Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн - Эдгар Бокс

— Конечно, мы знаем, у вас нет определенного распорядка путешествия, — сказал он и многозначительно посмотрел на Форнлея. Френсис почувствовала, американец успел ему рассказать, как их преследовали в Нюрнберге. Это предположение подтвердилось, когда Форнлей тут же перестал выяснять отношения.

— Мы можем позвонить из Инсбрука, — сказал он, — и узнать, здесь ли вы. Если не возражаете.

— Это было бы чудесно, — обрадовался, успокоившись, Ричард, трудное мгновение миновало.

— Жаль, что вы сегодня уезжаете, — проговорила Френсис. — Вечером танцы. — Идея не вызвала энтузиазма.

— Нет, не в гостинице, — продолжала она, угадав их мысли. — Дело стоящее, они происходят возле леса на постоялом дворе. Там построили помост, люди приходят со всей округи в своих лучших нарядах. Есть великолепные костюмы, любо-дорого смотреть, как народ веселится.

— Когда это начинается? — спросил ван Кортлендт.

— После девяти.

Он покачал головой.

— Слишком поздно, нам надо уехать примерно в шесть. Давайте так договоримся, вы сходите, а потом мне расскажете, хорошо?

— Ради всего святого, можно ли рассказать танец? Передашь ли словами то, что каждый воспринимает по-своему, — изумился Форнлей.

— О, у меня есть осведомители, — сказала Френсис и вспыхнула, заметив смущение Ричарда. — Нет, в самом деле, это фрау Шихтль. Она мне об этом все уши сегодня прожужжала и очень звала посмотреть.

— Довольно странно, что вы так считаете, не забывайте, у немцев здесь везде полно родственников. Думаете, нас встретят с распростертыми объятиями, и мы не будем выглядеть чужаками, от которых все сторонятся, словно от зачумленных?

— Говорите потише, — спокойно предложил Ричард.

Френсис вняла этому предупреждению.

— Нет, как раз наоборот. Фрау Шихтль очень хочет, чтобы мы пошли и увидели настоящих австрийцев. Она предложила мне надеть выходной наряд ее дочери. Очень красивое платье.

— Она ужасно симпатичная, — заметил Форнлей. — Мы повстречались с ней, когда пришли вчера с явным намерением вас поколотить.

Ван Кортлендт внимательно на него посмотрел.

— Боб, что это…

— Поколотить вас, выследить, словом, разыскать, — развил свою мысль Форнлей. — Так вот, пока мы ждали внизу, фрау Шихтль на кухне пекла пироги. Дьявольски аппетитно воняло. Мы заглянули туда и отпустили насчет ужасной Германии несколько шуточек, за что отведали только что вынутый из печки пирог. Много лет такого не пробовал.

— А я, кажется, упустил эту возможность, — подосадовал Ричард.

Френсис засмеялась.

— В самом деле. Фрау Шихтль говорит, что вы очень хорошо воспитаны и такой учтивый, — сообщил Форнлей. — Ей очень нравится ваш акцент, похожий на баварский.

Ричард покраснел.

— О, продолжайте, — сказал он, все засмеялись.

Ван Кортлендт расчувствовался.

— Где ее дочь? — спросил он Френсис.

Она ничего не сказала, опустив взгляд на свои руки.

— Я не стану использовать данный материал в своих работах, если вас это смущает, — добавил он, усмехнувшись.

Френсис не решалась рассказывать, но и у остальных проснулось любопытство.

— Она погибла. Несколько лет назад поехала в Вену учиться пению. Фрау Шихтль подкопила деньжонок, девочка хотела учиться. И, видно, у нее были способности. Но великой певицей она не стала, влюбилась, вышла замуж. Он был активным социал-демократом. Они предполагали приехать сюда, навестить фрау Шихтль; деньгами особыми не располагали, поэтому все тщательно взвесили. И тут пришли нацисты. Имя мужа было внесено в черные списки. Говорят, он совершил самоубийство. А о девушке ничего не; слышно. — Френсис помолчала. — Фрау Шихтль говорит, что я очень на нее похожа, какой она была в те времена, когда уехала в Вену.

Ван Кортлендт сказал:

— Может быть, она жива.

— Фрау Шихтль на это надеется.

Наступило молчание.

Снова заговорил ван Кортлендт:

— Вот еще что пришло мне в голову. Это не единичный случай. Внешняя оболочка дьявольской нацистской организации скрывает в своей натуре бесчисленные трагедии и патологическую извращенность. Внутри нее нет ничего, кроме лишений, страха и угроз. Даже тот, кто полагает, что ухитрился протиснуться в ряды привилегированной банды, продолжает балансировать на одной ноге. Лишь самые бессловесные из них могут забыть, что находятся на краю рокочущего вулкана. Приличный урожай нервных расстройств соберут сеятели этой жатвы.

