Наследники - Евгений Федоров

— Добро! Ко времени подоспели! Садись, молодцы, гостями будете, — радушно пригласил атаман. Казаки потеснились, дали прибывшим место.

Бабы-стряпухи подали на стол миски, полные горячих жирных пельменей. Появились и штофы с вином, поднялся говорок. Атаман налил чары, одну, большую, пододвинул Грязнову.

— Во здравие государя! — поднял чару Чика и поклонился гостям: — Начнем с богом!

Казаки дружно осушили чары. Не отстал и беглый.

— Эк, по всему видать, и ты добрый питух! — весело прищурил глаза атаман. — Это добро. Кто чару пьет, тот и в драке лих… Э, да ты еще не казак! — Он схватил Ивашку за волосы и засмеялся.

Беглый смутился. Сидевший рядом с ним атаман дружески хлопнул его по плечу.

— Ничо, не горюй, друг! Враз в казаки поверстаем! — Он пошарил в углу, достал ножницы. — Нагнись!

Беглый покорно склонил голову. Атаман проворно подстриг его под кружок.

— Ну вот, и казак ныне! — весело произнес Чика. — А теперь выпьем за поверстанного!

— Ваше сиятельство! — вдруг возопил солдат. — А меня что же обошли!

— Да куда тебя на деревянной ноге! — отмахнулся Чика.

Солдат потемнел, просительно посмотрел на Грязнова. Беглый понял и весело сказал атаману:

— То не простой человек. Он первый бомбардир.

— Бомбардир! — изумленно вскричал Чика и уставился в солдата. — Да что ж ты промолчал. Пушкари да бомбардиры у батюшки царя Петра Федоровича ныне первые люди! Верстай и его в казаки! — предложил атаман, и солдату Волкову тоже подстригли волосы под кружок.

В избе стало шумно, гомонили все. Потные от жары бабы-стряпухи проворно меняли миски с пельменями да подставляли штофы. Распахнув чекмень, Чика разглаживал бороду да подбадривал атаманов:

— Послужим, братцы, верой и правдой батюшке государю! Побьем всех ворогов! На слом возьмем!

— На слом! На слом! — подхватили атаманы.

Грязнов и бомбардир неделю пробыли в Чесноковке, и каждый день атаман приглашал их к обеду. Пугачевский полковник кормил гостей изобильно. С раннего утра множество поселян из ближних и дальних слобод приходили на поклон к Чике, и каждый приносил ему дар: кто гуся, а кто поросенка. В амбаре стояли бочки с вином. Казаки потихоньку пили хмельное, но атамана побаивались.

Народ любил его за справедливость и заботу о простых людях. Приказано было всем атаманам и старостам народ в обиду не давать, наборы среди жителей производить равномерно, а женкам и детям ратных людей, пребывающих в походе, отпускать провиант из казенных и мирских магазинов.

В каждом селении и заводе был поставлен свой атаман или староста. Они рассылали разъезды, держали на дорогах заставы и зорко следили за каждым проезжающим.

Всех своевольцев и грабителей атаман нещадно карал батогами. Шли к нему попы, он встречал их почтительно и склонял на свою сторону. Многие из них среди народа восхваляли «государя-батюшку». Из Осы приехал с поклоном воевода, привез пушку, бочку пороха и два воза медных денег. Чика принял дары, приказал воеводе по-казачьи остричь волосы:

— Будь ты отныне казак, а не воевода! Полно тебе мирскую кровь-то сосать!..

Каждый день в Чесноковку подходили новые и новые толпы повстанцев, атаман верстал их в казаки.

Меж тем из-под Красноуфимска прискакал гонец с радостным сообщением: Салават Юлаев со своими башкирами занял городок. Атаман задумался, дерзкие мысли пришли ему в голову: решил он захватить Кунгур да Челябу. Поручил он табынскому казаку Ивану Кузнецову принять начальство над башкирами и вести их в пермскую землю. Тут и Грязнову выпало счастье: вызвал его атаман, долго вглядывался в него пытливо, наконец сказал:

— Вижу, верный ты человек! Сослужи государю-батюшке службу: веди свое воинство на Челябу, преклони ее к нашему делу!

Грязнов не утерпел, подошел к атаману, обнялся с ним.

Не мешкая, Ивашка с бомбардиром подняли свое воинство в поход. За околицей мела пурга, выл злобный сиверко. Но демидовские жигари, не страшась ни мороза, ни ветра, бодро тронулись по сибирской дороге на Челябу.

3

В Челябу из слободы Кундравинской прискакал купецкий сын Ануфриев и насказал разных страхов. От него узнали, что пугачевские войска заняли крепости Чебаркульскую и Верхнеуральскую.

Купецкий сын заготовлял овес для торговлишки, когда пугачевцы подошли к слободе Кундравинской. Население, разодевшись во все праздничное, толпой вышло им навстречу. Слободской поп приказал ударить в колокола и собрал причт, чтобы поднять иконы и хоругви для встречи атамана Грязнова.

Из-за горы показались пугачевские войска. Впереди ехал сам Грязнов — кряжистый, русобородый. На нем расстегнутая крытая шуба, под ней бешмет, обут атаман в сапоги, на голове шапка-чепан, опушенная лисицей. За ним шли четыреста бойцов с семью чугунными пушками:

Бомбардир Волков любовно оглядывал их, прислушивался и время от времени покрикивал команде:

— Поглядывай за голубушками!

Поравнявшись с толпой слобожан, пугачевский атаман крикнул:

— Здорово, детушки!

Толпа дрогнула и закричала «ура».

По занятии Кундравинской повстанцы разбили царев кабак, атаман забрал в свою войсковую казну деньги из конторы и пожег все бумаги: кабальные и долговые записи. Вечером кундравинцы присягали «императору Петру Третьему».

Ночью спрятавшийся от расправы под стог сена купецкий сынок Ануфриев вылез и, побросав заготовленные возы с кулями овса, сбежал в Челябу…

На другой день в Челябу прибыла рота тобольского батальона и с нею полевая артиллерия под начальством подпоручика Федора Пушкарева.

Челябинский бургомистр встретил войска хлебом-солью. Роту на постой разместили на посадье, а орудия полевой артиллерии установили на площади против воеводского дома. Алексей Петрович вызвал к себе Пушкарева, расспрашивал его о драгоценном здоровье Чичерина.

Тем временем, пока шла официальная беседа, толпа казаков собралась возле расставленных орудий и с любопытством разглядывала их. Старый канонир стал отгонять их прочь.

Высокий, с окладистой бородой казак Михаил Уржумцев толкнул плечом канонира и крикнул:

— Сторонись, дай я покажу, как палят!..

Он проворно бросился к пушке и быстро повернул ее на город. Часовые накинулись на зачинщика, но бывший тут же хорунжий Наум Невзоров закричал:

— Казаки, пора действовать!

Казаки мигом окружили орудия и повязали часовых. Солдаты тобольской роты со страху разбежались кто куда.

Восставшие повернули пушки на город, приставили к ним своих часовых с зажженными фитилями, грозя в щепы разнести Челябу. Толпа устремилась к воеводскому дому. Два воеводских холопа выскочили из сеней со старыми мушкетами и дали залп, но казаки стащили их за полы с крыльца и обезоружили.

Воевода выглянул в окно и ахнул. От страха он упал на четвереньки и пополз под кровать. Ворвавшиеся в горницу казаки извлекли его оттуда за ноги и потащили в казачью войсковую избу. Он упирался, но казаки били его прикладами и орали:

— Иди, черт, мы еще с тобой поговорим!

Подпоручик Пушкарев, услышав шум и крики у воеводской канцелярии, быстро сообразил, в чем дело. Он бросился на посадье. Угрозами он собрал полсотни штыков и внезапно окружил оставленных у пушек часовых-повстанцев. Овладев орудиями, подпоручик быстро навел их на возмутителей и, выстроив в команду, со штыками наперевес пошел к войсковой избе.

Восставшие заволновались и стали разбегаться. Казак Михаил Уржумцев, размахивая дрекольем, кричал:

— Куда? Куда, остуды, да мы их!..

Но его из-за крика не услыхали. Только хорунжий Невзоров с горсткой вооруженных казаков отчаянно отбивался, но тут к Пушкареву подоспели артиллерийские офицеры и купеческие сынки, и хорунжий Невзоров с горсткой людей, отстреливаясь, отступил.

Воеводу немедленно освободили. Господа офицеры, рекруты, купецкая дружина и даже канцелярские служители весь день ловили по городу и на посадье мятежников. Задержали шестьдесят три повстанца. Казак Михаил Уржумцев, отрезанный от своих, убегал через площадь к воеводскому дому. Он забежал во двор, размахнулся, метил прыгнуть через дубовый тын, но, пораненный и очень ослабевший, не смог. Тогда, не мешкая, он бросился в раскрытые ворота сеновала и стал зарываться в сено. Тут его и схватили.

Вечером того же дня, по указу воеводы, избитого казака Михаила Уржумцева привели в воеводскую канцелярию и подвергли строгому допросу.

Отхаркиваясь кровью, казак на вопросы огрызался. Держал он себя дерзко.

Уржумцев показал, что он, как и все казаки, ненавидит воеводу и прочих душителей народа, что он ходил с челобитьем к батюшке императору Петру Третьему, от которого в Челябу с указом выслано четыре человека. Где эти люди, он, Уржумцев, не знает, а хоть бы и знал — все равно не сказал бы!

Казака снова истязали, но, избитый до полусмерти, он не сдавался.