь, что если вы до самых интересных вещей доберетесь, то невзначай можете на весь мир шороху наделать, да такого, что всем миром не разобраться будет.

— Что ж ваш дед этого не боялся?

— Боялся, и еще как. Но он по-настоящему мысли умел читать.

— Мысли? Экстрасенсом был, что ли?

— Не люблю я эти импортные слова: экстрасенс, экстрасекс. Вот порох «экстра» — это знаю. Умел читать, это точно. Бабка врать не будет. А как научился: сам или от «длинных» — мне не рассказывали. Но ты, паря, меня в сторону не уводи. Будем крутиться — не договоримся. Если хочешь все делать сам — делай. Машины у вас есть, глядишь, и поедут. Туда только или обратно тоже повезут — не знаю. И куда привезут — тоже. Если что случится — на мне греха не будет.

— Ну, зачем же вы так, Дмитрий Петрович? — сказал я тоном обиженного ребенка. — Вроде уже начали друг друга понимать, а вы прямо-таки угрожать пытаетесь… А самое главное, непонятно, зачем вам такую комедию ломать? Я бы понял, если б вы хотели с нас деньжат срубить побольше. Тогда можно торговаться, пугать помаленьку и так далее. Но так, из непонятных, условно говоря, нематериальных соображений осложнять отношения? Зачем? Ну, допустим, мы скажем вам, что ищем то-то и то-то. Во-первых, можем соврать — вы ведь сами мысли читать не умеете? Во-вторых, можем сказать правду, но потом об этом пожалеть и позаботиться о том, чтобы про нашу находку никто не узнал… Вы ведь нас бандитами считаете, а раз так, то от бандитов всего ожидать можно. В-третьих, что изменится, если вы будете знать, как говорится, цель наших поисков еще до того, как они начнутся? Пойдем в лес, там и скажем. Все равно ведь вы нам будете дорогу указывать, так что рано или поздно узнаете, что мы ищем. Верно?

— Верно-то оно верно, — хмыкнул Лисов. — Только я ведь могу и вовсе не повести вас, если у вас худое на уме. А касательно того, что вы наврать можете, — пожалуйста, врите. Наврали про себя, что геофизики. Что вышло, небось не забыли еще?! Это ведь вам знак был. Меня, Лисова, надуть можно. Но место это, нашу, так сказать, «проклятую зону», — не надуешь. Поверить в это дело трудно, но так оно и есть.

— Нет, почему же, — сказал я, — мы как раз в это верим. И вообще, мы из документов кое-что о здешних порядках знаем. Ладно, допустим, мы прямо сейчас сказали вам, что нам здесь надо. А вы услышите наше признание и заявите: «Теперь-то, паря, я вас наверняка не поведу. Хоть убейте — не поведу».

— Нет, — оскалился Лисов, — «хоть убейте» — это я вам не скажу. Потому что и впрямь убить можете. Ежели это самое, что вы ищете, взять отсюда нельзя, то вы его так и так не возьмете. Сами сдохнете, если упорствовать станете, меня загубите в еще не старом возрасте, может, не дай Бог, до сыновей доберетесь, но ни шиша не получите. Чем такую дурь разводить и время травить, скажите наперед, что ищете. Может, я вам сразу объясню, что этого вам не взять. Тихо и мирно уедете. Ну а если то, что вам надо, в руки дается, растолкую, как взять. А может быть, и вовсе искать не понадобится…

— Это почему же?

— Ну, к примеру, если того, что вы ищете, вообще не было. Или было раньше, а теперь больше нет. Ну и если то, что вы ищете, уже нашли давным-давно.

— Хорошо, — сказал я, — раз так, глядите.

И картежным движением выдернул из-под куртки фотографию того самого огромного Black Box`a, которую мы рассматривали вместе с Чудом-юдом перед началом экспедиции.

— Вот оно что… — задумчиво поглядел на фото Петрович. — Сами додумались или как?

— Может, и сами, а может, «или как», — ухмыльнулся я. — У нас есть такая же штука, только поменьше. — Тут я по-рыбацки показал примерные размеры того Black Box`a, который добыли у Ахмад-хана. — Если это одно и то же, много интересного может получиться.

— Ты, теза, не обижайся, — сказал Лисов, — но эту штуку лучше не трогать. Ежели совсем откровенно, тут вообще ничего трогать не нужно. Знаешь, как говорят: «Не тобой положено, не тебе и брать». Все местные это знают, потому сюда и не лезут. А чужаков если и заносит, то ненадолго. Я уж говорил. Или крыша едет, или гибнут неизвестно отчего, или пропадают совсем. Карта у тебя есть?

— Есть, — кивнул я и вынул из полевой сумки двухверстку. Она была сделана по спутниковым данным и была одной из самых последних по времени изготовления, отражавшей состояние этой местности на период лета 1996 года.

— Вот, смотри и запоминай, — наставительно произнес Лисов. — Вот она, «Котловина», а вот рядом — «Контрольная». Тут четко видно, что из одного корня растут. Вот седло между ними. Точно помечено, толково… В общем, объясняю тебе ситуацию. Для начала покажу, где граница этой самой зоны проходит. Сперва, конечно, сама Порченая. Правый берег у нее, считай, чистый. То есть там ничего такого не бывает. На земле. В воздухе — не скажу, бывает. Вертолеты в сопках путаются, туман неведомо откуда берется, а иногда всякие «тарелки» и «огурцы» мерещатся…

— Мерещатся или летают?

— А их, паря, хрен поймешь. Один раз Володька Сухарев на «Ми-восьмом» увидел вот такую «пузень», как ты в кино показывал. Или, может, другую, но тоже «неопознанную». Над правым берегом, между прочим. «Встала, — говорит, — зараза, поперек хода и висит между двух сопок. Длиной в километр или больше». Володьке ни вправо, ни влево — горки по семьсот метров как-никак, долбиться же неохота. Он полез вверх — и штука эта тоже. Он поднырнуть под нее собрался, а она дорогу загораживает. В общем, куда вертолет ни ткнется — либо сопки, либо «огурец» этот самый. А садиться некуда, ни одной площадки нет. Ну он, видно, дошел до точки и попер прямо на «пузень». А она — р-раз!