— Или урожай трупов, — поддержал его Форнлей. — Порядочные штабеля трупов получатся. — Он задумчиво разглядывал обрамленный пеной край пивной кружки. Рассказ про дочку фрау Шихтль напомнил ему про Чехословакию, подумала Френсис. Она смотрела, как они допивали пиво, каждый размышлял о своем. Смутно было у них на душе — беспокойно на сердце.

Ричард поднялся, настроение изменилось.

— Насчет сегодняшнего дня. Я с Френсис прогуляюсь, дам вам возможность собраться и приготовиться к дороге. Вернемся к шести часам, чтобы с вами проститься. Вы ведь в это время надумали уехать, не так ли? — Последние слова прозвучали не как предположение, а как утверждение. Форнлей перехватил взгляд Кортлендта, оба обменялись улыбками.

— Нас это устраивает, — сказал американец. Потом многозначительно добавил: — Поступайте, как вам будет удобнее.

В три часа Френсис с Ричардом покинули «Лесную благодать». Ричард рассчитал, что расстояние от Пертисоу до дома с красными ставнями примерно две мили. Вчера, когда они поднялись на гору, откуда открывался вид на Плейтцах, Форнлей приметил этот дом, уединенно стоящий на горной поляне возле маленькой речки. Отличное место для летнего отдыха, заметил он. У него была страсть подыскивать участки для домов, которые он никогда не смог бы приобрести. На близлежащих горах он облюбовал уже три местечка, подходящих для сооружения летних шале.

Когда они проходили мимо Почтовой гостиницы, Форнлей стоял у дверей. Он помахал им, но не сделал ни малейшей попытки заговорить. Они вышли на дорогу, ведущую к Плейтцаху, Френсис ненароком оглянулась. Форнлей неподвижно стоял возле входа в гостиницу, засунув руки в карманы, и умело притворялся, что не смотрит в их сторону. Значит, его появление у дверей не было случайностью. Это их успокоило. По крайней мере, был человек, который мог бы удостоверить, что они живыми и невредимыми отправились на прогулку. Так сказать, подтвердить, что скончавшийся перед смертью и находился в полном здравии.

— В трудной ситуации на него можно рассчитывать.

— На кого? — спросил Ричард.

— На Боба Форнлея. Не сует нос не в свои дела. Не распускается. Не обижается на шутки. И при этом понимает, что вокруг делается.

— Он не глуп. Как и Генри, но в своем роде. Ты знаешь, Боб чемпион по гольфу среди любителей Бельгии и Германии? Генри сказал. Сейчас люди опасаются выражать собственные эмоции, а он словно Фома Неверующий получает удовольствие от своих язвительных замечаний. И при этом в избытке наделен здравым смыслом. Голова у него на месте, до трех сосчитать сможет, выдержки хватает. Иногда он распускается, тогда кровь вскипает, а плоть начинает бунтовать. Спорю, он живет в вечном разладе между тем, что следует делать, и тем, что он хотел бы совершить.

— Какая же сторона побеждает?

— Я сказал, он умеет ориентироваться.

— И доказал это нынешним утром. Мне понравилось, когда он разозлился. Но чувствовала, сдержался. Удивительно, как хорошо Боб и Генри все сообразили; они такие разные. Вот случай, когда люди находят общий язык и подавляют желание переделать друг друга.

— У них обоих хватает здравого смысла, — заметил Ричард; они миновали околицу, на заброшенной узкой тропинке, кроме них, никого не было; Ричард не преминул возможностью в последний раз согласовать план действий. Он предлагал подойти к дому не таясь, тогда их доводы прозвучат правдоподобно на тот случай, если их заприметят. Если же хитрить и скрываться, будет трудно объяснить такую предосторожность. Френсис с этим согласилась, хотя и считала, что чересчур просто войти в дом и спросить доктора Меснельбруна. Хотя она и зареклась сохранять хладнокровие, все же почувствовала, как от волнения зачесалась спина.

Была половина четвертого, дорога стала немного пошире, по ней уже можно было проехать на телеге, она огибала подножье холма, переходившего справа в горную цепь. Только отсюда можно было увидеть дом. Он расположился посреди просторной зеленой поляны под прикрытием холма, скрывавшего его от взглядов путников, бредущих от Пертисоу. Тихо и покойно было вокруг. Украшавший долину лес и горы, защищавшие ее, казались безжизненными. Отроги холма перерезали пополам дорогу, по которой сюда добрались Майлсы, позади осталась Пертисоу, похожая на расплывшееся, лишенное четких очертаний, пятно на географической карте. С гор поднимался туман, ветер стих; ветки не колыхались, листья не шевелились. Даже стук топора не доносился из лесу. Даже Плейтцах смирил свое неугомонное рокотание; короткий и обмелевший струился он по галечному руслу.