Знахарь - Тадеуш Доленга-Мостович

— Была моей, только моей, а сейчас ее у меня отняли…

Целыми днями он безучастно сидел в углу камеры, равнодушно раздавая сокамерникам посыпавшиеся на него передачи с едой и табаком.

Так прошли праздничные дни.

После праздников Антония вызвали в канцелярию. Оказалось, пришел его новый защитник, адвокат Корчинский. Это был высокий и довольно полный, хотя еще молодой, брюнет с серьезным лицом и живым проницательным взглядом.

— Ну, пан Косиба, — он протянул руку в приветствии, — я ознакомился с вашим делом. Встречался с коллегой Маклаем, внимательно изучил судебные акты. Я не в восторге от процесса, проведенного первой инстанцией, и думаю, что мы еще поработаем. Если не выиграем дело полностью, хотя я уверен в успехе, то, во всяком случае, скостим срок до нескольких месяцев. Я предпринимал некоторые усилия, чтобы пана уже освободили…

— Это не имеет для меня значения. — пробормотал Косиба.

— Думаю, вы правы, тем более, что апелляционный суд назначен на первое февраля. Остался неполный месяц. Вряд ли стоит возиться с оформлением документов, чтобы вас выпустили под залог на столь короткий срок.

— Но у меня нет средств, чтобы внести залог…

— Пан Чинский хотел оплатить за вас.

— Ненужная забота. Я не нуждаюсь в помощи пана Чинского.

— Почему же?.. Он настроен весьма доброжелательно к вам. Собственно, это понятно, ведь вы спасли жизнь его невесте и, может быть, ему самому. Но вернемся к делу. Я уже собрал материал, которым воспользуюсь при защите. У меня мало времени, поэтому буду краток. Прежде всего, я попросил сделать рентгеновские снимки переломов у Лешека и его невесты. Показывал их многим врачам. Все сходятся в одном: операции, проведенные паном, сделаны не только правильно, но свидетельствуют об исключительных способностях пана. Что касается перелома основания черепа, то эта операция была сделана феноменально. Мне бы хотелось узнать, как и у кого вы этому научились?

Знахарь пожал плечами.

— Я не учился.

— Не скрывайте от меня этих сведений, пан Косиба, — как можно мягче сказал адвокат. — Если хотите, я сохраню их в тайне, но я должен знать. Возможно, вы работали санитаром в какой-нибудь больнице? А может, на войне?..

— Нет.

— Сколько времени вы уже лечите людей? Где вы жили до того, пока не поселились на мельнице под Радолишками?

— Раньше не лечил. Только там начал.

— Хм… Пан не убедит меня в том, что, не имея практики, он смог составить сломанные кости, примитивными инструментами произвести ампутацию и другие подобные операции.

— Я не хочу ни в чем убеждать пана адвоката.

— Своим недоверием вы затрудняете мне вашу защиту в суде.

— А разве я просил пана адвоката защищать меня? Мне не нужна защита. Адвокат с интересом посмотрел на него.

— Значит, вы хотите сидеть в тюрьме.

— Мне все равно, — мрачно ответил знахарь.

Адвокат возмутился:

— Зато мне не все равно. Я дал слово и пообещал другу, что вытащу отсюда пана, и я не упущу удобного случая. Не хотите говорить сами, я узнаю у других.

— Не стоит труда, — махнул рукой знахарь. Мне свобода не нужна, а другим до нее дела нет. Буду я в тюрьме или на свободе, никому от этого не прибудет.

— Глупости! Но даже если у вас есть основания рассуждать так, то в интересах справедливости…

— Справедливости нет, — прервал адвоката Косиба. — Почему вы думаете, что она есть?.. Откуда вам известно?..

Адвокат кивнул головой:

— Разумеется, я не говорю об абсолютной справедливости. Может быть, такая и существует, только в нашем сознании нет ни одного критерия, на основании которого можно судить о ее существовании. Я говорил об относительной, человеческой справедливости.

Знахарь рассмеялся:

— Нет никакой. Человеческая?.. Вы видите меня здесь, осужденного на три года. А абсолютная?.. Пан адвокат определенно не найдет критерия ее существования в сознании. Не в сознании ее нужно искать, а в совести. А если человек в этой совести найдет только обиду, оскорбления, если поймет, что вся его жизнь — унижения и боль, тогда где же та абсолютная справедливость? Это не наказание! Нет!.. Наказание приходит за преступление. Остается только обида! Ничем не заслуженная, горькая обида!

Глаза его горели, а толстые пальцы рук нервно сжимались. Адвокат какое-то время молчал, а потом неожиданно спросил:

— Какое у вас образование?

— У меня нет никакого.

— В ваших бумагах написано, что вы закончили два класса сельской школы в Калишском районе. Но говорите вы, как интеллигентный человек.

Знахарь встал.

— Жизнь подбрасывает человеку разные мысли. Я могу уйти?

— Сейчас, минуточку. Так вы не хотите поговорить со мной откровенно?

— Мне не о чем говорить.

— Как хотите. Я не могу вас заставить. Да, возможно, вам что-нибудь нужно?.. Теплое белье, может быть, книги?..

— Ничего мне не нужно, — подчеркнуто ответил знахарь, — я только хотел бы, чтобы меня оставили в покое.

Адвокат примирительно улыбнулся и протянул руку:

— Ну хорошо. До свидания, пан Косиба.

Когда сзади захлопнулись ворота тюрьмы, у адвоката Корчинского уже созрело решение: следовало поехать на мельницу, в Радолишки, в окольные деревни. разыскать свидетелей — бывших пациентов знахаря — и привезти их на суд. “При случае загляну на пару дней в Людвиково, — подумал он, — а из этого дела организую большой процесс и если не выиграю его, то грош мне цена”.

Корчинский был молодым адвокатом, однако врожденные способности, трудолюбие, глубокие юридические знания и, естественно, связи давали возможность быстро продвигаться вперед; его амбиции не ограничивались местной известностью, честолюбие требовало, чтобы о нем говорили по всей стране.

Он согласился заняться делом Антония Косибы не только из дружбы с Лешеком Чинским — не последнюю роль играл и приличный гонорар. Но главным образом его очень заинтересовало само дело. Он почуял в нем такую эффектную фактуру, благодаря которой подобный процесс вызовет громкий резонанс. Победа на таком процессе приносит адвокату славу.

Приняв решение вести дело, Корчинский уже никогда ни перед чем не отступал, и на следующее же утро он выехал в Радолишки. Два дня прошли в разъездах по району, в подробных беседах с людьми, в сборе материалов. Поэтому ему пришлось сократить время пребывания у Чинских.

Приняли его в Людвикове с распростертыми объятиями. Гости после праздника уже разъехались, дома были только родители Чинские и Лешек с Марысей.

Корчинский подробно рассказал, что удалось ему собрать по делу знахаря, и потирал руки: