Черчилль. Молодой титан - Майкл Шелден

Жизнь многих людей находилась под угрозой во время поисков, поэтому семейство постаралось скрыть истинные мотивы девушки. Они беспокоились, как бы газетчики не пронюхали, что выходка дочери — безрассудный шаг впавшей в отчаяние молодой девушки, направленный на то, чтобы привлечь к себе внимание. Она жаждала сочувствия и внимания после отъезда Уинстона, но изо всех сил старалась делать вид, что ничего особенного не произошло. Имелся один молодой человек, чье внимание и симпатию она хотела привлечь, и в письме к нему Вайолет описала случившееся, сильно преувеличив опасность, грозившую ей. Письмо датировано октябрем: «Кажется, я немного прихожу в себя… мне удалось избежать пяти вариантов смерти: я не разбилась вдребезги, упав со скалы, не утонула, оказавшись в воде… дело обошлось без сотрясения мозга…».

Марго пыталась убедить падчерицу молчать о происшествии. Как она опять же писала в дневнике, «мне просто хотелось обратить ее внимание на то, что рыбаки и бедные люди из селения, которые нашли ее, ничего не сказали о том, что думают: бедная Вайолет! Все это так далеко от того, что она пытается показать. Конечно, я чувствую, как ей тяжело». Чтобы поскорее забыть об этом происшествии, Марго решила, что оставшуюся часть времени семья должна провести где-нибудь в большем уединении, и они переехали из замка в дом, принадлежавший ее брату, поблизости от Эдинбурга. Решение оказалось очень своевременным. Мрачная привлекательность замка совершенно не подходила в данный момент для Вайолет, которая и сама находилась в некотором помрачении. Действительно, это место оставляло какое-то гнетущее настроение, недаром замок заворожил писателя Брэма Стокера, который часто бывал в этих местах. Обычно он останавливался в гостинице Килмарнок-Армс (Kilmarnock Arms Hotel) в деревне Краден-Бэй. И очень многие считают, что именно замок Слейнс-Касл вдохновил его в 1897 году на написание романа «Дракула». Во всяком случае, последние строки этого произведения он написал именно в этой гостинице.

За Вайолет установили постоянный пригляд, после того падения «со скалы», как она сама говорила, — девушка выказывала признаки нервного расстройства. Особенно в тех случаях, которые, так или иначе, были связаны с Черчиллем. В октябре премьер-миистр был вынужден вмешаться в ее планы, чтобы отговорить от поездки к Уинстону, когда тот вернулся после медового месяца. Прослышав о том, что в Данди должен пройти ежегодный конгресс шотландских либералов и по этому поводу будут произнесены речи, Ваойлет внезапно решила, что должна непременно появиться на той же платформе, где будет Черчилль, чтобы выступать в его защиту. Отец убеждал ее не делать этого.

«Как жаль, — писала она Венеции, — мне так хотелось высказаться!» Премьер-министр внушал дочери, что ей не стоит выступать из «политических» соображений, но и он, и Марго тревожились, что ее появление рядом с Уинстоном привлечет внимание газетчиков и породит массу сплетен и слухов.

Вскоре это маниакальное состояние стало сходить на нет, особенно после того, как Марго завела речь о том, что, раз Вайолет находится в таком расстроенном состоянии, ей необходимо снова поехать в Швейцарию для поправки здоровья. Конечно, Марго не представляла всей глубины того душевного потрясения, что пережила Вайолет, однако от нее не укрылись резкие изменения в настроении приемной дочери. «Этим летом, — записала она в дневнике, — что-то вдруг сразу переменилось». Но провести еще одну долгую зиму за границей Вайолет смертельно не хотелось. Поэтому, несмотря на отчаянное желание с головой окунуться в политику, ей пришлось согласиться, что этого делать не стоит, чтобы ее снова не услали из Англии. На протяжении следующих двух месяцев она уделяла меньше внимания своей дружбе с Уинстоном, поскольку ей требовалось время, чтобы смириться с присутствием его жены Клемми. И после того, как это все-таки, наконец, произошло, она в конце зимы в сопровождении Марго отправилась на шесть недель в Европу. На этот раз она выдержала испытание ссылкой относительно спокойно, довольная уже тем, что она оказалась не столь продолжительной.

Черчилль очень хотел, чтобы Вайолет и Клемми подружились, и старался сделать все, чтобы сгладить ранящие моменты. Через два месяца после свадьбы он пригласил девушку на ланч. Вайолет старалась держать себя в руках, но Клемми не произвела на нее большого впечатления. Когда она призналась в этом Уинстону, тот сказал, что достоинства его жены таятся в глубине и не бросаются в глаза. Вайолет готова была высказаться более резко, но сдержалась — к чему она приучала себя уже в течение этих месяцев, — поэтому только улыбнулась и ответила загадочно: «Но глаза видят так много!»

Хотя горечь в душе Вайолет еще оставалась, все были заинтересованы в том, чтобы летние волнения остались позади и больше никого не беспокоили. Вайолет осталась самым большим защитником Черчилля на Даунинг-стрит. Но оба все-таки принимали меры безопасности, чтобы не сближаться уж слишком тесно. Очень небольшая часть их переписки сохранилась, хотя оба больше всего на свете любили эпистолярный стиль. На публике Черчилль почти ничего не упоминал о Вайолет. Имеются только разбросанные то тут, то там фразы, большая часть из них посвящена воспоминаниям о том, как дочь обожала своего отца. Он называл Вайолет «доблестный боец» Асквита.

Уинстону приходилось туго в его попытках не обидеть Вайолет, и оберегать счастье Клемми. Но его стремление миновать эти рифы было очень честным и искренним. Поэтому он не утратил дружбы одной и сохранил любовь другой. В первые два года их совместной жизни Клемми побаивалась, что он разочаруется в их браке. «Тебя никто не сможет мне заменить, — уверял Уинстон. — Ты единственная, кого я люблю. И ты должна верить мне. Я никого не смогу полюбить, кроме тебя».

Он отвечал за сказанные слова, хотя это было необычно для политика его возраста и с его представлениями о себе.

XVII. Выдающийся эдвардианец

Его восхождение было необыкновенным. Менее чем через семь лет — когда Черчилль вышел из заднескамеечников консервативной партии, он выдвинулся в первый ряд либерального кабинета. Комментаторы со всех сторон предсказывали, что однажды он займет место премьер-министра. Еще во время его помолвки, воспользовавшись удобным случаем, в «Дейли Миррор» отметили, что ожидания, связанные с его ярким политическим будущим, вполне оправданны. После спасения в горящем доме, репортер с оттенком добродушной насмешки, но с полным основанием, писал: «Если пророчества когда-либо сбывались, то можно смело предсказать, что мистер Черчилль — солдат, военный корреспондент, путешественник, биограф, а теперь, имея в виду только что случившееся, еще и пожарник, — однажды решит (и это случится не в столь отдаленном будущем) достичь поста премьер-министра».